– Это все, - сказала Аня, опуская дневник, - Что будем делать дальше?

По лицу Эдика текли слезы, он дрожал всем телом, в глазах застыл ужас.

– Соберись! - прикрикнула на него Виктория, - Всем страшно, но мы же как-то держимся!

– Ему что-то нужно, - бормотал между тем Гольдштейн, - Может быть, неупокоенное тело?…

– Надо искать кабинет, - сообразил Макс.

Он вскочил и огляделся по сторонам: каминный зал занимал, казалось, весь первый этаж дома, и никаких дверей в нем видно не было. Макс хотел было направиться на второй этаж, когда почувствовал, что Михалыч жует его ухо.

– Прекрати, больно же! - воскликнул Макс, снимая крыса с плеча.

Михалыч громко пискнул и забарахтался в ладони, всем своим видом показывая, что хочет быть опущенным на пол.

– Он что-то хочет показать! - воскликнула Виктория.

Макс поставил Михалыча на пол, и тот отбежал на несколько метров, затем остановился и выжидательно посмотрел на остальных, как будто приглашая следовать за ним. Как только Макс двинулся, Михалыч снова побежал вперед. Он подбежал к стене и пронзительно запищал. Виктория провела ладонью по шероховатому камню:

– Здесь дверь!

Дверь, выкрашенная в серый цвет, была совсем незаметна на каменной стене. Виктория толкнула ее и первой вошла в темное, без окон, помещение.

– Подожди-ка, - осторожно отодвинул ее Гольдштейн, зажигая огарок свечи, - Это последний, больше нет, так что мы должны поторопиться.

Неверный огонек осветил небольшое помещение, посреди которого стоял большой стол, заваленный книгами и бумагами. Около стола лежало ссохшееся, полуистлевшее тело, в том, что когда-то было горлом, торчал тяжелый насквозь проржавевший нож. По обрывкам одежды можно было угадать в нем мужчину.

– Ну, вот и наш добрейший дедушка! - сквозь зубы проговорила Виктория.

Шепот становился все сильнее, в нем звучала нарастающая ярость. Макс ощутил прикосновение холодных рук на своей шее, призрак нашептывал ему в уши самые страшные слова, которые только можно было вообразить. Но Макс не слушал его, он обошел скрюченное тело, и двинулся вглубь кабинета. В первый момент ему показалось, у стены стоит девушка, подойдя поближе, он понял, что видит висящий труп. Гольдштейн подошел поближе, осветив огарком то, что осталось от Оленьки. Время обошлось с нею так же безжалостно, как и с ее дедушкой, пощадив только прекрасные черные волосы и черное траурное платье. На оскаленном черепе сияла диадема из золотых одуванчиков. Прямо под телом девушки распростерся скелет собаки: верный Пушок и в смерти не оставил свою хозяйку. Макс почему-то не ощущал страха перед этими телами, не чувствовал он также брезгливости. Его охватила жалость, смешанная с грустью.

– Надо похоронить ее, - сказал он, протянув руку к телу, чтобы снять его с веревки.

Невнятный шепот перешел в полный ненависти визг. Призрак протестовал против вторжения чужаков. На Макса обрушилась волна шепота и враждебных образов, он почувствовал, что сейчас его захлестнет смертельный страх, и тогда он просто не сможет сопротивляться призывам призрака.

– Помогите мне! - крикнул он, обхватив ноги висящей девушки.

Виктория подскочила и перерубила веревку своим мечом, затем помогла перехватить хрупкое тело. Милана кинулась из кабинета и через минуту вернулась, волоча за собой дырявые ветхие полотнища.

– Вот, шторы. Я подумала, вместо савана…

Макс осторожно завернул тело Оленьки в расползающуюся ткань и обернулся к столу:

– Эдик, заверни деда… А что ты делаешь?

Эдик замер около стола, внимательно разглядывая пузырек из синего стекла.

– Это же ведь тот самый эликсир бессмертия? - спросил он, не сводя завороженного взгляда с густой жидкости, переливающейся внутри склянки.

Призрак завыл, по кабинету пронесся холодный ветер, Аня вскрикнула:

– Он толкнул меня!

– Потом налюбуешься! - заорала Виктория, - Помогай!

Эдик сунул пузырек в карман, и склонился над телом, закутывая его в штору. Он взял тело деда на руки, Гольдштейн, передав свечу Милане, подхватил девушку.

