Уже тогда он отдалился от Даниэлы. Его безразличие и холодность к ней не были внезапными. Всё происходило постепенно. Но на похоронах Эдика она надеялась на то, что Егор подпустит её к себе. Но он разбил её надежды в тот момент, когда оттолкнул её руку.

— Я всё ещё не понимаю, — очнулась, когда его пальцы перестали касаться губ. Подняла голову, заглядывая глубже. Всматриваясь в чернеющую радужку его глаз, — я не вру тебе, Егор.

— Почему я не верю тебе, Даниэла? — горечь, поселившаяся в нём давным-давно, будто ожила, больно впиваясь в нутро.

Он провёл кончиками пальцев по изящной девичьей шее. Царапнул коротким ногтем тонкую ключицу и, зацепив ворот футболки, потянул ткань в сторону. Обнажил оголодавшему взгляду вид на бархатистую кожу, что в один миг покрылась мелкими мурашками.

— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, Егор, — она замотала головой, прячась от его осуждающего взгляда. Твердя себе, что все его слова — ложь. Уловка, чтобы сбить её с толку.

— Лгунья, — не скрывая злости, протянул Егор, — маленькая лгунья. Я же видел тебя. Тогда. В окно. Ты была там.

Он был уверен, что видел её. Её ядовито-розовые колготки он не мог спутать ни с чем другим. Видел, как она, склонившись, заглядывала в тёмный подвал, выискивая там что-то. Возможно, она искала его. А когда увидела их копошения, тут же рванула с места. Бросила его. Промолчала. Никого не позвала. И продолжала молчать.

— Егор, я правда не помню ничего такого! Я правда не понимаю...

А он не хотел слушать. Мог бы. Но не хотел. Перехватил её за лицо, крепко стискивая щёки длинными пальцами, и потянул на себя. Дани зашипела, молниеносно хватаясь за его предплечье обеими руками. Снова поднялась на носочки, вытягиваясь тугой струной. Боль была тупой и такой неожиданной, что Даниэла тут же потеряла поток мыслей, что так кропотливо собирала воедино последние несколько минут.

— Как? — прорычал ей в лицо, склоняясь ниже. Их глаза оказались почти на одном уровне, — Как, скажи мне, Муха? Как можно такое не помнить?!

Она бы ответила, если бы могла. Если бы его пальцы не впивались в лицо. Если бы не чёрная ярость в его глазах. Она парализовала. Выбивала почву из-под ног.

Егор шумно вдохнул воздух. Опустил голову, кончиком носа касаясь её волос и едва слышно постанывая. Мгновенно почувствовал как вниз живота ударила горячая волна. Кипяток. Он хотел её, как никого. Стоило приблизиться, и яркие фейерверки в башке затмевали здравый рассудок.

Его внимание прикипело к полуобнажённому плечу. Это он его оголил. Такое хрупкое. Почти детское, блять. Затем глаза... ресницы. Они дрожали, словно жили отдельной жизнью. И снова плечи. А затем грудь, облепленная тонкой тканью. С этими... едва просматриваемыми сосками.

— Мне больно, — скомкано произнесла Дани, преодолевая стеснение от его пальцев, — Егор...

Его имя. Оно стало отправной точкой очередному не возврату. Девушка лишь заскулила, когда его рот впился в раскрытые губы. Когда его язык грубыми толчками слал врываться внутрь. Протискиваясь сквозь зубы и то жалкое сопротивление, которое она оказывала.

Сгрёб девчонку в охапку перед тем как опрокинуть на кровать. Она ахнула. С хрипом и глухим возгласом. Попыталась отползти от него, но тут же была поймана.

— Не поступай так со мной, Егор! Не надо! Прошу! Не делай это! — затараторила, одновременно выкручивая свои руки из его стальной хватки, — не делай, я умоляю. Ты же...

— Я просто растормошу твои воспоминания, Даниэла. Ну же, хоть раз, — опустил руку на её шею и сдавил ту, — будь паинькой? Я буду с тобой нежным. Я очень постараюсь, Дани.

Он нависал над ней, продолжая удерживать на месте. Ему хватало одной руки. Просто держать её за глотку. И она тут же затихает. Смотрит на него большими зелёными глазами. Взмахивает своими длинными ресницами. Губы дрожат. Такая соблазнительная. Всегда.

— Ты не можешь так... — с трудом произносила слова.

Не может? Она это серьёзно?

