Взгляд Белого стал еще печальнее, он тихо проговорил:

– Я не могу вам ничего объяснить. Вы все должны узнать сами. Позже вы поймете, почему я так поступаю. Вас уже пятеро, теперь вы должны найти остальных двух Носителей. Сейчас я даже не могу сказать вам, где искать их. Скажу только, что следующим на вашем пути будет Желтый. Езжайте на север, и постарайтесь успеть до старости.

Подняв руку в прощальном жесте, он растаял в воздухе.

– Фокусник, мать его! - не мог успокоиться Макс, - Опять наговорил ерунды, а ничего путного не сообщил.

Он ощутил легкое пожатие на своей руке и пришел в себя. Перед ним стояла наследница Синей. Ее широко раскрытые глаза испуганно смотрели на него.

– Когда ты сердишься, я чувствую, что твоя сущность изменяется. Ты как будто становишься другим, - тихо сказала она.

Макс устыдился своей вспышки. В самом деле, девушка только что пережила тяжелую утрату, а теперь еще он пугает ее дикими выходками. Он взял ее руку в свои и сказал:

– Извини. Как тебя зовут?

– Аня, - печально улыбнулась девушка.

– Очень приятно, а я Макс. Это Милана, Виктория, - начал он представлять своих друзей, - А это…

– Гольдштейн. Лев Исаакович, бизнесмен и экстрасенс, - отрекомендовался Гольдштейн, целуя руку Ани.

Роки, о котором на время все позабыли, до этого тихо сидевший в углу около кровати, радостно подбежал к девушке, и изо всех сил завилял куцым хвостом, выражая свое искреннее расположение. Аня наклонилась и погладила пса:

– Какой милый. Я ему нравлюсь.

– Конечно! - подтвердил тот, - Меня никто не потрудился представить, так что сообщаю сам: меня зовут Роки.

– В одном Макс, безусловно, прав: Белый подкидывает нам задачки все сложнее. Пойдемте спать, завтра надо выехать чуть свет. Как бы не опоздать в следующий раз, - озабоченно проговорила Виктория.

Рядом с комнатой, где погибла Синяя, было еще две спальни. В одной из них обосновались Аня с Миланой, другую заняли Макс с Гольдштейном. Виктория наотрез отказалась оставаться на втором этаже. Она устроилась внизу, кое-как приведя в порядок изрезанный диван, сказав:

– Нежить сюда, конечно, не попадет, а вот люди вроде Серого с наемниками - запросто. Кто-то должен следить за дверью. Так мне будет спокойнее.

Макс не стал возражать. Последняя вспышка гнева отняла у него много сил. Ощущая легкое головокружение и слабость в ногах, он добрался до спальни и упал на широкую кровать, чуть не придавив Роки, который уже расположился в ногах кровати. Гольдштейн улегся на большом диване, стоящем в углу комнаты и сразу же захрапел. Ему вторило хрюканье Роки. Макс, несмотря на слабость, долго не мог уснуть. Сначала он прислушивался к себе, пытаясь определить, не попытается ли неизвестный дух воспользоваться его состоянием и вытеснить его душу. Потом, не обнаружив никаких признаков этого, он немного успокоился и закрыл глаза. Перед мысленным взором сразу возникли синие печальные глаза Ани. Или это была Лесная дева? Как они похожи! Эти тонкие черты лица, нежная прозрачная кожа. И эта грусть в глазах обеих. Аня превратилась в Айрис, потом Айрис низко склонилась к нему, но Макс почему-то все равно знал, что это Аня…Мысли начали путаться, лица обеих девушек закружились, удаляясь, и он уснул.

Семилетний Рамир проснулся от голодной рези в желудке. В животе как будто поселился маленький злобный зверек, медленно выгрызавший его внутренности. Не открывая глаз, Рамир зашарил рукой под продавленным соломенным тюфяком, отыскивая спрятанное там яблоко, которое он украл вчера у торговца фруктами на Большом базаре.

– Ты не это ищешь, уродец?

Он открыл глаза и увидел издевательскую ухмылку Борга, старшего брата, спавшего рядом.

– На, жри! - в лицо полетел мокрый яблочный огрызок.

Издав звериный вопль, мальчик бросился на обидчика. Борг, сильный и крепкий, легко отшвырнул брата, столкнув на пол. В углу лачуги на груде тряпья завозилась мать. Застонав, она села, мучаясь тяжелым похмельем. Ее очередной гость громко храпел и даже не пошевелился.

