— Замри, — недовольно прошипел он у нее над ухом.

— Что ты творишь? — Дия хотела заорать, но отток боли был настолько ощутим, что сжал горло и заставил ее задрожать. Никто и никогда не снимал с нее боль, хотя девушка знала, что такое возможно.

Дядя отказывался это делать целенаправленно. Считал, что такая практика научит ее выносливости. И Дия была с ним согласна. Первый раз боль было очень трудно терпеть, но Калеб учил ее отвлекаться от нее. Переводить свое внимание на нечто другое. Например, на спасенного солдата, вновь идущего на дежурство и продолжавшего службу по защите покоя страны и людей. В его жизни и сохраненной душе она находила силы контролировать себя и крик, рвавший горло. В конце концов, она выбрала эту профессию осознанно и принимала забранную боль как часть той пользы, что могла принести людям. А солдатам даже в голову не приходило, что целителям можно помочь. И девушка их не осуждала. Не каждый захочет переживать боль самостоятельно. Ведь помощник не рассеивал ее, а перетягивал на себя. Да, его страдания продляться в десятки раз меньше, но все равно это боль.

— Отпусти, — Дия чувствовала, как каменеют руки парня, и злилась, что ее тело само так и льнет к нему, как к источнику обезболивания. — Отпусти. Не смей.

— Я сильный, я потерплю, — тихо проговорил ей в макушку Ричард, и от его голоса внутри что-то дернулось. Эти объятья, уходящая боль. Внутри нарастало комом странное чувство, что заставляло девушку желать отодвинуться. И она с упорством продолжала вырываться, но парень не отпускал.

— Не смей! — Дия почувствовала, как в носу защипало. И чувство, что встревожило ее, приняло четкие формы. Воспоминание из детства. Тогда, маленькой девочкой, она падала и расшибала коленку, и папины сильные руки обнимали ее, гладили по голове, снимали боль и дарили покой и безопасность.

— Не смей! — Дия почувствовала, как по щекам побежали слезы. Это были первые воспоминания детства за последние десять лет. Той безопасности и любви она больше никогда не испытывала. И вот сейчас желание этого парня помочь ей всколыхнуло давно забытые чувства. Это было глупое чувство, ненужное, слабое.

— Все хорошо, я рядом. Сейчас все пройдет.

Ричард не удержался и погладил Диару по голове. Она походила на птицу, дрожащую, злую и раненую. Боль потоком текла от нее, и он терпел больше не из-за своей стойкости, а пораженный терпеливости той, что сейчас всхлипывала у него в руках.

— Отпусти. Не смей.

Дия хотела оттолкнуть парня, но силы странно покинули ее, и она просто застыла. Заметив это, Ричард осторожно развернул ее к себе и вновь прижал к груди. Дия услышала стук его сердца. Его ритм всколыхнул ее, поднимая новую волну сопротивления и возмущения. Хотелось поднять голову. Закричать прямо ему в лицо: «Не смей делать меня слабой! Не смей напоминать о прошлом!». Но девичьи руки вцепились в китель, и каждая новая слеза словно проливала бальзам на ноющее сердце. Она не плакала так с тех пор, как дядя сообщил ей о гибели родителей.

«Ради них ты должна быть сильной и выжить, — сказал дядя, пока ее тело корежило от взбешенной внутри магии. — Слезам здесь места нет!». И она перестала плакать. Навсегда запечатала их в своем сердце. И даже когда было порой обидно, больно и горько, фраза дяди: «Слезам здесь места нет!» продолжала её сдерживать. И Дия улыбалась вопреки всему, смеялась обидчикам в лицо, язвила и просто сдерживалась.

Сейчас же все запреты пали. Искрение слезы, которых не было последние десять лет, текли по щекам, не переставая. И девушка не могла их остановить, не могла отшутиться, как и оттолкнуть парня, что продолжал обнимать ее. Боль проходила. Дия чувствовала, как сердце, выплеснув часть ее через слезы, по новой разгоняет силу по телу. Наполняя его светлой магией, что сплеталась с резервом парня и растворяла остатки пережитого, словно не желая страданий этих двоих. Словно понимая, что боль была ошибочной, стирала ее без остатка.

