– Сюда! Пробивайтесь сюда! - раздался громкий крик.
Дорога впереди осветилась ярким пламенем, выхватывающим из темноты клубки омерзительных тварей. Там появился Кшиштоф, в одной руке его был меч, которым он неистово рубил трупоедов, другая рука сжимала большую еловую ветку, на конце которой пылал огонь.
– Сюда! Дальше дорога свободна! - кричал он, размахивая своим факелом и отпугивая бросающуюся на него нежить.
Трупоеды, натыкаясь на огонь, с раздраженным шипением отскакивали в сторону, некоторые из них уже были охвачены пламенем. Наконец, твари понемногу, неохотно и медленно, начали отходить, скрываясь между могильными холмами. Милане с Аней удалось отступить за спину Кшиштофа, и теперь девушки были в относительной безопасности.
– Прорываемся! - крикнула Виктория, и, с удвоенной энергией размахивая мечами, бойцы принялись прокладывать себе дорогу между извивающихся тел.
Через некоторое время огнем и мечом удалось разогнать большую часть нежити, лишь самые голодные и наглые существа продолжали преследовать людей. Остальные, поняв, что поживиться не удастся, выглядывали из-за могил, сверкая в темноте желтыми глазами. Всадники, взяв с места в галоп, поспешили покинуть опасное место.
Макс гнал взмыленного коня, то и дело оглядываясь назад, его товарищи тоже не отставали. Трупоеды отстали, Роки уже не рычал из-за спины. Кладбище закончилось, и теперь по обеим сторонам дороги чернел густой лес. Через час бешеной скачки Янош прокричал:
– Больше нельзя, лошади падут!
– Да, пора останавливаться, - решил граф.
Ловко соскочив с коня, он медленно пошел по кромке леса, пытаясь в темноте высмотреть подходящее место для ночлега.
– Здесь, по моему, удобная опушка, - крикнул он.
Янош и Кшиштоф, спешившись, занялись поиском сухих веток для костра. Макс обтер усталого Малыша, расседлал его, вытряхнул укачавшегося Роки из мешка, и подошел к опушке леса, которая представляла собой ровное место, поросшее густой травой. Гольдштейн раскладывал походный шатер, девушки занялись лошадьми. Вскоре на опушке запылал большой костер, рядом с которым сидел Янош, поджаривая нанизанные на палочку колбаски, собранные в дорогу хозяином постоялого двора. Вид пламени напомнил Максу о недавно пережитых приключениях, и он спросил Кшиштофа, который ловко нарезал крупными ломтями каравай серого хлеба:
– Как ты додумался зажечь ветку?
– Так ведь любая нежить огня боится, - ответил парень.
– Молодец, - ласково сказал граф, присаживаясь костру, - Кто бы мог подумать, что мы встретимся с этакой мерзостью. Я сотни раз проезжал мимо этого кладбища и днем, и ночью, и никогда не видел ничего подобного. Правда, до меня доходили некоторые слухи, но я не обращал на них внимания.
– Что за слухи?
– Вот уже около месяца люди отказываются хоронить своих покойников на этом кладбище. Говорили, что ночью кто-то разрывает могилы, и тела исчезают. А это, оказывается, наши милые зверушки поработали!
– Месяц не хоронят? Поэтому они и были такие злые, - пояснил Гольдштейн, - Любые падальщики обычно стараются не иметь дело с живыми, предпочитают добычу, так сказать, готовую к употреблению. Ни шакалы, ни гиены, ни стервятники не нападут на кого-либо, если в их распоряжении достаточно падали. Наши трупоеды просто были голодны.
– Хватит о падали! Давайте спокойно перекусим, - взмолилась Аня.
После ужина, опасаясь новых неожиданностей, договорились о ночном дежурстве. Девушек и Гольдштейна, как недавно перенесшего ранение, отправили спать, а граф с Максом остались сидеть у костра. На вторую половину ночи их должны были подменить Янош с Кшиштофом.
Макс, укрытый плащом, сидел, положив на колени меч, и молча глядел на огонь. Справа к его ноге привалился разомлевший от еды Роки, и тоже смотрел в костер. Макса всегда удивляла любовь пса к пламени, теплу и яркому свету: раньше, дома, Роки мог часами лежать под спиральным обогревателем и покряхтывать от удовольствия, ничуть не страдая от жары, или пытаться сунуть любопытный нос в пламя зажигалки, ничуть не сомневаясь, что все будет в порядке. Слева сидел граф, бархоткой протирая свою саблю, испачканную в крови падальщиков. Макс, вспомнив, что еще не чистил свой меч, достал из своего мешка тряпицу и тоже принялся за дело.
