Всё же её руки нашли себе место. Впившись ладонями в его ветровку, она старательно отводила взгляд от белых рубцов на его коже.

— Твоя мать и мой отец.

— А... — она приподняла брови, а затем снова свела их на переносице. Он что, хочет обсудить это? — Не знаю. Понятия не имею.

— Лет шесть точно.

— Шесть?

Так долго?

Это не интрижка? Боже...

— Это минимум.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— А ты что, психолог? Думаешь, у меня травма из-за этого?

— Я ничего не думаю... — Дани мотнула головой. Это очень скользкий и провокационный разговор. Им не стоит его даже начинать. — Что ты не поделил с Федей?

— Это не твоё дело.

Даниэла недовольно фыркнула. Чего он добивается? Притащил её сюда, чтобы она просто смотрела на него?

— Мне некомфортно с тобой, Егор, — смяла в кулачки шелестящую ткань его куртки.

— А мне с тобой очень комфортно, Муха. — усмехнулся, не открывая глаз, — даже не верится, что говорю это вслух.

— У нас нет ничего общего... я не знаю о чём с тобой говорить. Просто молчать... мне даже молчать с тобой некомфортно. Я не понимаю тебя. Не...

— Думаешь, я нуждаюсь в разговорах с тобой? — он перебил её и открыл глаза. Их взгляды пересеклись и по её хребту пробежался мелкий электрический разряд. Словно она коснулась оголённого проводка. Чёрные глаза напротив затягивали её на дно. Ниже дна. Там адски горячо. Невыносимо.

— Я не понимаю, зачем ты привёл меня сюда.

— Ты всё понимаешь, Даниэла. Не думаю, что нужно тебе объяснять. Сама же говорила, что нужно называть вещи своими именами.

И он был прав...

Она всё понимала, но признаться себе в этом казалось почти невозможным. Она знала, что он привёл её сюда не для того, чтобы вести задушевные разговоры. Она прекрасно понимала, что ему нужно.

Ты проведёшь этот день рядом.

Вряд ли он имел в виду беседу за чаепитием.

Она сглотнула ком в горле и отвела взгляд. Снова наткнулась на ранку под его ключицей, покрытую корочкой. Затем взглянула на его рассечённую бровь. И сбитые в кровь костяшки.

Воин и дикарь.

— Я не могу, — тряхнула головой и задышала чаще прежнего, — у меня менструация.

— Врёшь, — констатировал, смещая свою ладонь от её колена к бедру. Стискивая на нём пальцы и перехватывая её потяжелевшее дыхание. Врёт. Он не знает как, но чувствует это. Знает наверняка. Она блефует, надеясь на то, что он побрезгует проверить...

Хотя... чего греха таить. Даже этот факт его не остановит.

Чёрт! Это какое-то безумие!

— Я не вру, — медовые глазки забегали. Она увиливала от его прямого взгляда. Заёрзала на своём месте, будто заранее закрываясь от него.

Егор облизнулся, смачивая слюной пересохшие губы. Почувствовал знакомую тяжесть в паху.

— Даже если так, — он приподнялся, опираясь на локоть, и второй рукой обхватил её талию. Крепко сжал, давая понять, что не позволит ей сдвинуться с места, — неужели ты думаешь, что меня это отпугнёт, м?

Это было бы глупостью с его стороны: не воспользоваться тем, что она рядом. Он так считал.

Он не мог упустить возможность. Ведь она согласилась с ним пойти. Так?

А ты дал ей выбор?

— Просто скажи, что врёшь. И упрости нам обоим жизнь, Муха. Ты хочешь, чтобы я проверял? Я сделаю это, поверь. И вряд ли ты будешь в восторге...

Даниэла снова пошевелилась, в тщетной попытке выбраться из-под него или хотя бы отдалиться, но исполинская сила этого стервятника, не позволила ей сдвинуться ни на дюйм. А Егор во время этого незначительного движения ощутил ещё большую тяжесть в животе. Даже не пытался скрыть набухающую эрекцию. Наоборот, демонстративно изменил своё положение. Всё ещё удерживая девушку, сел, и ловким движением рук, подхватил её, усаживая сверху на свои бёдра. Прямо на восставший член.

В этот момент горячий поток крови отхлынул от головного мозга, бурлящей лавой устремляясь в пах.

