Что этот шаг французского правительства действительно не означает ничего другого, кроме непосредственной готовности к войне, доказывается другой мерой, последовавшей непосредственно за первой. Шесть дивизий получили приказ перейти на положение военного времени, т. е. отозвать своих солдат из отпуска. Французская пехотная дивизия состоит из четырех линейных полков, или двух линейных бригад и одного батальона пеших стрелков, или в целом 13 батальонов, что составляет около 14000 человек. Хотя номера этих шести дивизий не названы, нетрудно догадаться, к каким из них относится приказ. Тут имеются в виду в первую очередь четыре дивизии, ныне уже находящиеся на Роне, среди них — дивизия генерала Рено, только что вернувшаяся из Алжира; далее дивизия Бурбаки, ныне получившая приказание погружаться в Алжире на суда; и, наконец, одна дивизия парижской армии, которая, как сообщают, получила приказ быть наготове к выступлению в любой момент. Эти шесть дивизий имеют в своем составе около 85000 пехоты, что с соответствующей артиллерией, кавалерией и обозом составит армию, пожалуй, более чем в 100000 человек. Эти дивизии можно рассматривать как основное ядро военных сил, которые в предстоящей кампании должны образовать итальянскую армию.

Ввиду всеобщего желания мира во Франции, сильного национального и антифранцузского движения в Германии и позиция Англии, Луи-Наполеон, по-видимому, не решался предпринять такой шаг, как мобилизация своей армии, не сделав в то же время чего-либо такого, что заставило бы людей поверить, будто он не решил бесповоротно начать войну, а был бы рад всякой возможности улучшения положения Италии, которое могло бы быть достигнуто с помощью конгресса. История военных приготовлений подтверждает эту точку зрения и вскрывает новые причины того, почему такая мистификация входила в его планы.

Едва лишь новогодний прием в Тюильри показал, что его намерения направлены к тому, чтобы вызвать осложнения с Австрией, как началось то, что мы могли бы назвать гонкой вооружений, между Францией и Сардинией, с одной стороны, и Австрией — с другой. Однако эта последняя держава сразу доказала, что она опередила своих соперников. С поразительной быстротой целый армейский корпус в несколько дней был переброшен в Италию, и когда сообщения о сосредоточении французских и сардинских войск приняли еще более угрожающий характер, то солдаты, приписанные к итальянской армии в находившиеся в отпуску, в три недели были собраны и возвращены к своим полкам, между тем как отпускники и рекруты из итальянских провинций были тоже призваны и отправлены в гарнизоны к своим частям внутри страны. Порядок и быстрота, с которыми все это было выполнено, являются лучшим доказательством совершенства австрийской военной системы и полной боеспособности австрийской армии. Правда, когда-то австрийцы слыли медлительными, педантичными и неповоротливыми, но эта репутация была уже с достаточной убедительностью Опровергнута тем, как Радецкий использовал свои войска в 1848–1849 гг., однако такого бесперебойного функционирования механизма и такой боевой готовности в кратчайший срок едва ли можно было ожидать. Здесь не требовалось никаких новых формирований; строевые батальоны в Италии должны были только получить своих солдат запаса, чтобы достигнуть полной численности, между тем как преобразование учебно-запасных батальонов в строевые и организация новых учебно-запасных подразделений происходит в глубоком тылу и никоим образом не вызывает отсрочки в укомплектовании строевых частей армии.

Надо признать, что и Сардинии не потребовалось никаких новых формирований. Ее организация была вполне удовлетворительной. Иначе обстояло дело у французов. Процесс мобилизации потребовал значительного времени. Создание четвертых батальонов должно было предшествовать отозванию солдат из отпусков. Кроме того, Луи-Наполеон, в случае нападения на Австрию, должен был предвидеть возможность войны с Германским союзом. Таким образом, в то время как Австрия, открытая для нападения только на своей итальянской или южной границе и прикрытая с запада Германией, могла бросить в Италию весьма значительную часть своих военных сил и, в случае надобности, сразу начать войну, французское правительство, прежде чем решиться на наступательные операции, должно было сосредоточить все свои военные силы; поэтому надо было сначала провести одновременно новый набор рекрутов 1859 г. и 50000 добровольцев, на которых вообще рассчитывает Франция в случае войны. Все это потребовало бы значительного времени; и поспешное начало кампании было, таким образом, отнюдь не в интересах Луи-Наполеона. Действительно, если мы обратимся к знаменитой статье о французской армии в «Constitutionnel», которая, как помнят читатели, исходила непосредственно от самого Наполеона, то мы найдем, что время, когда французская армия достигнет приблизительно 700000 человек, он определял концом мая. Значит, до этого времени Австрия имела бы относительное преимущество перед Францией; и поскольку дело явно и быстро шло к открытому разрыву, мирный конгресс явился превосходным средством для того, чтобы выиграть время.

Необходимо рассмотреть еще один момент. В настоящее время не может быть сомнения в том, что к этому делу приложила свою руку Россия. Само собой разумеется, что она стремится унизить Австрию; также очевидно и то, что замешательство в Западной Европе дает ей свободу действий на Дунае, чтобы вернуть себе то, что она потеряла по Парижскому миру; что она имеет свои собственные планы в отношении румынских княжеств, Сербии и славянского населения Турции, это доказывается ее недавней политикой в этих странах[179]. Лучшее, что она может сделать, чтобы отомстить Австрии, — это оживить, пока Австрия будет вести войну, панславистское движение среди миллионов австрийских славян. Чтобы выполнить все это, а если представится возможность, то и больше этого, она тоже должна сосредоточить свои войска и подготовить для этого почву; однако на все это ей потребуется время. Кроме того, чтобы занять пассивно враждебную позицию по отношению к Австрии, необходим предлог, а удобный случай затеять легкую ссору нигде нельзя так легко найти, как на подобном конгрессе. Поэтому этот конгресс, если только он когда-либо состоится, окажется не чем иным, как «самообольщением, посмешищем и ловушкой», вместо того, чтобы стать серьезной или, по крайней мере, честной попыткой сохранить мир; и едва ли можно сомневаться, что все великие державы в настоящее время вполне убеждены в том, что все это дело окажется пустой формальностью, которую необходимо проделать до конца, чтобы отвлечь внимание публики и скрыть подлинные замыслы, которые еще рано предавать гласности.

Написано Ф. Энгельсом в начале апреля 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5618, 23 апреля 1859 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского