Мальчишка был еще слишком молод с детскими чертами округлившегося от сытой жизни лица. Всматриваясь в ухоженного мальчика, я видел сходство с Николосом, которого знал сейчас.

Взгляд выхватил из череды образов, как он прячет под подушку хлеб, в потайные уголки комнаты — сладости.

Я знал, что этот господин, приютивший моего друга, был не единственным вампиром в этом доме, но образ второго ускользал от меня.

Большинство событий, пронесшихся передо мной, мне даже не удалось уловить, лишь смазанные образы, улетающие прочь, и я за все это время, не шелохнулся с места. Весь мир вертелся вокруг меня.

— Николаус! — голос твердый хрипловатый. — Пора.

И именно сейчас я увидел Николаса каким я знаю его сегодня. Мне удалось уловить его настроение: счастье. Цвет лица приятного оттенка живого человека, я не мог налюбоваться на него, от нахлынувших чувств защипало глаза. Неожиданно он стал таким близким и живым. В этот момент я любил его.

Зажмурившись и отвернувшись от яркого света, я закрыл лицо руками. Солнце начинало уходить за линию горизонта, ослепляя глаза последними лучами, окрашивая все небо в кровавые оттенки.

Николас выбежал из дома, на моих глазах только что стоявший вампир растворился в воздухе, а за открывшейся дверью блестел солнечный день.

Я не успевал за сменой событий.

Мой дорогой друг стоял на холме за домом и смотрел на горизонт, наступал восход… я ничего не мог понять. Вначале появился светлый ореол, становясь с каждым мгновением ярче, цвета начали перетекать из блеклых в яркие, переливаясь в оранжевые, красные, пурпурные. На чистом темно-голубом небе зрелище выглядело потрясающе. Я давно позабыл об этом природном явлении, которое осталось в моей памяти размытым видением.

Я почувствовал, как по щекам текут горячие слезы. Прибывая в замешательстве, незримо присутствовал рядом, разделяя его смешанные чувства. Хотелось поддержать, но мне не оставалось ничего, кроме как смотреть.

Мир потемнел.

Я очутился далеко за городом. Мимо меня широкими шагами прошествовал тот властный господин в черном. У стены, находясь под гипнозом, застыли двое смертных. Незаметно для всех я проследовал за ним в круглый зал с потолком, уходящим далеко вверх. Зал был совершенно пуст, только четыре вырезанных из камня трона находились у одной из стен. В самом центре стоял Николас, молча преклонив голову. Мужчина в черном зашел внутрь, источая гнев, в то же время, с опаской смотря на четырех судей.

Подойдя ближе, я к своему ужасу увидел пепельные лица четырех существ, кожа обтягивала череп, глаза у одного из них, самого молодого, казались огромными и бесцветными. Трое других так же отличались по возрасту: у самого старого отсутствовали волосы, нос маленький, лицо худое, мне показались его черты ужасными. Двое других, похожие друг на друга имели белесый цвет волос и грязно-серые, словно выцветшие, глаза. Их белая одежда походила на саван, обмотанные вокруг их тел.

Вошедший низко поклонился. Злость и гордыня, пылающие в нем, сменились страхом, завуалированные почтением. Он произнес:

— Прошу разрешить мне забрать мое неразумное дитя, осмелившееся побеспокоить вас. За этими дверями вас ожидает скромный дар.

Самый старый из них поднял костлявую руку, указав на него:

— Мы не давали тебе слово, — голос прозвучал будто из загробного мира. Кожа на черепе натянулась, грозясь лопнуть. — Мы принимаем смертных. Продолжай, юноша.

Говоривший сразу замолчал, пять раз поклонившись, выпрашивая прощение.

— Я честно выплатил названную господином цену, но не был отпущен.

— Было очень смело и безрассудно прийти сюда, — голос шелестел, как опавшая листва. — По собственной воле к нам давно не приходили.

— И кто же надоумил тебя обратиться к Совету? — Уточнил самый молодой звонким, так и не сломавшимся детским голосом. Высокие нотки поднялись к потолку, отразившись от стен, вопрос эхом повторился несколько раз.

Я закрыл уши руками.

