Такая война неизбежно является последней картой Луи-Наполеона. Он ставит на нее все, и как опытный игрок очень хорошо знает, какие грозные силы противостоят ему. Он знает, что с каким бы таинственным видом он ни хранил молчание, всему миру известно, и было известно с первых дней его властвования, что представляет собой эта последняя карта. Наполеон знает, что своей маской сфинкса ему никого не удастся ввести в заблуждение на этот счет. Он знает, что ни одна европейская держава не потерпела бы такого расширения французской территории и что на дружбу России можно положиться почти так же, как и на его собственные клятвы. Для такого человека, как он, который так развил девиз Людовика XV «Apres moi le deluge» {«После меня хоть потоп». Ред.} и который знает, что это будет за потоп, каждый час является определенным и неоценимым выигрышем, посредством которого он может отсрочить развязку, выиграть время и одурачить окружающих его игроков.

Но в то же время он отнюдь не является хозяином положения: необходимость может заставить его пустить в ход главный козырь раньше, чем ему хотелось бы. По крайней мере за последние три месяца вооружение Франции ведется в колоссальных масштабах. После того, как значительное число старых солдат было уволено в отпуск, в 1858 г. были призваны полностью 100000 человек рекрутов по сравнению с 60000 обычного ежегодного набора мирного времени. Кипучая работа всех арсеналов и военных заводов еще три месяца назад убедила весь высший командный состав в том, что идут приготовления к серьезной кампании. А теперь мы узнаем, что государственные литейные заводы получили заказ на изготовление 75 батарей или 450 орудий новой системы Луи-Наполеона (легкие 12-фунтовые пушки); что осуществлено дальнейшее усовершенствование ружейной пули (предложенное Неслером, официальным преемником Минье); что численность егерских батальонов увеличена с 400 до 700, а численность батальонов линейных полков с 900 или 1000 до 1300 человек, путем перевода из учебно-запасных частей (которые комплектуются из рекрутов) около 60000 человек; что в Тулоне накапливаются военные материалы и что предполагается организовать два лагеря, местонахождение которых еще не известно. Однако их расположение нетрудно угадать: один будет около Лиона, или южнее, близ Тулона, а другой у Меца в качестве обсервационной армии против Пруссии и Германского союза[69]. Все это неизбежно разжигает до предела воинственные настроения в армии; и на войну рассчитывают с такой уверенностью, что офицеры больше не заказывают штатской одежды, полагая, что в течение некоторого времени им придется носить только форму.

В то время как во Франции дела обстоят таким образом, в Пьемонте король еще перед рождеством объявил своим генералам о том, чтобы они были наготове, так как возможно еще до весны им придется понюхать пороха. Речь, которой он открыл недавно заседание палаты, настолько изобиловала высокопарными фразами об итальянском патриотизме и намеками на несправедливость австрийского владычества, что напрашивается вывод: либо он решительно намерен воевать, либо он готов примириться с тем, что весь мир назовет его круглым дураком. В Ломбардии, в Риме, в герцогствах наблюдаются волнения, с которыми можно сравнить только волнения, предшествовавшие взрыву 1848 года; население, по-видимому, оказывает иностранным войскам открытое неповиновение и стремится только к одному: продемонстрировать свое крайнее презрение к существующей власти и свою полную уверенность в том, что через несколько месяцев австрийцам придется покинуть Италию. В ответ на все это Австрия преспокойно усиливает свою армию в Ломбардии. Эта армия состояла из трех армейских корпусов — 5-го, 7-го и 8-го, насчитывающих всего около 100000 человек. Как я уже отмечал в предыдущей статье, к ним на подкрепление идет 3-й корпус. Сообщают, что шесть полков пехоты (30 батальонов), четыре батальона тирольских стрелков, два кавалерийских полка, шесть батарей, весь штаб и инженерный обоз 3-го армейского корпуса находятся в пути, или уже прибыли в Ломбардию. Тем самым численность армии увеличивается до 130000 или 140000 человек. Занимая позиции между Адидже и Минчо, эти силы смогут выдержать натиск по крайней мере вдвое превосходящих сил противника.

