Но...

Дани подошла к окну, и плотнее задёрнув шторы, замерла на месте. Вдоль позвонков пробежал холодок, цепляя каждый тонюсенький волосок и будоража воспалённое воображение. Девушка прижала к груди полотенце и обернулась. Настороженным взглядом прошлась по собственной спальне.

Что за чёрт?

Полчаса ведь ещё не прошло? Он же не мог попасть в дом вот так просто?

Нахмурившись, Дани перевела внимание на настольные часы. Нет... это страх. Он стал привычкой. Вредной и медленно уничтожающей её.

— Егор? — позвала его, топчась на месте. Крепче стиснула пальцы на махровых краях, — это не смешно!

Ждала, что он вот-вот появится. Откроет дверь в её комнату и скажет что-то глупое и бестактное. Лучше так. Пусть лучше смотрит ей в глаза, чем испытывает её выдержку, скрываясь за поворотом. Это омерзительное чувство, что за тобой кто-то наблюдает...

Даниэла тихо подошла к двери и, опустившись на колени, туже стянула на груди полотенце. Склонилась, заглядывая под дверь и бесшумно выдыхая...

Никого.

Чёртова паранойя.

Она ведь говорила! Уверяла себя, что всё под контролем. Но нет. Это под кожей. В крови. В голове. На подкорке. Гордеев есть зло. Подлость — его второе имя. Хотя, есть ещё парочка...

Девушка распахнула дверь и выглянула в коридор. Звенящая тишина. Её глаза против воли закрылись, и Дани, сделав шаг назад, глубоко вздохнула. Так, что под рёбрами всё скрутило и затянуло в тугой и болезненный узел.

Дышать стало тяжелее обычного.

Успокойся, Дани.

Успокойся и прекрати эту панику.

Девушка сделала несколько шагов назад и, поторапливаясь, сбросила с себя полотенце. Натянула свежее бельё на все ещё влажное тело и взглянула своё отражение. Серая тень...

Сегодня, наконец, всё закончится? Они поставят жирную точку в этих ненормальных и больных отношениях. Это и отношениями-то не назовёшь.

Сырники? Не много ли он хочет? Пусть скажет спасибо за то, что она вообще с ним разговаривает.

Спасибо...

Внезапно перед глазами возникло лицо его друга. Тима. Вчера он говорил, что Дани напрасно винит Егора во всех бедах. Выгораживал дружка? Зачем? Ведь даже сам Гордеев никогда не отрицал того, что история с фотографиями — его рук дело. Тогда для чего эти сказки сейчас?

А что по поводу леса? Тоже не виноват?

Бред какой-то. За идиотку её держат.

Дани убрала полотенце и, закутавшись в тёплый халат, прошлась по мокрым волосам расчёской. Поставила телефон заряжаться и спустилась вниз.

Сырники...

Шёл бы ты подальше со своими сырниками.

...

Егор выключил воду и, соприкоснувшись лбом со стеклом, глубоко вдохнул влажный воздух. Уголок его губ дёрнулся, поднимаясь, а плечи едва заметно дёрнулись. Эта ночь, хоть и была беспокойной, но оно того стоило. Ксенакис... упёртая маленькая овечка. Еле стояла на ногах, но всем силами старалась держаться от него на расстоянии. Да, получалось хреново, но она пыталась. Его руки всё равно находили её. Всё равно придерживали и не давали ей потерять равновесие. Когда в гараже Муха запнулась второй раз, Егор успел подхватить девчонку. Взвизгнув, та обхватила его шею и держалась за него, как за спасательный круг. А опомнившись, снова затрепыхалась, отпихивая парня. Едва не зацепив отцовскую машину.

Прошагала вперёд и, распахнув вторую дверь, скрылась в мастерской. Чем-то загремела. А потом всё стихло.

Гордеев закурил и вышел на улицу. А пока глотал никотин, Ксенакис успела заснуть. Он застал её на диване. Подложив под щёку ладони, Муха сопела, отвернувшись от него.

Он нашёл какой-то потёртый плед и укрыл девушку. Как истукан стоял над ней. Вслушивался в дыхание и, кусая собственные щёки, чувствовал, как напрягаются мышцы на груди и шее. Непривычно. Вот так, стоять и просто смотреть. Не касаться её. Не подминать под себя и не пробовать на вкус её нежную кожу.