– Как зовут твой меч? - спросил граф.
– Не знаю… - растерялся Макс, который хоть и слышал о дурацкой манере давать оружию имена, сам лично не понимал, зачем это надо.
– Но ведь так не бывает, у меча должно быть имя, - настаивал граф, - Обычно его пишут на рукояти.
Макс молча взял уже почищенный меч и положил графу на колени. Тот некоторое время изучал покрытую рунами рукоять, потом вздохнул:
– Не могу прочесть. Я знаю шесть языков, и нигде не встречал такой письменности. Могу лишь предположить, что это очень древний, забытый язык. И это странно.
– Почему же? - заинтересовался Макс.
– Судя по форме меча, он был выкован примерно в эпоху Первого Мрака, то есть около тысячи лет назад, скорее всего, оружейниками Сассии. Но тогда почему такие руны? В Сассии в то время была принята буквенная письменность.
– Может, это магические знаки? - предположил Макс, - Например, какое-то заклинание?
– Может, - согласился граф.
– Извините, что перебиваю, - вмешался Роки, - Макс, когда ночуешь на открытом воздухе, держи под рукой чеснополох!
Вокруг костра клубилось несколько туманных фигур, сливаясь в один клубок и снова разлетаясь. Они вились друг вокруг друга, то взмывая высоко в ночное небо, то стелясь по земле. Призраки издавали жалобные стоны, от них исходил неприятный сырой холод. Макс, которому после перспективы быть съеденным трупоедами появление обычных привидений представлялось дружеским визитом, неторопливо потянул руку к мешку. Он достал кисет с вонючим порошком и уже сунул было туда руку, но граф сделал протестующий жест:
– Погоди! Слишком уж часто появляются призраки в последнее время!
– Если вы не заметили, в последнее время много всякого появилось, - ответил Макс.
– Но ведь призраки - это неупокоенные души людей. Откуда их столько?
– Кладбище рядом, падальщики тела отрыли, души обиделись, теперь возмущаются - пояснил Макс очевидную, по его мнению, вещь.
– Ах, пан Макс! - рассмеялся граф, - Совсем-то ты ничего не знаешь о душах! А ведь ты христианин, как и я. Через девять дней после кончины душа покидает бренный мир, и отправляется в чистилище. Оттуда - в ад, или в рай. Так что покойники на кладбище, так сказать, пусты. Их души уже не здесь. Случается, что душа остается в нашем мире, отсюда и привидения. Но это ведь единичные случаи! А тут прямо нашествие призраков!
– И что это значит?
– Не знаю. У меня только одно предположение: где-то находится большой могильник, в котором лежат тела невинно убитых тайно захороненных людей. И их души, из-за неправедного погребения, не могут покинуть землю, взывая о помощи.
– Что-то я не слышу призывов, - усомнился Макс, - И вообще: что вы предлагаете? Терпеть и наблюдать, как они будут здесь фланировать? От них же сырость! Мы можем простыть.
– А мы сейчас с ними поговорим! - пообещал граф и торжественным тоном обратился к молочно-белой туманной фигуре, зависшей прямо у Макса над головой:
– Что вам нужно, пан призрак? Или вы панна? Чем мы можем вам помочь?
Привидение, казалось, удивилось и, заложив крутой вираж вокруг костра, исчезло в темноте леса. Через некоторое время оно вернулось с подкреплением: теперь над головами Макса и графа гордо реяло несколько десятков расплывчатых силуэтов.
– Так чего вы все-таки хотите? - настаивал граф.
Призраки взмыли вверх над костром, к сияющему звездами небу. Покрутившись в загадочной вышине, они делегировали одного, самого прозрачного, который, зависнув в метрах в трех от земли, требовательно и громко заявил:
– Отдайте нам наши тела!
– Где они? - деловито уточнил граф.
– Отдайте тела! - настаивал призрак.
Эту фразу он упорно повторял еще несколько раз, в ответ на все попытки графа добиться конструктивного диалога.