Но что же, по нашим предположениям, делают все это время французы? Они, конечно, поспешно спускаются по направлению к будущему театру военных действий — долине верхнего По. Когда известие об австрийском ультиматуме достигло Парижа, силы, предназначенные для альпийской армии, едва превышали четыре пехотных дивизии в районе Лиона и еще три дивизии, либо расположенные на юге Франции и на Корсике, либо находящиеся в стадии сосредоточения. Кроме того, еще одна дивизия была на пути из Африки. Эти восемь дивизий должны были составить четыре корпуса; в качестве первого резерва французская армия располагала дивизией линейных войск в Париже и в качестве второго резерва — гвардией. Это дало бы в целом двенадцать линейных дивизий и две гвардейских, составляющих семь армейских корпусов. Двенадцать линейных дивизий, из которых каждая насчитывала бы до прибытия отпускников около 10000 человек, дали бы всего 120000, с кавалерией и артиллерией — 135000, а с 30000 гвардии составили бы в общей сумме 165000 человек. С отозванными из отпусков численность всей этой армии достигла бы 200000 человек. Пока все обстоит благополучно; это — прекрасная армия, достаточно большая, чтобы завоевать страну даже вдвое большую, чем Италия. Но где она могла бы находиться 1 мая или около этого, в тот момент, когда она нужна была в долине Пьемонта? Корпус Мак-Магона был отправлен примерно 23 или 24 апреля в Геную; а так как он не был предварительно сосредоточен, то не сможет отправиться из Генуи раньше 30-го. Корпус Бараге д'Илье находился в Провансе и должен был двигаться, согласно одним сведениям, через Ниццу и Коль-ди-Тенду, согласно же другим, — отправиться на кораблях и произвести высадку на берегу Средиземного моря. Корпус Канробера должен был пройти в Пьемонт через Монсени и Мон-Женевр, а все другие войска должны были по мере своего прибытия следовать по тем же дорогам. Теперь определенно известно, что до 26 апреля никакие французские войска не вступили на сардинскую территорию, что три дивизии из парижской армии 24-го все еще находились в Париже, что одна из них только в этот день отправилась в Лион по железной дороге. Кроме того ожидалось, что гвардия выступит не раньше 27-го. Таким образом, предположив, что все остальные ранее перечисленные нами войска были сосредоточены на границе и готовы к походу, мы имеем восемь пехотных дивизий, или 80000 человек. Из них 20000 направляются в Геную; 20000 под командой Бараге, если только они вообще следуют в Пьемонт, идут туда через Коль-ди-Тенду; остается 40000 под командой Канробера и Ньеля для продвижения через Монсени и Мон-Женевр. Вот все, чем Луи-Наполеон сможет располагать в то время, когда его помощь будет больше всего нужна, т. е. в момент, когда австрийцы могут оказаться в Турине. И все это, заметим мимоходом, вполне совпадает с замечаниями, которые мы делали по этому вопросу несколько недель тому назад. Но даже имея в своем распоряжении все железные дороги мира, Луи-Наполеон не может перебросить остальные четыре дивизии парижской армии к началу первых боев без того, чтобы позволить австрийцам в течение целых двух недель делать с пьемонтцами все, что им угодно; и даже в этом случае его шансы на успех весьма незначительны, ибо он будет иметь восемь дивизий на двух горных проходах, а в пункте их соединения — противника, по меньшей мере, численно равного. Но человек в его положении не может по политическим соображениям допустить, чтобы в течение целых двух недель противник опустошал Пьемонт, и потому ему придется принять сражение, как только австрийцы его предложат, причем это сражение он должен будет вести в неблагоприятной обстановке. Чем скорее французы перейдут через Альпы, тем лучше для австрийцев.

Написано Ф. Энгельсом 28 апреля 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5634, 12 мая 1859 г. в качестве передовой

Печатается на тексту газеты

Перевод с английского

Лондон, 29 апреля 1859 г.

