– Граф, нет! - со слезами крикнула Милана.
Воины из отряда графа Пржевецкого вчетвером торжественно и печально несли на плаще своего командира. Арбалетный болт, пробив кольчугу, вошел в грудь прямо напротив сердца. Его опустили рядом с капитаном. Макс поднял затуманенный слезами взгляд и увидел на губах графа веселую улыбку. Неистовый лониец умер, как и жил, смеясь. На его руке сиял девственно-чистый бриллиант. Виктория подняла свою руку: камень в кольце, подаренном ей графом, стал абсолютно черным. Девушка опустилась на колени рядом с телом человека, который любил ее так сильно и страстно, что, не задумываясь, бросил к ее ногам саму свою жизнь. Глядя в его улыбающееся, прекрасное даже в смерти, лицо, Виктория заплакала и прикоснулась к губам графа первым и последним поцелуем.
Повсюду были тела погибших, повсюду люди оплакивали своих покойников, повсюду стонали раненые, а над всем этим возвышался старый дом - источник всех бед и горестей. Макс не понял, что произошло, когда Гольдштейн, резко выкрикнув: "Ложитесь!", - пригнул его голову к земле, а сам, оттолкнув Милану и Аню, кинулся к двери дома. Он добежал до нее и встал, широко расставив ноги, раскинув руки, будто не давая чему-то прорваться наружу. В ту же секунду его тело вздрогнуло, взмыло в воздух, и, пролетев несколько шагов, рухнуло на землю. Макс вскочил и побежал к Гольдштейну, не понимая, что случилось, молясь лишь о том, чтобы с ним все обошлось. Но, уже на бегу, он понял, что Гольдштейн мертв - так неестественно он лежал, так изломано было его тело. Взгляд его неподвижных глаз был устремлен вверх, губы страдальчески закушены. Макс осторожно закрыл его глаза и вместе с Гартом отнес туда, где лежали мама, Савка и граф.
– Откат, - сказал Сергей Иванович, вытирая слезы, - В доме скопилась огромная магическая энергия, и произошел откат. Он понял это раньше всех и заслонил нас своим телом.
Милана рыдала, обнявшись с Аней. Виктория закрыла глаза и обессиленно прислонилась к Гарту. Макс снова встал на колени, не отводя глаз от мамы. От горя на него нашло странное оцепенение, он ничего не чувствовал, не понимал, только молча смотрел в мамино лицо. Победа далась слишком большой ценой, и теперь он не знал, как будет жить, похоронив стольких дорогих его сердцу существ.
Вдруг тело Гольдштейна осветилось ярким оранжевым сиянием, будто солнце на прощание подарило ему частичку своего тепла, и поднялось в воздух, постепенно бледнея и растворяясь в нем.
– Оранжевый ушел от нас, но остался его наследник, - раздался над головой Макса торжественный скорбный голос.
Возникнув ниоткуда, возле исчезающего тела Гольдштейна стоял Белый Бессмертный, держа на раскрытой ладони его кольцо с оранжевым камнем. Вдруг Макса пронзила мысль: почему с телом мамы ничего не происходит? Ведь оно тоже должно было исчезнуть! В душе проснулась надежда, он, затаив дыхание, смотрел на маму, боясь, что она сейчас уйдет, вслед за Гольдштейном. Но секунды проходили, складываясь в минуты, а мама оставалась с ним.
– Она жива, - сказал Белый, - Просто, не выдержав страданий, ее душа вышла из тела. Но она здесь, рядом с тобой.
– Так верните ее, - прохрипел Макс.
– Это должен сделать ты. Призови на помощь свой дар.
Макс поднял лицо к небу и посмотрел на солнце. Он постарался забыть свое горе, не думать о потерях, очистить свое сознание и почувствовал, как в него вливается живительная энергия солнечных лучей. Его тело наполнилось силой. Он взял мамины холодные руки в свои ладони, передавая ей исцеляющую энергию. Мама вздохнула и открыла глаза. Она увидела Макса, порывисто села и крепко обняла его. Макс, задыхаясь от счастья, прижался щекой к маминым волосам и, как когда-то в детстве, сладко, не стесняясь своих слез, расплакался. Мама была рядом, живая, теплая, любящая, но он не мог забыть о тех, кого больше никогда не будет с ним. Гольдштейн, Эдик, граф, Савка, Роки… При мысли о Роки, принявшем страшную смерть, горло сдавил обруч боли.
– Тише, тише, мой родной, - шептала мама, гладя его волосы, - Все пройдет, все будет хорошо.
