Макс с Викторией выбрались на берег. Гольдштейн, благополучно выведший Малыша и Звезду, успокаивающе гладил коней. Милана, дрожа от холода и пережитого страха, расцеловала Викторию.

– Нам надо спешить! - сказал Лев Исаакович, - Я чувствую беду. С Синей происходит что-то очень плохое.

– Она жива? - спросил Макс.

– Пока да, но, боюсь, нам не успеть. Мы потеряли очень много времени.

Он вскочил на коня, остальные последовали его примеру, и всадники понеслись по берегу реки, вниз по течению.

– Вот здесь она живет! - крикнул Гольдштейн.

На высоком берегу стоял большой дом, опоясанный по периметру широкой стеклянной верандой. Заходящее солнце отражалось в его широких окнах, распахнутых настежь. Спешившись, друзья кинулись к двери. Она была не заперта, и Макс первым вбежал внутрь. На первом этаже царил беспорядок, мебель была перевернута, подушки мягких кресел вспороты, как будто в доме что-то искали. Оглядевшись, Макс кинулся наверх по широкой лестнице. Второй этаж был разделен на несколько помещений, из одного ему послышался тихий стон. Дверь комнаты была открыта, он вбежал туда и увидел пожилую женщину, лежащую на полу. Глаза ее были прикрыты, женщина тихо стонала. Склонившись над ней, Макс увидел кинжал, торчащий под левой грудью. Не зная, чем помочь раненой, он бестолково заметался. В комнату ворвалась Виктория. Она осмотрела рану и тихо сказала:

– Все кончено. Ей осталось не больше часа.

Женщина открыла синие, как предвечернее небо, глаза, и еле слышно прошептала:

– Серый… Это он…

Невольно Макс отметил, что женщина, несмотря на возраст, очень красива. Время пощадило ее черты, оставив их тонкими и изящными. Корона густых серебристо-седых волос придавала лицу благородство. Она с трудом проговорила:

– Камень…

– Серый забрал камень? - воскликнула Виктория.

– Нет, камень у внучки… Найдите ее…Выше по течению…Там она должна пересечь грань…

В комнату вошли Гольдштейн и Милана, которая тут же опустилась на колени рядом с умирающей и взяла ее за руку. Макс вытряхнул Роки из мешка, и, крикнув: "Охраняй!", вслед за Викторией выбежал из комнаты. Они выскочили из дома и побежали вверх по берегу, на ходу вытаскивая из ножен мечи. Солнце уже зашло, и от реки потянуло холодом. Вспомнив рассказ местного парнишки об утопленниках, Макс, собрав все силы, вырвался вперед, надеясь успеть, пока с девушкой не случилось ничего страшного.

Наконец, он увидел около реки, совсем рядом с водой, одинокую тоненькую фигурку. Подбежав ближе, он встал, как вкопанный. Сердце на миг замерло, потом учащенно забилось: в первый момент Максу показалось, что он видит перед собой Айрис, так похожа была стоящая перед ним девушка на Лесную деву.

– Сзади! - отчаянно крикнула подбегающая Виктория.

Из воды, за спиной девушки, медленно выползало бледное полуразложившееся тело. Зеленоватые пальцы тянулись к ее щиколотке. Схватив девушку за руку, Макс изо всех сил дернул ее на себя. Рука утопленника схватила пустоту, и забилась на берегу, отрубленная мечом Виктории. Труп начал вставать на ноги, следом за ним из реки выползли еще двое утопленников.

– Бежим! - заорала Виктория, схватив девушку за другую руку.

Втроем они кинулись бежать обратно к дому, слыша за спиной хлюпающие шаги утопленников. Спасало лишь то, что трупы были очень медлительны и неповоротливы. Тем не менее, они упорно ковыляли сзади, отставая шагов на сто.

Подбегая к дому, Макс, запыхавшись, прокричал:

– Куда деть лошадей? Их нельзя оставлять на улице!

– Веди на веранду! - ответила Виктория, схватив под уздцы Звезду и Красавца, своего белого жеребца.

Отпустив руку девушки и крикнув, чтобы она шла в дом, Макс завел Малыша и Ветра на веранду и плотно закрыл за собой дверь. Он приблизился к уху своего коня, и шепотом спросил:

– Ты как тут, выдержишь до утра, не нагадишь? А то неудобно будет.

Малыш высокомерно, сверху вниз, взглянул на хозяина:

– Я благородный скакун, а не дерьмовоз какой-нибудь. Не переживай, потерпим.

