– Я помню, – как же его звали? – Я помню… – дурацкое, смешное имя, над которым так часто смеялась Елена. – Я помню…

Визг клаксона… гул лопастей вертолета… лай собаки… скрип дверной петли… шум лектрогенератора… плачь ребенка…

В его памяти всегда находился какой-то звук, который заглушал звук его собственного имени.

Такого дурацкого.

Такого смешного.

– Так кто кого предал, Хаджар Дархан? Ты меня или я тебя?

– Замолчи.

– А может поэтому ты искал Анис? Она ведь почти точная копия Елены.

– Замолчи!

Выронив меч, Хаджар схватился за голову.

Как его звали?!

Щелчки клавиатуры… звук басов… шум улицы… разговоры посторонних людей…

– Разве это стоило, чтобы забыть, весенний гром, приносимый северным ветром? Разве стоило, чтобы забыть радость от бури, которую он рождает посреди погожего дня?

Мат пьяных бродяг… крики за стенкой… громкоговоритель…

Он помнил… точно помнил… как его звали?

– Разве стоило оно того, чтобы забыть чувство восторга от того, когда стоишь на краю пропасти, а он дует тебя прямо в лицо?! Стоило, чтобы забыть зимний буран, дающий тебе почувствовать себя сильнее целого мира?!

Глупое имя… ошибка, допущенная в документах в приюте, что превратило абсолютно обычное, популярное имя в нечто, что стало его символом. Знаменем. То, благодаря чему, он смог жить и не сдаваться.

– Скажи мне, Хаджар Дархан! – тысячи молний сплелись в очертания огромного существа, ударом разрушившего часть горы. – Это стоило того, чтобы отдать меня тьме?!

Чтобы запереть скелет, не достаточно одного только замка… нужно сделать стенки, крышку и дно. И, чем больше тьма, которую нужно спрятать, тем крепче нужен материал.

А что может быть крепче, чем собственная душа?
И какой замок может быть надежнее, чем печать могучего Духа Меча.
Хаджар вновь поднял глаза на фигуру.
Половина его собственного лица с сияющим ярким светом глазом. Глазом, внутри которого плескался шторм в середине погожего дня; внутри которого ревел снежный буран, заставляющий почувствовать силу биться против целого мира; где гремел весенний гром, дающий чувство безграничной свободы и жажды битвы.
Внутри этого глаза сиял Северный Ветер.
Хаджар посмотрел на свою правую руку – покрытая алыми татуировками его истинного меня, скрывшим многие шрамы.
А затем он поднял левую.
Вернее то, что осталось от неё.
Лишь темная, неясная субстанция, так похожая на ту, что заменяла другому Хаджару его недостающую половину.

– Где твоя ярость, Хаджар Дархан?! – кричала фигура. – Разве ты не слышишь рева твоих предков? Разве ты не слышишь боя барабанов?! Разве ты не чувствуешь эту жажду?! Жажду биться с целым миром!

– Ты безумен!

– Нет! – сверкнул синий глаз другого-Хаджара и жуткая улыбка исказила половину его лица. – Это МЫ – безумны!

Хаджар схватил свой меч и бросился вперед.

– Наконец-то! – засмеялась фигура.

Их клинки столкнулись и небо раскололось светом полотна молний.

Два дракона бились в небе.

Синий и черный.

Они терзали друг друга, впивались когтями и клыками. И слышался их смех и плач. Бил гром, сверкали молнии, лил дождь.

Холодный и промозглый.

Глава 875

– Вечные Источники! – выкрикнул Иблим.

Снаружи шатра творилось что-то невообразимое. Спокойное небо вдруг окрасилось черным цветом. Порывистый ветер разорвал оковы мертвого штиля.

Ударил гром и начали сверкать молнии. И затем поднялась буря такой силы, что многим воинам пришлось встать по периметру лагеря и, воздев руки к небу, начать что-то на распев произносить.

