Хаджар, от удивления, расширил глаза. Нет, он всегда подозревал что сестра эльфийского Короля просто так, на ровном месте, не стала бы ему помогать.

Но тот факт, что она буквально солгала ему, вывернув наизнанку правду, это было сродни ушату холодной, отрезвляющей воды.

– Правда ли, что если я достигну ступени Повелителя, то яд меня не убьет?

– Повелителя? – старик, не моргая, смотрел в пламя костра. Казалось, что он говорить вовсе не с Хаджаром, а с самим собой. – Ах да, так ваш народ называет состояние единой души… Нет Хаджар, не убьет. Но сделает калекой. Ты лишишься всех своих сил и доживешь век смертного, а когда умрешь, то вместе с тобой умрет и химера.

Скорее всего нейросеть опять неправильно переводила слова чернокожего старца. “Химера” в Семи Империях обозначала искусственное существо, созданное и при помощи магии и алхимии. И последняя химера, которая водилась в землях Семи Империй датировалась окончанием эпохи Ста Королевств.

После того, как Эрхард завоевал все обозримые ему королевства, знание о том, как создать нечто подобное кануло в небытие.

– Ты человек, Хаджар. И я человек. Мы можем обманывать друг друга. Можем убивать. Но мы это делаем по-своему. Те, кто рожден иными сущностями, поступают по-своему. Эльфийская врачевательница никогда бы не позволила химере разгуливать среди живых.

Хаджар выругался.

Проклятая эльфийка с её интригами. И ведь та клятва, которую она принесла, ни в коем образе не шла в разрез со словами старика.

Наоборот – они лишь отвечали на те вопросы, которыми задавался Хаджар. А именно – с какой стати эльфийке было ему помогать.

И правильно – ни с какой. Она просто решила подстраховаться, чтобы быть точно уверенной в том, что у осколка души Врага не останется ни единого шанса на спасение.

– Но умираешь ты не от этого…

Хаджар вздрогнул.

Хранитель вновь поежился и прижался к посоху.

– А от чего?

Несколько секунд прошли в молчании, пока старик не протянул руку в огонь. Пламя ласкало его пергаментную, сероватую, покрытую черными пятнами, кожу. Ласкало, но не трогало.

Не оставляло ни единого следа. Хотя, Хаджар был уверен, что хватило бы смертной стрелы, чтобы отправить старика к праотцам. Или, как говорили чернокожие – к Перворожденным.

Хранитель достал из костра небольшую хворостинку.

Она была обуглена точно по середине.

– Смотри, Северный Ветер, – он протянул её Хаджару. – Эта палочка крепче, чем любая другая такая же, которую ты сможешь найти за пределами Зеленого Дома. Каждый из её концов – как холодный, блестящий камень, который так любят белые люди.

Почему нейросеть не использовала слово “железо” Хаджар так и не понял.

– Но её середина – она обуглена. Этот жуткий шрам, который ты видишь, делает эту палочку намного слабее, чем она есть на самом деле, – Хрантель Прошлого без всяких усилий разломал палочку на две части, после чего бросил их в костер. Не прошло и нескольких секунд, как они обратились в прах. – То, что сильно, как единое целое, всегда становиться слабым, если его разделить.

Хаджар дотронулся до шрама на своей груди.

– Правильно, – кивнул старик. – Когда ребенок рождается, он рождается с одним единственным желанием – жить. Но у каждого человека это желание отличается. И, если с возрастом, он его не забывает, то это желание превращается в истинную мечту. Оно сильно, Хаджар. Сильно настолько, что может согнуть землю, сплести веревку из неба, потушить или зажечь звезды на небосклоне.

– И оно достаточно сильно…

– … чтобы расколоть душу, – закончил за Хаджара старик. – своим первым вздохом, Хаджар Дархан, ты расколол собственную душу. И, по счастливой случайности, запер этим, на долгие годы, свой самый большой страх и своего самого яростного врага.

– Черного Генерала, – кивнул Хаджар.

Старик оторвал взгляд от костра и посмотрел собеседнику в глаза.

Пока ошарашенный Хаджар обдумывал слова Хранителя, тот подбросил в костер еще немного хвороста, после чего подвинул его концом своего резного посоха.