Боль прошла. Полностью растворилась не только в теле Диары, но и у Ричарда. Парень смотрел, как Дия окутывает его своим резервом и поражался, как гармонично сплетается их магия, исцеляя и поддерживая друг друга. Они были словно одно целое. Единое. Опустив руки, он уже знал, что девушка не уйдет. И та, чувствуя, как ее энергия пришла в гармонию, растерянно подняла голову. В мыслях царил покой, и даже если бы она захотела, то не нашла бы слов, чтобы сказать их парню, который с нежностью стер последнюю слезинку с ее щеки.

— Дия! — голос Шаи заставил пару отступить друг от друга, нарушая их единение.

Заметив приближающуюся к ней Шаю, Диара напряглась. После того покоя, что она испытала в объятьях Ричарда, совсем не хотелось выяснять отношения с бывшей послушницей. Тихо буркнув парню: «Благодарю», — развернулась и хотела сбежать, но Шая закричала полным слез голосом:

— Дия, пожалуйста! Прости меня!

Девушка остановилась, пораженная состоянием Шаи. И через пару минут та, добежав до нее, крепко обняла, спрятав зареванное лицо на ее плече.

— Я не знала, не знала, — бормотала она сквозь слезы, все крепче прижимаясь к Диаре. — А ты… А они…

Дия растерянно гладила Шаю по голове и пыталась ее успокоить. Улыбнувшись, Ричард развернулся и направился обратно на плац, понимая, что сейчас будет третьим лишним. Подругам явно стоит поговорить и выяснить все наедине. А ему надо поговорить с Мелиндой. Не откладывая.

В теле царил странный покой и умиротворение. Слова для разговора появлялись сами собой, и парень впервые осознал, что значит находиться в гармонии со своим сердцем и разумом.

— Я, и правда, не знала, — вновь всхлипнула Шая, и Дия протянула ей высушенный минуту назад платок. — Тебе точно уже не больно?

— Все в порядке. Не переживай. Ричард отлично справился. Даже не думала, что так можно быстро снять последствия. А насчет знаний — ничего удивительного. Ты обучалась в монастыре. Вы, как правило, работаете только с мирным населением. У меня же совершенно другой опыт. И поверь, я была полностью готова к тому, что произошло на плацу.

— Ты сказала, карта есть… — Шая забавно шмыгнула носом. — Я подумала, ты больше никогда не захочешь меня видеть.

— Я думала о том же, потому и предложила такой вариант избегать друг друга. К нам на границу частенько приезжали целители из простых академий. Впервые увидев экстренное очищение, они переставали меня замечать. Или, при случае, выговаривали, что целителю не должно причинять людям страдания.

— Но ты не причиняла!

— Да, но тебе явно об этом рассказал магистр. А у нас на границе некому посвящать в свою работу тех, кто приехал на экскурсию.

— На экскурсию?

— Мы так называли тех, кто проходил военную практику для галочки. Месяц на границе сушат травы, не показывая носа из целительского корпуса, а после получают более престижные места в городских лекарнях. А те, кто собирался оставаться на границе, и без этого знали, как работают боевые целители.

— И ты все равно выбрала эту профессию?

— Кто-то же должен. Однажды дядю вызвали на соседнюю заставу. Там боевой целитель погиб при исполнении, и более десятка солдат самостоятельно вырезали себе отравленные ядом куски плоти. Отсекали конечности. Вот это действительно выглядело страшно. Здесь, на полигоне, фиолетовое пламя — всего лишь цветная метка. Но когда ты напрямую сталкиваешься с отравой Проклятых, чувствуешь, как твоя магия поглощается черной пропастью и твою душу затягивает туда же. Даже сомнений не возникает, что это надо отсечь, прижечь и уничтожить. И солдаты идут на крайности. Отсекают себе руки, ноги, не задумываясь, что нарушают целостность магических потоков, и часто гибнут от потери крови и болевого шока. Потому боевые целители на границе, как единственный шанс выжить и продолжить службу. И если надо потерпеть, чтобы мир жил в покое, я думаю, это не сложно сделать. В конечном итоге я этому научилась.