– Мы ведь с тобой беседуем, путник, – улыбка вновь стала той же, что и прежде. Милой и доброй. – Я назвала свою цену за наш разговор. А все вопросы… ну так, что за беседа, без них – без вопросов.

– Истории? – Хаджар плохо понимал, к чему клонила хозяйка избушки. – Твоя цена, хозяйка, это истории, которые я буду рассказывать до названного срока?

– Не истории, – покачала головой бабушка. – а историю – одну.

– Но какую?

– И не какую, – засмеялась она и Хаджару показалось, что в её смехе он услышал вьюгу. – А чью – нашу историю, путник. Историю тех, кого, однажды, забудут. Но ты, как и те, кто приходил ко мне до и после тебя, будут рассказывать о нас. И люди будут помнить. А пока они будут помнить, мы будем жить. Одни – ждать во тьме, другие – на свету. И люди будут нас искать. И, может, иногда находить. А на беду или на счастье – этого никто не знает.

Хаджар, как это бывало практически каждый раз, когда он сталкивался с подобными сущностями, практически ничего не понял. Но, судя по взгляду бабушки, она другого от него и не ждала.

– Ты найдешь старца, которого ищешь, если отправишься на север. Иди до тех пор, пока не найдешь его. Какое бы препятствие не встало на твоем пути –не останавливайся. Как бы холодно тебе ни было – не пытайся согреться. Что бы ты не слышал – не слушай. Чтобы не видел – не верь. Иди своей дорогой. Она приведет тебя туда, куда должна, путник. Как и каждого… А теперь ступай. Скоро закончится мое время, – бабушка повернулась на восток. Там уже поднималось солнце. – во всем должно быть равновесие, путник.

– Но…

– Ступай, – не оборачиваясь, перебила бабушка. – мы свидимся еще раз, путник. Когда ты встретишь странствующего волшебника, мы встретимся еще раз и поговорим в последний раз. Но это будет не сейчас… ступай.

Хаджар вдруг понял, что стоит за калиткой. Старая, обветшалая, она выглядела совсем не так, какой он её запомнил. Скорее – какой увидел впервые.

Ладная избушка у самой опушки леса. Ухоженная, но было видно, что когда-то она находилась в лучшем состоянии. Крыша местами протекала, крыльцо было сломано и грозилось сломать кому-нибудь невезучему ноги, да и забор оставлял желать лучшего.

Хаджар, помотав головой, резко развернулся к дому спиной. Слева и справа от него высились налитая жизнью рожь, так и просящая собрать её в муку, чтобы сделать из неё пряников и печенья…

Не глядя, Хаджар отправился вниз по тропе. Почему-то он был уверен, что она непременно привела бы его на север. Туда, где старик, играющий на лютне, держал при себе вторую половину души Хаджара.

Он не знал, как эти двое встретят его – с миром или войной. Захотят ли слушать после всего того, что между ними тремя произошло. Захотят ли помочь…

Но Хаджар знал одно – он должен был попытаться. И не только для того, чтобы спасти свою жизнь, но и чтобы спасти страну… родину… Элейн и её маленького, еще нерожденного сына, наследника его семьи.

Хаджар остановился около двух сухих, мертвых деревьев. Они нависли справа и слева над дорогой, формируя некое подобие арки. А следом за ней начиналось пространство, похожее на мертвую степь. Почти пустоши, вот только… в отличии от настоящих Пустошей, на этих не было ровным счетом ничего.

Абсолютно мертвая, безжизненная равнина, которую обдували ветра четырех сторон света.

С этой арки начинался путь, который обозначила бабушка.

– Ты встретил королеву, Большой! – засмеялся уже знакомый Хаджару голос. –Встретил королеву и выжил! Значит – ты особенный, Большой. Ты убил Ана’Бри, которой, за предательство Зимнего Двора, было суждено умереть дважды, но Королева простила тебя! А Королева Мэб никогда и никого не прощает! Ты обречен смертный! Ты никогда не сможешь выплатить ей свой долг! И будешь вечно мучаться! Глупый Большой! Глупый Большой!

Хаджар посмотрел себе под ноги.