Постепенно вокруг “дома” племени Шук’Арка возник мерцающий светом купол. И, в отличии от тех, что создавали в Семи Империях, он не был основан на мощи рун или иероглифов.

– Самые сильные враги, Прокладывающий Путь, – и в центре невероятного катаклизма, бури стихии, спокойным островком выглядел один лишь Хранитель Прошлого. Старик, сидя у костра, смотрел на извивающегося и стонущего белокожего человека. – мы не встречаемся с ними в честном и открытом бою…

– Что это за тьма, с которой он борется?!

– … мы видим их в отражении спокойной воды, – договорил старик и замолчал.

Два дракона, переплетаясь в клубки клыков, когтей и крови, бились посреди бушующего шторма. Они рвали друг друга, проливая на гору реки черной и синей крови. Их глаза блестели животной яростью и гневом.

Они били друг друга хвостами, летали вокруг сплетаясь в клубок, где сложно было отличить одного от другого. Порой казалось, что они и вовсе сливались воедино, чтобы обернуться змеем, пожирающим собственный хвост.

А затем, разделившись, вновь погружались в неустанную и кровавую бойню, которую сложно было назвать битвой.

Чешуя с тела, перья с “плавников” и шерсть с и морд летела на землю вместе с потоками крови и костей. Каждый удар огромной, когтистой лапы, сопровождался громом, сливающимся с ревом раненного дракона.

Каждый укус мощных челюстей, пронзающих крепчайшую кожу и чешую, сливался с ревом гневом и боли.

Молнии обвивали их тела светящимися нитями, которые вдребезги разбивались о когти и ярость их неукротимой схватки.

Скрываясь в облаках, они превращались лишь в смутные, застывшие на поверхности штормовых туч, силуэты, выхваченные вспышками яркого света.

А затем, резко вынырнув, они оба упали на пик горы, с которой и начали свою схватку.

На камнях лежало два израненных тела.

У одного в правой руке был зажат клинок чернее ночи, а у другого, в левой, меч ярче лазури полуденного неба.

Оба они тяжело дышали.
Залитые кровью, своей и чужой.
Израненные.
Но не сдавшиеся.
Оба, вонзив клинки в камень, поднялись на ноги. Одновременно посмотрев друг другу в глаза, кинулись в последней яростной атаке.
Их крики, полный жажды битвы, стали громом, а может гром – их криками.
Сверкнула молния.
В последний раз, перед тем как буря стихла, она осветила два силуэта. Прижавшиеся друг к другу так тесно, что сложно было различить где начинается и заканчивается другой, они стояли на коленях.
Их руки повисли плетьми.
Длинные волосы смешались в непонятные комья.
У каждого из спины торчало по клинку.
Черному и синему.
Никто из них не смог победить другого.

– Я лишь хотел… – хрипел тот, который владел синим мечом, созданным из ветра. – биться вместе с тобой, плечом к плечу. Как раньше. Когда мы были одни против всего мира. Когда мы были, …

Ударил гром и Хаджар вновь не расслышал того звука, что сорвался с уст того, чье существование он так долго отрицал.

А когда Хаджар открыл глаза, то он оказался посреди бескрайних простор укрытых зеленой травой. Вот только это не были пространства его души. Ибо там всегда по центру стоял холм с растущим деревом и серым камнем.

Здесь же не было и этого.

Только бескрайние, уходящие к горизонту, луга с качающейся в так ветру травой. На небе плыли кучевые облака, отбрасывающие тени на равнину. А затем, с очередным порывом ветра, пространство вдруг резко изменилось.

Теперь это была не равнина, а такая же бескрайняя степь. Желтая трава, редкие дикие колосья, мелкие камни и мелкие озера, в которых и колено не обмочишь если вброд захочешь перейти.

Солнце уже клонилось к закату.

Своими холодными, вечерними лучами, они светило в спину старцу. Именно старцу, а не старику. Мощные плечи, алый плащ, накинутый поверх кольчуги не раз бывавшей в схватке. Густые, до того седые, что даже белые волосы, собранные в хвост и косички.