От боли она поднялась на мыски и перехватила его жилистое запястье. Оскалилась, когда его рука, взметнувшись, обхватила её лицо, больно впиваясь в щёки. Продавливая их, и заставляя внутреннюю поверхность впечататься в зубы.

— Тебя заносит, Муха... не замечаешь? Я думал, что ты умнее... нельзя говорить больному ублюдку, что он больной ублюдок. Не знала об этом? Ты играешь с огнём.

Дани не могла больше произнести ни слова. Смотрела в его непроницаемые глаза и молилась про себя, чтобы хоть кто-то вышел на задний двор. Но её молитвы оставались неуслышанными, всё больше превращая её в атеистку.

Её губы задрожали, словно она вот-вот расплачется. Да... он увидел влагу в уголках её глаз. Она скапливалась, превращаясь в крошечные капельки. Одно мгновение и, солёная слезинка сорвалась с ресниц, скатываясь вниз по щеке, и ударяясь о его пальцы.

И Егор не понимал, нравится ли ему то, что он видит. Раньше нравилось. Однозначно. Он ждал этого, как восьмого чуда света. Она прекратила скрывать свои слёзы, и Гордеев перестал испытывать наслаждение от их вида. Не мог дать определение тому чувству, что скручивало ему все внутренности в тот момент, когда капелька рухнула вниз. Но это не удовольствие и не удовлетворение. Это что-то другое, чему он пока не мог найти определения.

— Убери эти сопли, — грубо произнёс, в то время как его пальцы отпустили её лицо и стёрли мокрую дорожку. Ласково. Несвойственно ему. Неожиданно. Словно удар под дых самому себе.

— Я хочу уехать, Егор, — произнесла тихо, будто почуяв его минутную слабость. Взглянула на него, задирая голову и складывая чёрные брови домиком.

— Нет, — качнул головой, — ты не уедешь.

— Ты не можешь держать меня силой, Егор...

— Ты не уедешь сейчас, Даниэла. Ты останешься.

— Зачем? Что тебе нужно? — непонимающе замотала головой. Сердце не утихало, отбивая галоп о рёбра.

А что ему нужно? Не мог же он поиметь её прямо здесь? Ему ведь нужен секс? Секс с ней? Пытался заверить самого себя, что только секс. Что ещё она может ему дать?

— Ты, — приподнятый уголок его губ шёл в резкий контраст с его взглядом. Что это? Удивление?

Ты удивлён, Гордеев?

— Я? — её длинные ресницы отдавали тень на бархатистой коже, и он засмотрелся на них. Он никогда не видел такой безупречной кожи.

— Не заставляй меня это повторять, Даниэла.

...

— Мне нужно позвонить маме, — тело сковало, когда Дани почувствовала его руку. Он переплёл их пальцы и повёл девушку за собой. Обходя здание кафе и углубляясь в заросли. Словно бывал здесь ни единожды и знал эти места. Это настораживало ещё больше.

— Звони, — Егор шёл впереди. Слегка обернулся, перехватывая обеспокоенный взгляд Даниэлы.

— Мои вещи остались в машине, — Дани потянула своё запястье, сделав попытку освободиться. Но Гордеев лишь крепче сжал её пальцы. Снова больно. И доходчиво. Настолько, что мгновенно отбил желание вырываться.

Он всё решает силой. Пора бы уже привыкнуть к этому и не ждать от него сочувствия. Человечностью там и не пахнет. Древние и дикие инстинкты. И чёрное сердце.

— Ты забирала ключи. Почему телефон не взяла?

Даниэла промолчала. А что ответить? Что сегодня её рассеянность не знает границ?

— Давай вернёмся?

— Я же сказал: звони с моего.

Егор остановился и, вытащив из внутреннего кармана мобильный, протянул его Дани. Испытующе смотрел на сомнение в её взгляде. Словно издеваясь, широко улыбнулся, когда девушка, нервно потоптавшись на месте, свободной рукой потянулась к его подачке.

— Тогда мама поймёт, что я с тобой...

— Разве это какая-то тайна?

Тайна?

А что это, чёрт возьми?!

Если Даниэле придётся звонить с его номера, то ей не избежать потом допроса. Мама накинется на неё с расспросами, а Дани снова придётся лгать.

— Нет, но...

Егор, ухмыляясь, смотрел на то, как её глазки начали бегать. А пальчики до белых костяшек стиснули его мобильный. Так сильно нервничаешь, Муха? Я же тебя не трогаю.

Пока.

