Но желание сделать всё наперекор, ему самому напоминало подростковые порывы утвердить свой авторитет. Совершенно безрассудно и глупо. Но терять контроль рядом с Ксенакис стало для него чем-то... нормальным?

И им крупно повезло, что он успел уйти от встречной газели и выехать обратно на свою полосу. Егор и сам допустил мысль, что сейчас они разобьются к херам. Это было... бля. Такого больше не должно повториться.

Муха отказывалась говорить, и это выводило из себя. Настолько, что рассуждать о рассудке казалось просто глупым. Это не поддавалось объяснению. Это было внутри. Что-то, что рвало глотку. Что раскурочивало брюхо. Ядом заползая под рёбра и отравляя всё нутро.

Она просто смотрела перед собой. Сжала губы и, упрямо выставив нижнюю челюсть вперёд, испытывала его терпение. Играла с огнём. Ходила по краю его выдержки. Игнорировала один вопрос за другим. Кто к ней приезжал? Почему она одна вечером добирается до дома? Почему не на машине? И снова: кто сегодня был у неё дома? Чья машина до сих пор стоит перед воротами их коттеджа?

— Я не обязана тебе отвечать.

Это единственное, чего он был удостоен. Почти.

— Ты уверена, что игнорировать меня — это лучший способ избавиться? Ты казалась мне немного умнее...

— Ты — никто, Гордеев. — Повернула к нему голову. Одарила ледяным сдержанным взглядом. Фальшивая игра. Её страх просачивался через кожу. Липкий и вопящий так, что его тяжело было не заметить. Но этого было так мало...

— Так уж никто? — хмыкнул, сворачивая в противоположную сторону и блокируя замки в машине. Встречая её встревоженный взгляд. Теперь совсем неледяной. — Прокатимся чуть дальше.

Он не спрашивал её согласия. Просто уведомил, пропуская через себя панику, что исходила от Даниэлы импульсами. Так и надо. Паникуй, Муха.

Девушка заелозила на своём месте. Нервно задёргала головой из стороны в сторону. Занервничала, когда он начал набирать скорость. А когда машина оказалась на трассе, она буквально впала в истерику. Её голос вибрировал от каждого произнесённого слова.

— Мразь! — снова окатила его волной ненависти и вцепилась пальцами в чёрные жёсткие волосы. Потянула, срывая с его губ шипение, но не остановилась. Снова потянула, — Полоумный! Убейся сам! Убейся, сволочь!

Мышцы на его шее напряглись, удерживая голову и не давая той запрокинуться под тягой её пальцев. Не таких уж и слабых, как ему казалось. Он терпел. Готов был терпеть. Пусть. После того как она выдохнется, он заберёт то, что уже по праву считает своим. Пусть она наслаждается своим мнимым превосходством в эти минуты. Пусть думает, что он принимает поражение.

Тем слаще потом будет смотреть на то, как ломается очередной её стержень.

Он смотрел на слёзы, рассекающие красивое гневное лицо и едва сдерживался, чтобы не кинуться на неё. Не стиснуть её голову своими руками и не прильнуть кончиком языка к солёной коже. Солёной и сладкой одновременно.

— Ублюдок! — это его второе имя. Егор даже может дать согласие на то, чтобы отзываться на него. Пусть только это произносит именно она.

Ксенакис отпустила его волосы и, размахнувшись, прошлась по его морде с таким хлопком, что Гордеев на мгновение оглох. Выпал из реальности. Смотрел на неё и ни хера не видел. Приходил в себя, чувствуя, как на лбу вздувается вена. Как пульс долбит за ушами. Секунда. И туман рассеивается. Он смотрит на неё. На то, как она затравленно взирает на него, прижимая кулачки к губам.

— Я не хотела, — хрипит, не убирая рук ото рта. Приходит в ужас, замечая ухмылку на его губах. Машет головой, сдвигаясь и прижимаясь спиной к двери.

— Хотела, — Егор кивает. Усмехается, обнажая зубы. Застывая. Проглатывая каждое телодвижение напротив. Поднимает руку и проводит ладонью по щеке, где кожа всё ещё горела огнём. Больно. Немного. Знакомое чувство.

— Нет, — она снова машет головой. Тёмные пряди падают на лицо, — я не хотела...

— Помогло? — повторил её вопросительный взгляд. Неестественно изогнутые тёмные брови говорили о том, что он снова насмехается над ней, — легче стало?