– Стойте, - сказал Макс, отрывая кусок от полотнища, покрывающего Оленьку.

Он бережно завернул в него останки Пушка и поднял их. Пес заслужил быть упокоенным рядом со своей любимой хозяйкой. Роки одарил его одобрительным взглядом.

– Куда их теперь? - спросил Эдик.

– В склеп, наверное. Только вот где он?

Михалыч снова напомнил о себе громким писком. Видимо, во время своего отсутствия он успел изучить весь дом и прилегающую к нему территорию. Он быстро побежал вперед, люди последовали за ним. Процессию замыкал Роки, настороженно оглядывающийся по сторонам. На улице было светлее, чем в доме: большая полная луна освещала густой, заросший бурьяном и лопухами сад. Серое тельце Михалыча почти сливалось с землей, и Максу приходилось все время внимательно всматриваться, чтобы не потерять его из виду. Наконец, в самом дальнем и заросшем углу сада обнаружилось мрачное каменное строение. Михалыч остановился около входа. Макс открыл тяжелую дверь склепа, откуда на него повеяло запахом тления, и увидел на полу тяжелые каменные плиты, под которыми, очевидно, и были упокоены члены несчастного семейства. Эдик с Гольдштейном внесли тела в склеп и остановились, нерешительно оглядываясь вокруг.

– Куда класть-то? - спросил Эдик.

Макс обошел склеп по периметру и обнаружил в полу несколько квадратных углублений, рядом с которыми лежали плиты.

– Сюда, - негромко сказал он.

Гольдштейн бережно уложил Оленьку в пустующую нишу, Макс устроил в ее ногах тело Пушка. Вдвоем они с трудом сдвинули с места плиту и накрыли ей могилу. Эдик бесцеремонно обрушил труп дедушки в другое углубление и торопливо кинулся к плите. Наконец, все было кончено. Милана рыдала, Аня украдкой вытирала слезы. Макс с радостью понял, что назойливый шепот наконец-то прекратился. Видимо, все остальные испытывали то же ощущение, такое облегчение отразилось на лицах.

– Пойдемте спать, - сказала Виктория.

Михалыч, о котором в общей суматохе совсем позабыли, вскарабкался на сапог Макса, а оттуда двинулся выше. Забравшись, наконец, на плечо, крыс принялся покусывать его за мочку уха, стараясь таким образом обратить на себя внимание Макса. При этом он довольно агрессивно попискивал, так что Максу ничего не оставалось делать, как взять Михалыча в руки и спросить:

– Чего ты хочешь?

Зверек внимательно, не отрываясь, смотрел в глаза Макса, тот повторил:

– Ну, так что тебе нужно? Говори, ты же можешь!

Крыс говорить явно не собирался, но Макс почувствовал, как его тельце замерло в напряжении: Михалыч пытался донести до него какую-то важную информацию. Вдруг Эдик громко застонал и схватился за голову, следом Виктория, болезненно поморщившись, поднесла пальцы к вискам.

– Черт, ничего не получилось. Он все еще здесь.

– Умрите, умрите, умрите… - услышал Макс знакомый шепот.

– Да, конечно, - Гольдштейн заговорил, превозмогая себя, - Нужно же, наверное, христианское погребение, или какой-то обряд специальный.

– Ты, видно, ужастиков насмотрелся, - хмыкнула Виктория, все еще держась за виски, - Какое ему погребение? Все должно быть гораздо проще. Что-то здесь держит нашего милого дедушку.

Михалыч истошно заверещал, извиваясь в ладонях Макса. Тот, понимая, что крыс что-то хочет сказать, перевел на него взгляд. Неожиданно Макс вспомнил, что Крысиный король общался с ним при помощи телепатии, и попытался уловить мысль Михалыча. Это было трудно, потому что голос призрака мешал сосредоточиться. Макс не отрываясь смотрел в глаза зверька, и наконец уловил слабенький мысленный посыл: "Могилы…" В этот тонкий голосок тут же вклинилось: "Ты останешься один, умри…" Макс помотал головой, пытаясь изгнать из своего мозга этот навязчивый голос, и мысленно переспросил: "Что могилы?" "Откройте старые могилы", - пришел еле слышный ответ.

Макс пересадил Михалыча на свое плечо, подбежал к плите, на которой угадывались скрытые под слоем пыли слова: "Здесь покоится Павел…", и сделал попытку сдвинуть ее.