Вчера был день платежа по иностранным фондам и акциям, и паника на бирже, начавшаяся 23 числа, достигла, в некотором роде, кульминационного пункта. С прошлого понедельника было объявлено не менее 28 банкротств членов фондовой биржи, из которых 18 имели место 28 числа. Сумма обязательств, вызвавших банкротство, достигла в одном случае 100000 ф. ст., что значительно превышает обычный средний размер подобных «экзекуций». Одновременное повышение директорами Английского банка учетной ставки до 3¹/₂% с 2¹/₂% — уровень, на котором она была фиксирована 9 декабря 1858 г., — повышение, последовавшее за отливом золота, вызванным покупкой серебра для отправки в Индию, в некоторой степени способствовало усилению расстройства. 3-процентные консоли, которые 2 апреля котировались по 96¹/₄, 28 апреля упали до 89, а на несколько часов даже до 88¹/₄. Русские 4¹/₂-процентные бумаги, которые 2 апреля котировались по 100, 28 апреля упали до 87. В течение того же времени сардинские бумаги с 81 упали до 65, а турецкий 6-процентный заем понизился с 93¹/₂ до 57, хотя позже он снова поднялся до 61. Австрийские 5-процентные бумаги котировались по очень низкому курсу — 49. Главной причиной, вызвавшей это огромное обесценение отечественных и иностранных ценных бумаг, которое сопровождалось подобным же падением железнодорожных акций, в особенности итальянских, явились известия о вторжении австрийцев в Сардинию, о продвижении французской армии в Пьемонт и о заключении оборонительных и наступательных договоров между Францией, Россией и Данией[194]. Правда, в течение дня телеграф сообщил опровержение со стороны «Constitutionnel» слухов о заключении оборонительного и наступательного договора между Францией и Россией. Но при всем легковерии и оптимизме, которыми несомненно наделены умы фондовой биржи, на сей раз они осмелились не поверить в правдивость французских полуофициальных заявлений. Они еще не могли позабыть, что всего лишь неделю назад «Moniteur» осмелился отрицать, что Франция вооружается или намеревается вооружаться. Более того, отрицая наличие договора, французский оракул, однако, признал, что «соглашение» было достигнуто между двумя самодержцами, восточным и западным, так что опровержение в лучшем случае превращается в игру слов. Вместе с обанкротившимися британскими биржевиками одновременно провалился и русский заем в 12000000 ф. ст., который, если бы к этому времени Австрия не пришла к внезапному решению послать ультиматум Сардинии, был бы, наверное, проглочен Ломбард-стритом. Г-н Симпсон — автор финансовых статей в лондонском «Times» — высказывает такие любопытные замечания о том, как лопнул этот мыльный пузырь русского займа:

«Одним из особенно достойных внимания моментов нынешнего положения вещей является то, что публика избежала этого предполагавшегося займа России. Хотя замыслы этой державы были совершенно прозрачны еще с момента преждевременного окончания Крымской войны благодаря влиянию нашего «союзника» и последовавшему затем свиданию императоров в Штутгарте, было ясно, что никакие предостережения, кроме совершенно бесспорных доказательств, не могли бы помешать ей получить любую желательную для нее сумму, если бы можно было найти солидный банкирский дом, готовый взять на себя проведение этой сделки. Поэтому месяц или два тому назад, когда был выдвинут проект получения 12000000 ф. ст., все заинтересованные стороны обнаруживали признаки крайне приподнятого настроения и уверенности. Пусть английские владельцы капиталов делают все, что хотят, им достанется только весьма умеренная доля! В Берлине и в других местах люди были озабочены тем, чтобы приобрести облигации займа по цене на один или два процента выше цены, по которой он должен был быть предложен на лондонском рынке. При таких обстоятельствах было мало надежды на то, что какое-либо слово предостережения будет услышано. Правда, ни г-н Беринг, ни г-н Ротшильд, которые обычно достаточно сильно соперничают в таких делах, на этот раз не проявили никакой охоты иметь к займу какое-либо отношение. Кроме того, сообщали о таинственном сосредоточении 100000 русских войск в Грузии. Равным образом говорили, что русский посол в Вене открыто заявил, что требование императора Наполеона о пересмотре договоров 1815 г. было совершенно справедливо; и, наконец, недавние старания аннулировать Парижский договор в части, касающейся Дунайских княжеств, поездка великого князя Константина по Средиземному морю и ловкий ход с целью провалить мирную миссию лорда Каули — всего этого, как можно было предполагать, было достаточно, чтобы вызвать колебания. Однако ничто не может подействовать на оптимистически настроенного английского вкладчика, падкого до всякой бумаги, сулящей ему 5 % дохода, и нет пределов его презрению к алармистам. Таким образом, надежды лиц, взявших на себя размещение займа, не ослабевали, и фактически всего лишь за день или за два до известия об австрийском ультиматуме происходили последние совещания, с целью иметь наготове все для объявления выпуска займа в любой момент. После получения самых последних успокаивающих заверений французского «Moniteur», которые должны были подтвердить сделанные уже раньше заверения, что Франция не вооружается и не намеревается вооружаться, все дело могло увенчаться полным успехом. Однако «преступный» шаг Австрии, не пожелавшей ждать, пока ее противники получат все, что им нужно, испортил все дело, и, таким образом, сумме в 12000000 ф. ст. придется теперь остаться в Англии».