Как и в случае с ладонью – тот не обуглился и не почернел.

– На Горе Стихий мы встречаемся с нашим злейшим врагом, Хаджар, – Хранитель опять повернулся к пламени. В его почти стеклянных глазах отражались танцующие языки пламени. – Три искушения выводят на поверхность нашу самую большую тайну, самый тайный страх. Тот, который мы прячем глубже всего. Запираем ото всех и даже от самих себя. Лжем себе, что его не существует так остервенело, что и сами в это начинаем верить.

Хаджар, поняв, что разговор в ближайшее время не закончится, уселся на шкуры.

Ему все еще было холодно, так что он потянулся к костру. Пламя согревало. Пусть не сильно, но согревало.

– И, если мы одолеем воспоминание о страхе, то взойдем на Гору Стихий. И Изначально-рожденные будут нас судить. Они отведут к Вечным Истокам, позовут Перворожденных твоей крови и те скажут свое слово.

– Я не был ни на каком суде, – возразил Хаджар.

Старик промолчал. И, будто не замечая слов Хаджара, продолжил.

– Твое Посвящение, Хаджар… оно было странным. Ты разорвал свою душу на две части. И лишь та половина, что сейчас внутри тебя, отправилась отражение Зеленого Дома, где листья памяти резали твои ноги, пропитывая мир твоей тьмой.

Хаджар вспомнил о том, как бежал по зеленой тропе. Действительно – его ноги постоянно что-то резало, а кровь, текущая из плоти, оказывалась воспоминаниями.

– И, когда твой самый большой страх явился миру, то ты встретился ни с кем иным, как со своим самым главным врагом – самим собой. Ибо воин, сколько бы врагов он не одолел, но пока не одолеет последнего – не более, чем мальчишка, размахивающий палкой.

Последний враг… Это словосочетание отозвалось в памяти Хаджара, но несмотря на то, что он был Рыцарем Духа, так и не смог вспомнить, с чем оно перекликалось.

Абсолютная память не означала, что любая оговорка, услышанная человеком, мгновенно находила отклик с прошлым. Это как книга – она лежит перед тобой, она заполнена нестираемыми символами. Но чтобы что-то найти, надо знать, где искать.

Хаджар не знал.

– А как можно победить самого себя, Хаджар? Все мы – лишь мальчишки с палками, – старик провел ладонью по посоху. – Ты встретился с осколком своей души, которую прогнал в момент, когда родился.

– Но она… он, сказал мне, что был со мной. Всегда был со мной, пока я не предал его и не принял метку…

– Клеймо угнетенного, – вновь перебил старик. – ты отдал себя сущности, которую создали мечты сотен тысяч племен людей. И этим отказался от дыхание Изначально-рожденного в чью честь ты выбрал себе свое истинное имя.

– “Дархан”, – послышалось в щелчках сгорающего хвороста.

Бусы, заменявшие дверь в шатер, закачались и порыв ветра на мгновение прогнул стены шатра.

– Когда ты родился с тем желанием, что было на твоих устах. Оно оказалось достаточно мощным, чтобы разлететься по миру и найти того, с кем оно перекликалось. На его зов, услышав свое имя, пришел Изначально-рожденный. И он принял в свои объятья половину твоей души. Сохранил её. Сберег. Вырастил как честь себя. А затем, долгие годы, пытался вернуть.

Тот голос, который слышал Хаджар. Те истории, которые тот ему рассказывал. Те изумительные сны о далеких землях и бесконечных странствиях, удивительных местах и самых опасных приключениях, что он видел в детстве…

– Ты странный человек, Хаджар Дархан, – старик вновь пошевелил посохом в костре. – Ты живешь с половиной души и, хотя должен быть мертвым из-за этого, все еще жив. Внутри тебя живет жуткая химера, которая стремится разрушить этот мир, но ты так и не подчинился её воле. Вторая половина твоей души слилась с Изначально-рожденным, но обладая невероятной волей, не стала его частью, а лишь продолжением. И тот путь, что лежит перед тобой, он одновременно и короткий и такой длинный, что мне не увидеть ни его начала, ни его конца.