– Чего орете, чертовы дети? Рамир, ублюдок, опять ты пристаешь к брату? Хоть бы он прибил тебя до смерти! Одним бесполезным ртом меньше будет.

Некоторое время мать сидела молча, качаясь и бессмысленно глядя в одну точку, затем распорядилась:

– Иди, принеси угля, в доме холодно. Затопи печь.

Не уточняя у матери, к кому она обращается, Рамир молча встал, взял в углу старый грязный мешок, и вышел наружу. Всю черную работу по дому выполнял только он. Перейдя улицу, он направился на окраину города, к угольной яме. Около нее уже сидел черный, как черт, угольщик Лаус и ждал первых покупателей. Рамир принялся собирать вокруг ямы угольную крошку и кусочки угля, которые высыпались из мешков покупателей. Он успел набрать несколько горстей, когда Лаус заметил мальчика и заорал:

– Пошел вон, шлюхино отродье! Не пугай своим уродством честных людей!

Тут угольщик заметил чисто одетую маленькую степенную старушку, и его тон резко изменился:

– Добро пожаловать, добрая женщина! У меня лучший уголь в округе, и стоит недорого!

Старушка пожевала губами и ответила:

– Вообще-то, я пришла пока прицениться. А уголь смогу купить, только когда мой сын придет домой - сама ведь я не утащу такой тяжелый мешок.

Испугавшись, что покупательница уйдет, Лаус, сладко улыбнувшись, сказал:

– Зачем же утруждать вашего почтенного сына? Мой помощник донесет вам покупку, куда скажете.

Он жестом подозвал Рамира, и, незаметно ухватив его за ухо, прошипел:

– Тебе нужен уголь? Заработай его! Отнеси этот мешок домой к старухе, и я насыплю тебе за это полмешка угольной крошки.

Рамир посмотрел на тяжелый мешок. Он не знал, хватит ли у него сил, чтобы поднять его, а тем более куда-то отнести. Но Лаус, в случае неповиновения, прогнал бы его от ямы, а дома ждала мать, которая жестоко избила бы его, явись он домой без угля.

– Что-то ваш помощник слишком худ, - недовольно проговорила старуха, оценивающе поглядывая на Рамира.

Тот молча взвалил мешок на плечо, и, шатаясь от тяжести, пошел вперед. Старуха расплатилась и пошла сзади, скрипучим голосом командуя:

– Теперь направо, налево, сворачивай в переулок. Да что же ты шатаешься, негодный мальчишка? Иди быстрее, я тороплюсь.

Наконец, они пришли. Рамир затащил мешок на крыльцо крепкого добротного дома, и остановился в ожидании следующих указаний.

– Ты можешь идти, - сказала старуха, - Не думаешь ли ты, что я пущу тебя в дом? Мой сын сам занесет уголь, когда вернется.

Рамир поплелся обратно к угольной яме. Ныла спина, мучительно тянуло внизу живота. От боли он даже на время забыл о голоде. Лаус встретил его неласково:

– Неужели дотащил? А я думал, ты сдохнешь от тяжести. Этот мешок был вдвое больше тебя!

Недовольно ворча, он зачерпнул из ямы лопату самого мелкого угля и высыпал его в мешок, подставленный Рамиром.

– А теперь иди отсюда! Меня воротит от твоей рожи! Сглазишь еще!

Мальчик потащил мешок домой. Мать, успевшая выпить пива, принесенного новым гостем, заметно подобрела и даже не замахнулась на него, только сказала:

– Что так долго, недоносок? Весь дом выстудился, пока тебя ждали.

Рамир затопил дряхлую печь, и сел около ее дверцы, зябко протягивая руки к огню и размышляя, где бы взять еды. В доме ничего не было. Мать, зарабатывавшая своим телом, большую часть денег пропивала, а когда в доме случалась еда, кормила двух старших детей, в которых видела свою опору в старости. Рамиру же доставались лишь объедки и попреки:

– И в кого ты такой урод? Знала бы, от кого тебя родила - нашла бы его и плюнула в рожу! Старшие - дети как дети, а ты? Борг через пару лет сможет работать помощником кузнеца, или грузить на пристани товары для купцов. Эола вообще красавица, через год в доме тетушки Фильды ей цены не будет! Все самые богатые кавалеры будут платить за ночь с ней большие деньги! А ты на что нужен?