Эти простые слова утешали Макса, убаюкивая боль в сердце. Он глубоко, судорожно вздохнул, успокаиваясь, и услышал громкий, протяжный вой. Макс поднялся на ноги и протянул маме руку, помогая встать. Вокруг стояли люди - жители города, пришедшие на помощь раненым, воины, дравшиеся с ним плечом к плечу. Все они обнажили головы, отдавая последние почести павшим в этом бою. Чуть поодаль от людей колыхались туманные призраки тех, кого тысячу лет назад превратили в мортусов. Суровой стеной стояло призрачное войско короля Айдина. Земля под ногами была покрыта полчищами крыс, которые, не страшась людей, замерли, будто разделяя всеобщее горе. А вокруг сидели волки и, подняв острые морды к небу, пели свою прощальную песню. Скорбные, надрывающие душу звуки возносились к небу и таяли в его безоблачной вышине, как последняя поминальная молитва. Волки оплакивали погибших, отдавая последнюю дань своим серым братьям, людям, зверям - всем воинам Света, чья жизнь оборвалась в битве со злом. Казалось, вместе с волками плачет сама природа, провожая в последний путь своих детей. Наконец, волчья песня закончилась, оборвавшись на высокой ноте, и звери медленно пошли прочь.
Крысы тоже зашевелились, покидая городские улицы. От серой массы отделился пушистый комок и с радостным писком принялся карабкаться по ноге Макса. Тот узнал Михалыча и, ласково взяв его в руки, посадил на свое плечо. Крыс тут же уткнул колючую мордочку в его шею.
– Ты жив, бродяга! - сказал Макс, поглаживая зверька.
"Я должен идти, прощай", - пришел ему мысленный посыл.
– Понятно. Что ж, иди. Спасибо тебе за все, - грустно ответил Макс, которому жаль было расставаться с Михалычем.
"Зови, если что. Я приду", - на прощанье просигналил крыс, и ловко пополз по кольчуге вниз. Он спустился на землю и вскоре исчез среди своих собратьев, уходивших из города.
Перед Максом возник призрак короля Айдина.
– Я уничтожил вашего убийцу, - сказал ему Макс.
– Проклятие Лесного народа сбылось, - проговорил король, - Мы уходим, отмщенные.
Он обернулся к своему войску и взмахнул рукой. Мертвые воины в благодарственном жесте подняли к небу оружие. На мгновение Максу показалось, что он видит впереди войска прозрачный силуэт Айрис, которая с улыбкой машет ему рукой. Спустя мгновение войско Лесного народа исчезло, а на его месте заклубился туман.
– Нам было обещано прощение, - раздались голоса потерявших тело.
Макс вопросительно посмотрел на Белого. Тот громко, перекрывая голоса духов, выкрикнул:
– Вы прощены и можете покинуть землю!
Издавая стоны облегчения, призраки устремились ввысь и исчезли в небесной синеве.
– Это они? - спросила Аня, указывая на стайку белых пушистых облаков, появившихся вокруг солнца.
– Не знаю, может быть, - задумчиво ответил Макс.
– Все кончено, - сказал Белый, окидывая взглядом пустырь перед домом и стоящих на нем людей.
– А как же Черная королева? Она умерла? - спросил Сергей Иванович.
– Черная королева бессмертна и всемогуща, она не может погибнуть.
В голосе Белого прозвучали нотки благоговения и грусти. Максу не понравились его интонации, и он задал вопрос:
– Если она такая всесильная, почему же не остановила нас?
– Королева носила под сердцем дитя смертного, и это очень ослабило ее. Но она жива.
– А вы-то куда исчезли? - возмущенно вмешалась Виктория, - Почему не помогли нам? Взгляните, сколько людей и животных погибли.
– Смертным не дано понять того, что движет богами, - ответил Белый, - Я не мог вмешаться.
– А может быть, после того, что нам пришлось пережить, у нас есть право знать, что же вами двигало? - настаивала Виктория.
– Ну что ж, если вам это нужно… Существуют правила игры, которые мы с Черной королевой договорились выполнять.
– Правила игры?… Игры?… - задохнулся Макс.
Это не укладывалось в его голове. Они прошли через страшные испытания, все время находясь на волоске от смерти, дрались, убивали, терпели боль, видели страдания, хоронили товарищей - и все это ради правил игры? Вымершие от чумы деревни, звери, на которых напал мор, дети, оставшиеся сиротами, матери, оплакивающие своих детей, - и те, что бездыханными сейчас лежат вокруг него, - это игра? Он посмотрел на маму, мысленно прося помощи. Она снова обняла его, и Макс понял, что у него нет сил отвечать Белому. Ему хотелось одного: оказаться как можно скорее дома, смыть кровь, коркой покрывающую его тело и лицо, и забыть, забыть, забыть все это.