Егор, оглушённый её видом, вообще не знал, что такое «не можешь так». Это было чем-то совсем ему не знакомым. Потому что мог. До этого и сейчас. Потому что, единственное, чего он сейчас не мог, так это отказаться от неё.

— Я так сильно хочу тебя, Муха, — уверенно произнёс, не сводя с неё глаз. Слишком близко. Их носы почти соприкасались. Дышали одним воздухом. — Так сильно. Ты понятия даже не имеешь... только ты в башке. Сука... только ты...

Егору показалось, что в какой-то, почти неуловимый момент, она подалась вперёд. К его губам. Невесомо и неуловимо. Но ему хватило этого мгновения, чтобы ухватиться за него.

Говори. Говори, сколько тебе влезет, Муха. Жужжи. Похер.

Даниэла отпрянула, когда его зубы цепко схватились за её нижнюю губу. Сомкнулись на ней, простреливая острой и неожиданной болью.

— Остановись, Егор, — Дани рваным движением вскинула руку, пытаясь дотянуться до своего телефона, который ранее кинула на кровать. Вот-вот...

Но он опередил её. Дотянулся быстрее, и одним махом сбросил мобильный на пол. Тот глухо ударился о густую ворсу ковра.

— Перестань, — моментально перехватил её руки, бросившиеся в атаку, — уймись, Муха!

Замер над ней, всматриваясь в испуганные глаза. Зарываясь в них. Утопая и пытаясь отыскать в них что-то, чем после сможет себя оправдать. Она хочет его? Хочет. Его нутро вопит об этом. На уровне инстинкта. Это ощущается кожей и неровным строем мурашек от взгляда напротив.

— Если это правда, — сглотнула ком и машинально облизала губы. На них был его вкус. Терпкий, горький. Со сладковатыми нотами на кончике языка, — то, что ты рассказал... ты же знаешь, как это больно, Егор, — прерывистое дыхание заставляло её голос мелко вибрировать, — ты знаешь, как сильно это убивает. И делаешь это снова и снова...

Егор заметил блеск в цветущей зелени её глаз. Они были такими сочными и яркими при свете дня. Можно было бесконечно смотреть в них. Но... он не мог. Взгляд невольно спускался к её губам. И он переставал слушать.

Она была так права... и осознание этого наживую вспарывало ему брюхо, выворачивая наизнанку. Вынуждая давиться и ловить херов воздух дрожащими губами. Такими же дрожащими, как и у неё. Но... остановиться? Что за дичь? Что за ересь? Это не к нему. Не по адресу. Он привык идти по головам, и она не станет исключением. Не станет. Нет. Даже думать об этом не смей, Егор...

Резким движением, он залез рукой под её футболку. Пальцами второй руки стиснул тонкие запястья, чувствуя под ладонью хрупкие косточки. Девчонка завопила. Сука! Сука, да что с тобой не так!

Бросил футболку и схватившись пятернёй за её лицо, дёрнул на себя. Так сильно, что едва не свернул ей шею.

Чёрт! Блять. Прости...

— Это последний раз, Муха. Последний. И я оставлю тебя в покое. Слышишь?! — почти рычал ей в губы, силясь понять, дошли ли его слова до девушки. Кажется, она даже не видела его. Взгляд потерянный. Пелена перед глазами. Тяжёлое дыхание и биение пульса под его пальцами. — Ты меня слышишь, Ксенакис?

Ослабил хватку и большим пальцем провёл по полным и раскрасневшимся губам. Туда и обратно, стирая пару слезинок, скатившихся вниз.

— Один раз, — повторил, не веря в то, что вообще произнёс это вслух.

От её потерянного вида, во рту всё немело. От ощущения соли на собственных губах. От принятия самого себя. Монстр. Чудовище. Тварь. Ничем не лучше Олега...

— Я не прощу себе, — невнятно произнесла девушка, сдерживая дрожащий подбородок, — тебя... Не прощу себе это. Ты раздавил меня, Егор. Раздавил...

— Я не хотел, — мотнул головой, и на миг закрыл глаза. Хотел. Чёрт! Он хотел этого с того самого дня. Жаждал, чтобы она была такой же раздавленной, как и он сам.

— Ты обманешь меня. Ты всегда обманываешь, — дёрнула головой, сбрасывая с себя его ослабленные тиски. — Ты врёшь...

Даниэла уже не сдерживала слёз. Смотрела ему в глаза, роняя солёные капли. Они были свидетельством её перелома. Было бы глупо скрывать. Он и так это знает.