Вместо ровной тропы, он стоял на поверхности замершего озера. Вместо высокой, острой травы, которая резала ему лицо, вокруг из снега возвышались покрытые ледяной коркой копья. То, что некогда было цветами, оказалось клинками, обломками стрел, чьими-то костями.

На них сидели маленькие гарпии с большими, маслянистыми глазами и огромными, клыкастыми пастями.

Хаджар резко повернулся.

Вместо поля ржи он увидел бесконечные снежные просторы. Вместо зеленого леса – горы и реки и белоснежные столпы, в которые зима обернула спящие деревья.

А вместо избушки стоял прекрасный, но пугающий ледяной дворец. Вокруг него, на полях, лежали сотни и тысячи мертвых. Именно их копья резали Хаджара и гарпии, разбивавшие лед и уносящие во дворец куски плоти, представали в образе прекрасных цветков.

Хаджар присмотрелся.

Около входа в замок несли дозор два рыцаря. Трехметровые гиганты. Один в серых доспехах, чем-то напоминающих пса, а второй в черных – похожих на кота.

– Рыцари Зимнего Двора однажды придут за тобой, – смеялась, гоготала смехом умирающей гиены, гарпия. – и они спросят цену, которую назвала Королева Мэб. Она никогда и никого не прощает!

Хаджар посмотрел на руку. Ту самую, которой он ел пряники, сделанные из местной муки.

Они была покрыта застывшей кровью…

Сдержав рвотный позыв, Хаджар развернулся и молча направился в сторону арки из мертвых деревьев.

В спину ему доносился смех гарпии.

– ЗАЛП!

Выкрик одного из элитных адептов, стоявших по ту сторону от укрепления, заставил зашевелиться инженеров и очнуться офицера Ракишь.

Разменявшая второй век младший офицер пятого легиона, командовавшая целым батальном, всегда мечтала сражаться среди облаков. Но, врожденная непереносимость и боязнь высоты, не позволили ей вступить в гордые ряды солдат небесного флота.

Возможно, именно эта боязнь и стала камнем преткновения, который остановил Ракишь на пути развития. Она бы так и осталась Небесным Солдатом средней стадии, если бы не государственная программа, призванная поднять мощь страны в преддверии войны.

Несколько лет, после становления Рыцарем Духа начальной стадии, офицер Ракишь наслаждалась вернувшейся к ней молодостью. Да и не просто молодостью, а еще и красотой, которой она никогда не знала.

Может её внешности было и не достаточно, чтобы чувствовать себя на ровне с дворянками и, тем более, с аристократами, но простые практикующие и истинные адепты начальных стадий…

Видят боги и демоны, столько мужчин, сколько грели с ней постель за эти несколько лет, у неё не было даже по первой, природной молодости.

– Держать щиты! – Ракишь, стоя за спинами своих воинов, соединивших щиты в единую технику легиона Длань Королевы, отдавала приказы. – Приготовиться к артиллерийскому залпу! Лучники, снять стрелы с тетивы, достать клинки! Копейщики – щетина! Приготовиться к удару на раз, два – десять!

Отдавая приказы, Ракишь даже особо не задумывалась над тем, что говорило. На войну работала лишь половина сознания, а вторая предавалась обыденным рассуждениям.

К примеру о том, что все те мужчины были простым развлечением и данью памяти упущенному сладострастию в начале её первого века жизни…

Над головой ударил пушечный залп. Содрогнулись стены укреплений, пороховые облака взвились к небу. Огненные ядра выкашивали мертвых ничуть не хуже, чем техники элитных адептов.

Вот только они не требовали тех же сил и средств, которые Империя вкладывала в школы боевых искусств, где мог обучаться далеко не каждый.

… А еще, пожалуй, она бы хотела завести семью. Осесть в городе, растить сына или дочку… нет, лучше, все же, дочку…

Когда рассеялось облако пепла и пыли, офицер снова посмотрела на небо. В это время флагманское судно флота пятого легиона, “Красавица Нейя” билась в абордаже с линкором сил противника.

Ракишь было не важно, мертвый противник или нет. Её лишь недавно перевели в наспех собранный из разных частей и родов войск, пятый легион. До этого она служила несколько десятилетий на границе с Ласканом. И там, в каждодневной борьбе за выживание, Ракишь перестала отличать будни гражданской жизни, от будней на фронте.