— Егор! — почти прокричала его имя, но связки подвели. Голос надломлено дрогнул и Дани, потоптавшись на месте, сглотнула ком в горле, — приди в себя... ты... уходи, пока не наломал дров.

— Я уже их наломал... так чего мне бояться?

— Я не стану молчать...

— Станешь...

— Если ты думаешь, что я поверю в тот бред, который ты нёс там...

— Поверишь, — от его ухмылки по спине пополз холодок. Он превращался в мурашки, поднимаясь по хребту и забираясь под волосы.

— Чтоб ты захлебнулся своей ложью, Гордеев!

— Как и ты... своим ядом.

Он сделал к ней ещё один шаг, и рука Даниэлы дрогнула. Девушка вцепилась в дверную ручку и нажав на ту, проскочила в комнату. Взвизгнула, когда попытка захлопнуть дверь перед носом Егора не увенчалась успехом, и буквально отлетела в сторону.

Парень без особых усилий вошёл вслед за Дани. Она встретила его прямой взгляд. Взгляд, который говорит о том, что в его голове нет ни единого сомнения.

— Егор, — подтянула полотенце, нервно оглядываясь по сторонам. Её телефон... он в другой комнате, — перестань, слышишь? Прекрати! Это не смешно! С минуты на минуту вернётся мама!

Она готова была разрыдаться, когда его тёмный силуэт двинулся на неё. Когда его огромная тень перекрыла тусклых свет из коридора. Эта паника заставляла её задыхаться.

А он не отвечал. Позволял себе отмалчиваться на её призывы к отступлению. Просто пропускал это мимо себя. Она не та, к кому бы он стал прислушиваться. Это же Муха...

Даже сочувствия он не должен себе позволять. Не по отношению к ней. Похоть. Желание. Это то, с чем он уже смирился. Пусть. Она привлекательна. Она в его вкусе. Большего не надо.

— Егор! — она снова выкрикнула его имя, и почувствовала боль в плече. Кожу стянуло, когда сильные пальцы, вцепившись в неё, рванули на себя, — отпусти меня! Отпусти!

Слышал ли он?

Конечно.

Прислушивался?

Вряд ли...

Удерживая девушку одной рукой, второй он сорвал полотенце, за которым она прятала соблазнительное влажное тело. Прищурился от её крика и, встряхнув Даниэлу, прошипел:

— Если ты будешь брыкаться, я сделаю тебе больно. Ты же понимаешь это?

— Егор, я прошу тебя! Слышишь? Я умоляю? Не трогай меня... ты не можешь так унизить меня! Слышишь?!

— Кто сказал? — перехватил её за лицо, слегка отстраняясь, и глядя на девушку сверху вниз. Задержал взгляд на не такой уж и большой, но округлой и красивой груди. Стиснул челюсти и проглотил накопившуюся слюну. Нет... он не сможет пройти мимо, — ты?

— Я заявлю на тебя, — глотая истерику, бьющуюся в глотке.

— Посмотрим...

Дыхание. Тяжёлое и прерывистое. Глубокое. Дани слышала его над своим ухом. Оно разбавляло звенящую тишину, что повисла в этой комнате. Оно было апогеем того, что он сделал. Одним из последних гвоздей, что он методично вбивал все эти годы в крышку её гроба. Он, наверное, мечтал, чтобы она сдохла...

Горячая волна воздуха в очередной раз прикоснулась к её плечу. Его губы. Он мазнул ими по лопатке, оставляя влажную дорожку. Очень мягко и плавно толкнулся в неё напоследок... это ведь всё?

Девушка зубами вцепилась в своё предплечье, пряча лицо за волосами и глухо глотая слёзы. Она всё ещё чувствовала его в себе. Чувствовала боль и тяжесть, которой он всё ещё придавливал её к кровати. Чувствовала громоподобное сердцебиение, которое барабанило в его груди и билось ей в спину. А её? Её сердце будто остановилось. Руки, впившиеся в покрывало, дрожали.

— Ты умница, — прохрипел ей в затылок и приподнялся на локтях. Языком пробежался по нижней губе и плотно закрыл глаза, погружаясь в темноту. Собирая в башке растерянные мысли. Должен ли он что-то говорить? Оправдываться?

Егор всё ещё был в ней. Он не хотел выходить. Не хотел покидать влажное, горячее и тесное лоно. Он бы остался здесь на всю ночь. Погружаясь в неё и не находя насыщения.