Итак, повсюду накапливается горючий материал. В состоянии ли Луи-Наполеон справиться со всеми этими событиями? Нет. Многое совершенно вне его власти. Если произойдет вспышка в Ломбардии, Риме или в одном из герцогств, если генерал Гарибальди вторгнется на непосредственно прилегающую территорию и поднимет народ на восстание, — сумеют ли Пьемонт и Луи-Наполеон устоять? После того, как французской армии было по существу обещано завоевание Италии, где ее должны встретить как освободительницу, как можно потребовать от нее, чтобы она стояла вольно, с опущенными ружьями, в то время как австрийские войска топчут очаги итальянского восстания? Вот в чем суть. Ход событий в Италии уже не подчиняется воле Луи-Наполеона; в любой момент может ускользнуть из-под его влияния и ход событий в самой Франции.

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 13 января 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5548, 1 февраля 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Париж, 26 января 1859 г.

Вам уже, разумеется, известно о тайной связи между новой итальянской политикой Луи Бонапарта и глубоко укоренившимся в нем страхом перед итальянскими террористами. Несколько Дней тому назад вы могли бы прочитать в «France Centrale», провинциальной газете, которая, к сожалению, никогда не пересекает Атлантический океан, следующую историю:

«Мы упоминали о бале, состоявшемся в прошлый понедельник в Тюильри. В письмах из Парижа нам сообщают об одном происшествии, которое причинило немало волнений на этом празднестве. Гостей было много. То ли потому, что одна дама почувствовала себя дурно, то ли по другой причине, произошло замешательство и 3 или 4 тысячи гостей вообразили, что случилось какое-то несчастье. Это вызвало смятение. Несколько человек бросилось к трону, и император, чтобы успокоить присутствующих, прошелся по залам».

Однако на балу, о котором идет речь, в Salle du Trone {Тронном зале. Ред.} находилось около 200 или 300 человек, и они явились свидетелями происшествия, весьма отличного от того, которое было разрешено описать газете «France Centrale». На самом деле гости почему-то внезапно заметались по различным залам и всей толпой стали напирать на Salle du Trone, а в этот момент Луи Бонапарт и Евгения поспешно оставили трон и стремглав бросились через зал к выходу, причем императрица на бегу кое-как подхватила свои юбки и выглядела такой бледной, что ее лучшие друзья говорили потом: «Она была бледна, как смерть».

Это состояние мучительного беспокойства, которое узурпатор и его друзья испытывали со времени покушения Орсини, сильно напоминает известное место в «Государстве» Платона:

«Тиран не достигает даже своей основной цели — быть правителем. Кем бы ни казался тиран, он всегда раб. Его сердце вечно будет преисполнено страхами, терзаемо ужасом и угрызениями совести. С каждым днем он будет все более и более становиться тем, кем он был с самого начала, т. e. человеком, которому завидуют и которого ненавидят, подозрительным, лишенным друзей, несправедливым, врагом всего святого и защитником и поощрителем всего бесчестного. Таким образом, тиран — несчастнейший из людей».

Враждебная позиция, которую занимает Бонапарт по отношению к Австрии, хотя, несомненно, и рассчитана на то, чтобы дать ропщущей армии какую-то надежду на активные действия иного характера, чем полицейская служба, выполняемая ею в настоящее время, все же главным образом имеет целью обезвредить итальянский кинжал и заверить итальянских патриотов в том, что император верен своей прежней клятве карбонариев. Брак принца Наполеона, или генерала Плон-Плона, как его называют парижане, с сардинской принцессой Клотильдой должен был в глазах всего мира неизбежно привести к единению Франции и Италии и таким образом явиться, как это хотят изобразить обитатели Тюильри, первым взносом в счет долга Бонапартов итальянцам. Но вы ведь знаете героя Сатори![70] Он известен своим упрямством в преследовании раз поставленной цели, но его пути извилисты, его продвижение вперед сопровождается постоянными отступлениями и всякий раз, как он добирается до кульминационного пункта, для него возникают величайшие осложнения, которые как бы парализуют его.