Но вот она: реальность. Бьёт обухом по голове и заставляет задерживать дыхание каждый раз, когда Муха делает очередной вдох.

Ему ничего не оставалось, как опуститься на пол и положить затылок на край крошечного, почти детского диванчика. В её ногах, мать вашу.

Не спал. Очень долго пялился в потолок. Изучал стеллажи и их содержимое. Было бы интересно понаблюдать за тем, как она возится здесь. На прошлый новый год она подарила его родителям рождественский венок, полностью украшенный винными пробками. Странный выбор, но смотрелось действительно красиво.

Ксенакис что-то бормотала во сне, но он ничего не смог разобрать. Но ей явно снилось что-то хорошее. Потому что он видел её улыбку. Да уж… как улыбаться ему, она давным-давно забыла.

Пытался понять, что он вообще здесь делает? Почему сторожит её не такой уж и чуткий сон? Какого хера сидит у её ног как пёс?

Что изменилось? Признавать свою слабость перед ней не хотелось. Но и продолжать врать самому себе тоже не было никакого желания.

Она ему нравится. Очень. Сука.

И сейчас он даже готов простить ей то, за что ненавидел последние лет десять.

Только вот Даниэла продолжала уверять, что ничего не знала. Вот в это до сих пор верилось с трудом. Хотя... Егор мог поклясться, что действительно пытался в это поверить. Но пока что не получалось.

Но теперь Муха знала его тайну. Наверняка. А если она пораскинет мозгами, то поймёт, что смерть Олега не случайна. Тогда в её распоряжении будет два таких маленьких секрета. Как она ими распорядится — её дело.

Только вот Даниэла, кажется, пока не догоняет, что теперь от одного её слова зависит вся его жизнь.

Зависимый. От неё. Вот всех смыслах.

Парень вышел из душа и, наспех переодевшись, спустился на первый этаж. Всунул ноги в домашние тапки и вышел из дома. Он теперь знал пароль от её ворот. Поэтому, не заморачиваясь о правилах приличия, самостоятельно зашёл в соседский двор. Предвкушал встречу. Всегда, если честно, испытывал нечто подобное. Каждый раз, проходя мимо её дома. Глядя в окна или приезжая к родителям на каникулы. Даже в школьные годы.

Егор приблизился к её дому и, увидев Муху в окнах кухни, изменил своё направление. Подошёл ближе и, сорвав сухую веточку с голой вишни, засунул ту в рот.

Мило. Милашка. Ну, почти. Выражение её лица говорило за неё.

Она очень гостеприимная. Особенно, когда дело касается Егора.

Её руки повисли в воздухе, а ложка с горкой сахара незаметно дрогнула. Девушка посмотрела перед собой. Рисунок на кухонной панели заплясал перед глазами. Она не поворачивалась, хотя слышала его неторопливые шаги. Могла догадаться, что он не станет стучаться в двери. Дани хмыкнула и, переведя дыхание, всё же высыпала сахар в большую кружку.

— Доброе утро, — лёгкая хрипотца в его голосе заставила её руки покрыться крупными острыми мурашками.

—Виделись, — ответила Дани и все же повернулась в сторону парня. Поставила перед ним кружку.

— А ты? Не будешь?

—Аппетита нет, — не стала уточнять, что дело в нём. Ничего не изменилось. При нём кусок в горло не лезет.

— Так не пойдёт, — качнул головой Егор и, подойдя ближе, опустил взгляд на тонкие ключицы.

Дани нахмурилась, но поправлять халат не стала. Просто отступила и только сейчас заметила, что его руки пусты.

— Где планшет? Мы же договаривались, Егор! - о чём она думала вообще?! Это же Гордеев!

— На зарядке. - соврал. Нет, он просто хотел растянуть момент. Возможно, заманить её на свою территорию.

— Зачем ты тогда притащился сюда?

Забеспокоилась. Сама не заметила, как надломился её голосок. В какие игры он снова с ней играет? Это какая-то ловушка?

— Позавтракать, — Егор сдвинул её в сторону и открыл один из верхних ящиков. Достал оттуда ещё одну кружку и поставил рядом со своей, — я так понимаю, что сырников не будет?

— На что я вообще надеялась? - Дани горько усмехнулась и отвернувшись от Гордеева, ладонями опёрлась на столешницу. Её голова несколько раз качнулась. - Дура... сама виновата.