Чтобы разъяснить все это, следует указать, что между Сеутой и Тетуаном находятся четыре различных горных хребта, которые должна была перейти армия. Первый — непосредственно к югу от лагеря — ведет к равнине Кастильехос, второй запирает эту равнину с юга. Оба эти хребта были взяты испанцами 1-го числа. Далее к югу перпендикулярно к берегу Средиземного моря проходит хребет Монте-Негро, а параллельно ему, но еще дальше на юг, идет другой, более высокий хребет, оканчивающийся на берегу мысом, носящим название Кабо-Негро, к югу от которого протекает река Тетуан. 1 января мавры теснили фланг вторгшейся армии, а затем они изменили свою тактику, отошли дальше на юг и попытались закрыть дорогу на Тетуан с фронта. Ожидали, что решительное сражение за обладание этой дорогой произойдет на перевалах последнего хребта, т. е. Кабо-Негро; так оно, кажется, и произошло 13 января.

С точки зрения тактики, эти бои не делают чести ни одной из сторон. От мавров мы не можем ожидать ничего, кроме иррегулярных действий, которые они проводят со свойственной полудикарям отвагой и ловкостью. Однако даже и в этом они, по-видимому, недостаточно сильны. Они, кажется, не проявляют того фанатизма, с которым борются против французов кабилы алжирских прибрежных гор и даже рифы. Длительные безуспешные схватки перед фронтом редута у Сеуты, видимо, сломили первый пыл и энергию большинства племен. Что касается стратегии, они также не могут сравниться с алжирцами. После первого дня боев они отказываются от своего правильного плана, который состоял в том, чтобы тревожить фланги и тыл наступающих колонн и прерывать или ставить под угрозу их коммуникации с Сеутой. Вместо этого они изо всех сил стараются опередить испанцев и преградить им путь на Тетуан с фронта, вызывая таким образом то, чего им следовало бы избегать, — решительное сражение. Быть может, они еще сумеют понять, что с такими солдатами, какими они располагают, и в такой стране, в какой они живут, малая война является именно тем способом борьбы, которым можно измотать неприятеля, — последний, несмотря на все свое превосходство в дисциплине и вооружении, связан во всех своих движениях огромным impedimenta {обозом. Ред.}, которого нот у мавров и с которым чрезвычайно трудно маневрировать по негостеприимной и лишенной дорог стране.

Испанцы продолжают кампанию так же, как начали. Проведя в бездействии два месяца у Сеуты, они затем за шестнадцать дней прошли двадцать одну милю, делая по пять миль в четыре дня! Даже учитывая все трудности пути, это неслыханная в условиях современной войны медлительность. По-видимому, испанские генералы совершенно разучились управлять большими массами войск, подготовлять широкие операции и передвигать армию, которая, в конечном счете, по численности едва ли равняется одному французскому армейскому корпусу в последней итальянской кампании. Чем же иным можно объяснить эти промедления? 2 января вся артиллерия О'Доннеля находилась в Кастильехосе, за исключением осадного парка, однако он прождал еще целых два дня и выступил только 5-го. Самый поход колонны организован, по-видимому, неплохо, но это и немудрено при столь коротких переходах. Под огнем испанцы проявляют то пренебрежение к врагу, которое является неизменным результатом более крепкой дисциплины и ряда успешных боев, но будущее еще покажет, сохранится ли эта уверенность в победе, когда климат и трудности кампании, которая в конце концов неизбежно превратится в утомительную малую войну, значительно ухудшат как моральное, так и физическое, состояние армии. Что касается командования, то и в настоящее время мы можем сказать о нем лишь очень немного, ибо у нас нет подробных сведений о боях, кроме первого. Однако этот первый бой обнаруживает две несомненные ошибки — атаку кавалерии и продвижение генерала Прима за пределы, предусмотренные заданием. Если такие явления станут постоянными в испанской армии, то тем хуже для нее.