Почему он был так уверен, что она будет молчать? Это чуйка. Он знал это наверняка. Не то, чтобы он готовился к этому, но у него на руках были все козыри. Она слишком хорошая дочь, чтобы так подставить свою мамочку. Чтобы разрушить свою идеальную семью. Она не сделает этого. А он, в свою очередь, сделает всё, чтобы Ксенакис держала язык за своими зубами.

— Ты всё ещё не веришь мне, Дани? — смаковал её имя, противопоставляя привычному: ”Муха”, — всё ещё думаешь, что я вру? А ты спроси у своей мамочки... — носом зарылся в её всё ещё мокрые волосы, — спроси у неё, почему она раздвигает ноги перед мужем своей подруги, м? Перед другом твоего отца?

Она молчала. Наверняка, потому что боялась разрыдаться. Он знал, что она плачет. Он видел, как сотрясалась её спина. Как вздрагивают хрупкие плечи. Плачет без единого звука. Кремень.

— Всё могло быть и без грубостей, — заставил себя выйти из девушки и подняться с колен, — ты могла бы быть и посговорчивей.

Дани ощутила свободу и, содрогнувшись, сползла с края высокой кровати на пол. Потянула за собой покрывало, кутаясь в него и пряча лицо. А он смотрел на неё свысока, пытаясь заглушить в себе блядские голоса, взывающие к его совести. Натянул на бёдра штаны и, опустившись перед ней на корточки, подхватил короткую тёмную прядь. Намотал ту на палец, подмечая мягкость и шелковистость волос Даниэлы... хмыкнул.

— Так и будешь молчать? — раздражённо скривил губы, — даже ублюдком не назовёшь?

Сука... это бесило. Даже сейчас она умудрялась вывести его из себя, при этом не произнеся ни слова. Ни звука. Только подрагивающие плечи.

Хотелось блевать. Внутренностями.

— Где твой телефон, м? — осмотрелся в полупустой комнате. Хотя, знал, что её мобильного здесь, — почему у меня до сих пор нет твоего номера?

— Пошёл вон! — заорала так, что Егор невольно вздрогнул. Она повернулась к нему, и он задержал взгляд на её лице. Чёрт... темно. Он почти не видит его.

— Ну, наконец-то, — усмехнулся. Он слышал, как шумит в ушах кровь. Это был отвратительный звук. Кончиками пальцев провёл по отросшей щетине и задумчиво добавил: — знаешь, Дани... я бы повторил...

— Пошёл вон! — девчонка скинула одеяло и толкнула его. Так сильно, что Егор едва удержал равновесие. В последнюю секунду опустился на одно колено и сдержал порыв снова скрутить её. Как пятнадцатью минутами ранее: обезвредил, не особо заботясь о её комфорте. Он просто не мог позволить, чтобы она махала руками. Он не мог позволить ей оставить следы на своём лице... где бы то ни было.

Хватило того, что она на обочине дороги уже прошлась по его физиономии когтями. Но везение оказалось снова на стороне Гордеева. Каким-то чудом, она не оставила ни царапинки. И сейчас... ходить с располосованной рожей ему не хотелось. Сбитые кулаки и морда — это его привычное состояние. Женские когти — совершенно иное. Они допустимы только в том случае, когда это спина. И когда это желание. Но не тогда, когда он силой взял ту, от которой шарахался полжизни.

Муха...

Егор неожиданно перехватил девушку за лицо. Уже привычным движением стиснул пальцами её челюсть и потянул на себя. Она тихо заскулила.

— Знаешь... я бы пригласил тебя к себе. Но боюсь, что ты не захочешь. У меня есть кое-что интересное, — её рот был так близко, в пах тугими толчками ударила кровь. Снова, — горячие милфы неплохо заходят у публики... понимаешь о чём я? М?

Её огромные глаза смотрели на него. Он не избегал этого взгляда. Никогда. И сейчас не станет.

— Думаю, — продолжил, наклоняясь и почти касаясь губами её губ, — что понимаешь. Так? Мне насрать на репутацию своего отца. Мне насрать, если они с матерью разбегутся. Но вот твоя мамочка... даже представить себе не могу, что будет с ней, когда её сиськи увидят все, кому не лень. Когда её визги будут греметь в ушах всех её знакомых... — слышал, как шестерёнки в её голове громко заскрипели. Её взгляд мог его уничтожить. — Вот... теперь я вижу, что ты всё понимаешь. Поэтому ты не пикнешь, Муха. Сделаешь вид, что всё прекрасно. Мы ведь с тобой хорошие друзья, так? Соседи... почти с пелёнок.