— Я не хочу тебя, — выпалила ему в лицо. Схватилась за его обнажённые плечи. Тут же почувствовала его возбуждение, которым он ни без наслаждения потирался о её промежность.

— Мне плевать... ты же знаешь... — Егор надавил широкими ладонями на её бёдра, крепче прижимая к себе, и едва не рыча от удовольствия ей в лицо.

— Ты мне противен, Егор... нет ничего, за что бы я смогла зацепиться. Понимаешь?

Он начинал злиться. Зачем она это говорит?! Она действительно не понимает, что тем самым провоцирует его на грубость? Знала бы она, чего ему стоило, не сорваться на ней из-за Сухаря. Но он засунул своё бешенство в очко. Не хотел доводить до крайностей. Она не знает, что Сухарев та ещё паскуда. Ни чуть не лучше, чем сам Гордеев. А может, в каких-то моментах и хуже.

Но сейчас она кидает ему в лицо всё это дерьмо, совершенно не задумываясь о последствиях. Противен?

Твою ж мать... а он уж было понадеялся, что она влюбится в него после всего, что между ними было...

Какая досада.

— Заткнись, Ксенакис, — прохрипел. Затем поддел край её толстовки, забираясь под неё. Под футболку. Кончиками пальцев рисуя на её бархатистой коже узоры. Выводя на ней свои инициалы. Стискивая и снова поглаживая.

— Зачем ты заставляешь меня проходить через это, Егор? Почему не остановишься? Почему тебе недостаточно того, что ты уже сделал? — её голосок снова дрожал. Каждое прикосновение отдавалось спазмами внизу живота. Остановкой дыхания и жжением в носу.

— Потому, — хмыкнул, даже не взглянув на неё. Всё его внимание было сосредоточено на её одежде. Парень ухватился за толстовку. Одновременно подцепил футболку и, настойчиво потянул ненужные тряпки вверх. А она, нехотя подчиняясь, подняла руки вверх, позволяя обнажить себя.

Холодно. Очень. Тело мгновенно покрылось мурашками. Дани вздрогнула. Поджав губы, следила за его пальцами, что, отбросив одежду, вели дорожку от её запястий к ключицам. Теперь они поддели лямки бюстгальтера. Стянули их по плечам вниз...

— Мне холодно.

Только и смогла произнести.

К такому невозможно привыкнуть. Каждый раз, как первый. Каждый раз её трясёт. Выворачивает наизнанку. Каждый раз слёзы наполняют глаза. Каждый раз хочется закрываться.

Это настоящая пытка для неё.

— Это только пока, — запоздало ответил и спустил с её груди чашечки лифчика. Ниже. Ещё. До тех пор, пока её бельё не оказалось у неё на талии.

— Егор...

— Просто помни о матери, Муха. Не забывай. Вспоминай каждый раз, когда тебе захочется взбрыкнуть.

Она помнит.

Даниэла, прикусила нижнюю губу. Впилась в неё зубками, причиняя себе боль и надеясь, что та отвлечёт её от происходящего. Но нет. Она чувствовала его горячий рот. Жёсткие и грубые поцелуи, которыми он начал покрывать её шею. Ключицы, а затем и грудь. Заскулила, когда его зубы впились в чувствительный сосок и слегка потянули. Не сразу заметила, как её руки сместились с его широченных плеч на крепкую шею. Как тонкие пальчики взметнулись вверх, зарываясь в тёмных волосах и оттягивая те. Это не помогало.

С губ Даниэлы сорвался шумный вдох, когда парень, подхватив её под бёдра, приподнял девушку над собой и перекинул на спину. Навалился сверху, вызывая настоящее удушье.

— Я не сделаю больно, — перехватил её неподвижный, почти отрешённый взгляд, — я постараюсь.

Что это?

Её чуть не вырвало от этой жалкой пародии на заботу.

Ты постараешься, Гордеев?! Постараешься?!

Да ты понятия не имеешь о том, что значит “не делать больно”!

Дани медленно закрыла глаза, мысленно отстраняясь от него. Переносясь в какую-то параллельную реальность. Где нет его. И никогда не было. Пропихивает в глотку очередной удушливый и тошнотворный ком, и тихо всхлипывает, когда его руки оттягивают пояс её штанов, а вместе с ним и трусиков. Спускает их до бёдер, и мягко касается подушечками пальцев её промежности. Болезненные мурашки прошли вдоль хребта, заставляя девушку выгнуться дугой перед ним.