Но он знает здесь одно укромное местечко. Он бывал там. С Сухарём. В былые времена. Оставалось надеяться, что это место не поросло бурьяном.

— Я не буду предлагать дважды, Муха, — поторопил её, и, отпустив девичью руку, стряхнул с её волос маленький скрученный сухой лист, — либо звони сейчас, либо вечером.

— Вечером? — она тряхнула головой, уворачиваясь от его фальшивой заботы.

— Угу, — кивнул парень, — я не планировал отпускать тебя раньше восьми.

Восьми?! Сейчас ведь только три!

Пять часов! Он же за это время её до безумия доведёт!

— Ты в своём уме? — Дани попятилась назад, но Егор молниеносно перехватил её предплечье и вновь потянул на себя. Придержал, когда она, зацепившись за корягу, чуть не рухнула на него.

— Частично... в уме.

— Я не собираюсь тут торчать с тобой до восьми, Егор!

— Я, вообще-то, тебя не спрашивал...

— Я и часа с тобой не протяну! —продолжала упираться, всё ещё надеясь, что он шутит. Очередной стёб... лучше бы он снова оставил её посреди леса, как тогда. Сейчас это было бы в разы лучше того, что она имеет на данный момент.

— А у меня на тебя большие планы, Ксенакис. Так что, смирись... — Егор наклонился к ней. Так низко, что его губы почти касались её носа. Горячий воздух вновь взбудоражил кожу, вызывая полчища мурашек, гуляющих по спине, — так, ты будешь звонить?

— Буду, — подавила неприятное ноющее ощущение в желудке и потупила взгляд, упираясь им в мужской кадык.

— Звони.

Он возвышался над ней чёрной тенью. Не сводил глаз, пока Дани набирала по памяти номер матери. Давил на девчонку одним своим присутствием. И был как никогда уверен, что она не взболтнёт ничего лишнего. Хотя, могла бы.

Среди птичьей трели и шелеста листьев, Егор слышал голос Марины. Муха даже не шелохнулась, когда парень подхватил тёмную прядь её волос и, играючи, накрутил их на свой палец. Только ноздри раздувала.

— Да, мам. Всё в порядке, — проговорила, и одарила брюнета волной ярости, когда их взгляды пересеклись. Почти закипела, когда Гордеев причмокнул, целуя воздух, и подмигнул ей, — я позвоню, когда буду ехать домой.

Лучше бы она ослепла. Лучше бы не видела этого ликования на его лице. Этой самодовольной рожи и усмешки, вызывающей дрожь. Она не предвещала ничего хорошего.

Дани закончила разговор и отдала ему телефон. Впихнула, стараясь вложить в это движение всю свою ненависть и неприязнь. Как бы хорош ты ни был снаружи, Гордеев, твоё внутреннее уродство уже не перекрыть ничем.

— Пошли, — он снова зацепил её руку, сплетая их пальцы в замок.

— Куда мы идём?

— Ты боишься?

— Странный вопрос, учитывая, что ты сделал. Думаешь, я могу тебе доверять?

— Думаю, ты можешь доверять мне больше, чем тому, с кем ты была полчаса назад.

Она ничего не ответила. Есть ли смысл спрашивать? Он не расскажет. Она не та, с кем он может поделиться. Порой кажется, что он вообще на это не способен. С кем бы то ни было.

Девушка шла за ним, изредка цепляясь ногами за камни и корни деревьев. Сердце гудело, когда кустарники медленно сменялись на высокие и стройные стволы. Они заходили дальше, и лес становился гуще и темнее.

Не убивать же он её ведёт? Иначе, не позволил бы ей сообщить маме о том, что она с Гордеевым.

— Егор, — Даниэла затормозила, пятками упираясь в землю. Буквально зарывая их в пожухлой траве, — Егор, стой.

Он остановился и перевёл на Дани вопросительный взгляд.

— Я не хочу идти дальше, — мотнула головой. Егор тут же уловил страх в зеленоватых глазах.

— Я ничего тебе не сделаю, Муха, — дёрнул за тонкое запястье, но она всё ещё крепко держалась пятками за землю, — мы почти дошли.

— Егор, я не хочу, — её голова снова закачалась из стороны в сторону. Кажется, её выдержка дала слабину, — я не хочу. Я не понимаю, что тебе нужно. Ты... ну, пожалуйста, отпусти меня?

Дани крутила запястьем. Не унималась и не оставляла попыток освободить руку от его болезненной хватки. Но он не отпускал и от этого было ещё больней.