Она не дышала. Только слышала, как по стеклу глухо бьют редкие, но крупные капли. Срывался дождь. Небо сочувствовало ей?

— Что ты собрался делать? — одержимость в его взгляде ломала ей кости. Делала её совершенно беспомощной. Загнанной в угол.

— Я хочу тебя, — спокойно произнёс, наклоняя голову и опуская глаза. Замечая, как она одёргивает подол своего лёгкого платья. Прикрывает колени, думая, что её это как-то спасёт.

— Ты не сделаешь это снова, — агония подступала к глотке. В глазах темнело. Девушка провела пальцами по лицу, стирая слёзы, — ты...

— Сделаю, — равнодушно пожал плечами и заглушил двигатель, оставаясь на тёмной обочине. Ощутил, как в животе затягивается тугой узел. Хотел. Слишком сильно, чтобы отказываться.

...

Дани посмела расслаблено выдохнуть, наивно полагая, что он передумал. Понадеялась, что это была его очередная несмешная шутка. Егор с минуту сканировал её лицо. Впивался почерневшими глазами, вызывая мелкую дрожь в руках. А затем, цыкнув, снова повернул ключи в зажигании. Даниэла ощутила под собой лёгкую вибрацию и вздохнула громче, чем нужно было.

Он отвезёт её обратно? Неужели она достучалась до него?

Но когда, тронувшись, машина поехала дальше, девушка вновь занервничала.

— Егор, отвези меня домой.

Всматривалась в его тёмный профиль, изредка освещаемый фонарями. Он был сосредоточен на дороге. Длинные пальцы крепко обхватывали руль. Лицо напряжено.

— Егор? Ты слышишь меня? Куда ты едешь? Отвези меня домой!

На миг в голове проносится мысль о том, что он снова станет играть их жизнями. Сердце тут же понеслось вскачь. Полноценно дышать рядом с ним казалось невозможным. Что лучше? Он что, ставит её перед выбором? Своими играми заставляет её принять решение?

— Позже, — всё же ответил. Бросил на девушку короткий взгляд и снова уставился на дорогу. — Попытайся расслабиться, — произнёс так, словно просил её уступить дорогу. Так непринуждённо, что у Дани заскрипели зубы.

Расслабиться?

— Куда мы едем, Егор? — не контролируя нарастающую истерику. Во рту пересохло, а ладони стали влажными. Ком в горле разрастался, с каждой секундой перекрывая кислород всё больше.

— Должно же здесь быть укромное местечко. Так? — на полных губах вновь появилась ухмылка. Он не мог не ликовать. Она ведь здесь. Буквально под его рукой. Ей некуда деться. И бежать некуда. Муха, может, и бравирует громкими словами, но храбрости у неё не больше, чем у него лет десять назад. А когда она дойдёт до точки кипения, как когда-то и он... это будет уже совсем другая история.

— Черт... Егор?! Ты в своём уме?! Чего ты добиваешься? Ты ведь даже объяснить мне ничего не можешь! Ты просто уничтожаешь меня! За что?! — её голос звенел от накрывающей истерики. Егор снова посмотрел на девушку. Плачет? Не видно...

— Не время, Муха. Когда-нибудь мы обязательно обсудим с тобой это.

Гордеев свернул направо, направляя машину в первую лесополосу. Хотел бы он сейчас услышать её сердцебиение.

— Ты не понимаешь... — замотала головой и, оторвав спину от двери, обхватила руками его локоть, — ты не отдаёшь отчёта своим действиям?!

Отчёт? Если бы...

Не стал сильно углубляться в лесную чащу. Но этого хватало, чтобы скрыться от лишних глаз. Притормозил и, снова заглушив двигатель, повернулся к Даниэле. Они погрузились не просто в темноту. Это была вязкая чёрная топь. Густой воздух в салоне доводил до удушья. Пульс лихорадочно гудел под кожей. У обоих. У неё от страха. У него — от предвкушения.

— Тебе помочь? — она не видела, но услышала шорох его ветровки. Дёрнулась испугавшись. Попыталась открыть дверь, но... кто бы сомневался?

— Не трогай меня! — воскликнула, ощутив настойчивые прикосновения на обнажённом колене. Снова дёрнулась, скидывая его руку. — Не трогай!

Едва произнесла это, как к её губам прижалась горячая ладонь. Стискивая скулы и давя. Заставляя её затылок глухо удариться о стекло. В уголках глаз появилось неприятное жжение.