Оборона Тетуана будет, по всей вероятности, непродолжительна, но упорна. Его укрепления, несомненно, слабы, но мавры — отличные солдаты, когда сражаются под прикрытием крепостных валов, как показали бои в Константине[368] и многих других алжирских городах. Следующая почта, возможно, принесет известие о взятии его штурмом. Если это произойдет, то мы можем ожидать затишья в кампании, ибо испанцам потребуется время, чтобы улучшить дорогу между Тетуаном и Сеутой, превратить Тетуан во вторую операционную базу и дождаться подкреплений. Отсюда будет осуществлено дальнейшее наступление на Лараш или Танжер.

Написано Ф. Энгельсом, около 18 января I860 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5863, 8 февраля 1860 г. в качестве передовой

Печатается по текста газеты

Перевод с английского

В то время как губернатор Шамбери определенно заявил, что король Сардинии никогда не имел в виду уступать Савойю Франции, мы имеем заверения английского министра иностранных дел, сделанные им в палате общин 2-го сего месяца, что прошлым летом граф Валевский от имени французского императора отказался от этого проекта. Однако эти заявления лорда Джона Рассела относятся к периоду, имевшему место несколько месяцев тому назад, и то, что тогда отрицалось, возможно, теперь почти уже свершилось. Конечно, трудно и даже невозможно поверить, чтобы движение в пользу присоединения к Франции, развивавшееся в последнее время среди населения Савойи, было чисто местного происхождения. По всей вероятности, оно разжигалось французскими агентами, а правительство короля Виктора-Эммануила санкционировало его или, по крайней мере, терпимо относилось к нему.

Савойя — провинция с полным и бесспорным преобладанием французской национальности, подобно западным кантонам Швейцарии. Народ говорит на южнофранцузском диалекте (провансальском или лимузинском), но литературный и официальный язык повсюду французский. Однако это вовсе не доказывает того, что савойяры желают быть присоединенными к Франции и особенно к бонапартистской Франции. Согласно заметкам одного германского офицера, который в январе 1859 г. совершил по этой стране поездку с военной целью, сторонники присоединения к Франции нигде не имеют какого-либо влияния, за исключением Шамбери и других городов Нижней Савойи, в то время как Верхняя Савойя, Морьен и Тарантез предпочитали бы остаться при своем теперешнем положении, а Шабле, Фосиньи и Женевэ — три северных округа — образовать новый кантон в составе Швейцарского союза. Тем не менее Савойя, будучи целиком французской, несомненно будет все больше и больше тяготеть к основному центру французской национальности и в конце концов присоединится к нему, так что это лишь вопрос времени.

С Ниццей дело обстоит иначе. Население графства Ницца также говорит на провансальском диалекте, но здесь литературный язык, образование, национальный дух — все итальянское. Североитальянский и южнофранцузский диалекты настолько близки друг другу, что почти невозможно сказать, где кончается один и где начинается другой. Даже говор Пьемонта и Ломбардии по своим флексиям является целиком провансальским, в то время как образование слов из латинских корней по существу такое же, как в итальянском языке. Требовать присоединения Ниццы, ссылаясь на этот говор, было бы невозможно, поэтому ее присоединения теперь требуют на основании ее предполагаемых симпатий к Франции, существование которых, впрочем, более чем проблематично. Несмотря на эти симпатии и на свои особый говор, Ницца — целиком итальянская провинция. Это убедительнее всего доказывается тем обстоятельством, что она дала par excellence {по преимуществу. Ред.} итальянского солдата Джузеппе Гарибальди. Представить себе Гарибальди французом было бы просто смешно.

Уступка обеих этих провинций с чисто финансовой точки зрения не нанесла бы большого ущерба Пьемонту. Савойя — бедная провинция, которая хотя и дает лучших солдат для сардинской армии, тем не менее никогда не покрывает расходов по своему собственному управлению. Финансовое положение Ниццы не намного лучше, и, кроме того, она представляет собой лишь маленькую полоску земли. Потеря, очевидно, была бы небольшая. Ниццу, хотя она является итальянской провинцией, можно было бы принести в жертву ради объединения Северной и Центральной Италии, а потеря иностранной провинции вроде Савойи могла бы даже считаться выгодной, поскольку это может способствовать объединению Италии. Но если подойти к вопросу с военной точки зрения, то дело представится в совершенно ином свете.