Макс опасливо посмотрел на улицу. Утопленники наконец доковыляли до дома, и теперь ходили вокруг веранды, тоскливо глядя на людей и лошадей мутными глазами.

– Не бойся, нежить не может проникнуть в дом Носителя, - успокоила Виктория.

Устроив лошадей, Макс вошел в дом. Девушка стояла посреди комнаты на первом этаже. Ее огромные синие глаза были полны слез.

– Бабушка умирает, да? - спросила она.

– Откуда ты… - начал Макс и осекся.

– Я эмпат, я чувствую ее боль и тоску.

Она медленно начала подниматься по лестнице на второй этаж. Не зная, что сказать и как утешить ее, Макс поплелся следом. Он опять ощутил уже знакомую слабость, наступающую после соприкосновения с мечом, но надеялся, что сумеет это выдержать, поскольку бой с речными тварями был недолгим, и меч на этот раз не сумел отнять у него много сил.

Синяя была еще жива. Внучка подбежала к ней и, плача, опустилась на колени.

– Не горюй, милая, - прошептала женщина, - Я ухожу туда, где нет места горю и боли. А ты должна быть сильной и исполнить свой долг.

Она подняла слабеющую руку и ласково погладила серебристые волосы девушки, потом указала на брошь с прекрасным синим камнем, приколотую на груди внучки:

– Храни…ключ… Спаси Вторую грань…

Синяя закрыла глаза, рука безвольно упала. Девушка тихо, безнадежно заплакала. Милана ласково обняла ее за плечи, что-то успокаивающе нашептывая. Макс почувствовал прилив ненависти к тем, кто причинил ей горе, и тут же ощутил, как в нем просыпается что-то чужое, ему не принадлежащее. Это что-то радовалось его злобе, питалось ею и становилось сильнее. Девушка подняла голову и внимательно посмотрела на Макса:

– Я чувствую твою ярость. Не надо, успокойся.

Виктория подошла и положила руку ему на плечо:

– Закрой глаза. Расслабься. Дыши как можно глубже. Вот так.

Макс попробовал сделать, как она говорила, и ярость отступила, вместе с ней ушло и ощущение чужой воли, подчиняющей его тело. Наступила слабость. Он присел на краешек кровати, стоящей посреди комнаты. Рядом с ним опустился Гольдштейн. Виктория стояла, прислонившись плечом к дверному косяку. Милана все еще обнимала девушку, которая теперь не плакала, а лишь смотрела молча на свою бабушку, будто стараясь навсегда запечатлеть в памяти ее образ.

Вдруг тело Синей засияло ярким светом, плавно поднялось в воздух, и начало исчезать, истаивать, постепенно как будто бледнея и растворяясь в вечернем сумраке.

– Синяя ушла от нас, но осталась ее Наследница, - раздался торжественный голос сверху.

Макс подскочил от неожиданности и задрал голову к потолку. Там парил Белый. Его лицо было строго и печально, видимо, он произносил ритуальную фразу, положенную в таких случаях. Сияние, окружающее Синюю, полыхнуло в последний раз - и тело ее исчезло. Белый опустился на середину комнаты:

– Приветствую вас в этот скорбный час, Носители!

– Какого хрена? - сквозь зубы процедил Макс.

Белый ответил изумленным взглядом. Макс повторил:

– Какого хрена? Где ты был, когда ее убивали? Чего ты теперь-то приперся и висишь здесь под потолком, как чертово елочное украшение? Почему не пришел раньше? Вали отсюда, мы клоунов не вызывали.

Испуганный Гольдштейн успокаивающе дотронулся до его плеча. Но Макса несло. Все пережитое за эти дни, вся боль и страх, который он испытал, все раздражение от непонимания происходящего вылились сейчас. Он отшвырнул руку Гольдштейна и проорал:

– Чего вылупился, божок недоделанный? Это ты швырнул нас во все это дерьмо, как слепых котят, и теперь развлекаешься: появляешься, когда хочешь, даешь очередное тупое бесполезное напутствие, и исчезаешь! А мы расхлебывай! А может, ты пари заключил с Черной королевой, а? Может, вы поспорили на ящик амброзии, или что вы там хлебаете? Твои Носители против ее Серых, неслабо, да? Получше, чем футбольный матч "Динамо - Луч"! Что затуманился? Я не прав? Тогда докажи это - объясни, что происходит? Где это чертово окно во Мрак? Как его закрыть? Как справиться с Черной? И как мне избавиться от этого идиотского духа, который в меня хочет вселиться?