— Второй ученик господина, — говоривший понизил голос.

— Мы хотим послушать и его версию. — Древний вампир опустил руку, которая рухнула на подлокотник, как неживая.

— К сожалению, он уже мертв, ослушавшись приказа господина не помогать мне.

— Послушание — это главное, — в один голос повторили два похожих друг на друга вампира, молчавшие до этого, — но и договор тоже.

Вампир в черном стоял на прежнем месте. Он склонил голову и опустил глаза в пол, в жесте подчинения.

— Подойди к нам, юноша.

Как только Николас оказался перед ними, молодой протянул руку. В помещении возникла давящая тишина. Пришедший положил свою ладонь в бледное подобие руки члена Совета, пальцы древнего вампира сжались, как тиски, дернув руку на себя, заставляя подойти ближе.

На одном из пальцев был надет железный шип, и схвативший Николаса провел им по его кисти, образовалась глубокая рана. Мой друг скривился от боли, но промолчал.

— Прошу тебя. — И, будто игрушку, его передали в распоряжение лысого вампира. Тот медленно наклонился, медленно провел по ране языком и присосался губами к окровавленному запястью.

Мне не было понятно, зачем это сделали. Я наблюдал, как Николас упал на одно колено, силы покидали его.

— Мне все ясно, — произнес древний вампир, оторвавшись от раны. Испачканные кровью губы блестели, с подбородка упала единственная капелька крови. — Ты можешь идти.

Встав, самый молодой из них оказался не выше полутора метров, длинное белое одеяние шлейфом стелилось по полу. Хладнокровно схватив его за раненое запястье, он вывел побледневшего юношу из зала.

Николас, проходя мимо своего наставника, бросил на него недобрый, торжествующий взгляд, ответом ему послужила злость и страх наставника.

Тяжелые деревянные двери за ними закрылись. Они, не останавливаясь, направились по коридору, и замерли лишь тогда, когда зашли в маленькое темное помещение без окон с каменными стенами.

— Позвольте обратиться.

Его провожатый повернул к нему голову, на лице полное безразличие и усталость.

— Что мне теперь делать?

— Оступившегося и обманувшегося накажут, ты пока останешься здесь и, если выживешь, уйдешь завтра вечером. — Дверь захлопнулась, лязгнул железный засов.

— Что значит, если выживу? — Он застучал кулаками в дверь. — Откройте, выпустите меня!

Сколько бы Николас не вслушивался, за дверью царила тишина: ни звука шагов, ни ответа.

И тут меня пронзила такая боль, которую невозможно терпеть, весь мир уменьшился до размеров пылинки, а эта всепоглощающая боль заменила собой мир. Мы оба плыли в ней, не в силах кричать, шевелиться, дышать. Показалось, что прошла целая вечность, пока волна не отхлынула и вокруг не возникла пустота. Мысли медленно возвращались, перед глазами появлялись размытые стены.

Я тяжело дышал лежа на полу в нашем временном пристанище, моя голова находилась у Николаса на коленях. Он гладил меня по волосам, глядя на меня заботливым взглядом.

— Как ты? — спросил друг, когда я открыл глаза. Я зашевелил губами, не издав звука. — Все хорошо, тебе необходимо отдохнуть, поговорим по поводу только что произошедшего завтра.

Помню, что хотел взглянуть еще раз на заботливое лицо Николаса, но не осталось сил, зеленые глаза на его лице сверкали, как сапфиры.

Веки отяжелели, закрываясь сами собой, погрузившись в сон, мне не удалось увидеть ничего, кроме черноты.

Вам знакомо это чувство, когда, проснувшись утром, хочется как можно скорее выбежать на улицу, ощутить свободу: весь мир у твоих ног? У меня так часто бывало в беззаботном детстве. Именно с таким внутренним счастьем я открыл глаза.

Я лежал в высокой траве. В поле зрения попадали листья и стебельки травинок, закрывшиеся на ночь цветы, надо мной завис огромный диск луны. Протянув руку, я попытался схватить его, пальцы рассекли воздух.

«Как же так? — подумал я. — Луна же вот прямо здесь, а дотронуться до нее невозможно».