Но мало того, по всей линии от Мааса до моря, в парижском направлении, враг не встретит ни малейших естественных препятствий до тех пор, пока он не дойдет до Эны и Нижней Уазы, расположение которых, однако, довольно неблагоприятно для обороны Парижа с севера. Ни в 1814, ни в 1815 г. они не представили для вторжения значительных трудностей. Но если даже допустить, что они могут быть включены в район оборонительной системы, образуемой рекой Сеной и ее притоками, — частично они были таким образом использованы в 1814 г., — то тем самым одновременно признается как факт, что подлинная оборона Северной Франции начинается только у Компьена и Суассона и что первая оборонительная позиция, прикрывающая Париж с севера, находится всего только в 12 милях от Парижа.

Трудно себе представить более слабую государственную границу, чем французская граница с Бельгией. Известно, каких усилий стоило Вобану возместить недостаток естественных оборонительных средств этой границы искусственными, известно также, что вторгшийся в 1814 и 1815 гг. враг прошел через тройной пояс крепостей, почти не обратив на них внимания. Известно, как в 1815 г. крепость за крепостью сдавались под натиском одного только прусского корпуса после неслыханно коротких осад и обстрелов. Авен сдался 22 июня 1815 г., после того, как был обстрелян в течение половины дня из 10 полевых гаубиц. Крепость Гюиз сдалась перед 10 полевыми орудиями, не сделав сама ни одного выстрела. Мобеж капитулировал 13 июля через 14 дней после начала осады; Ландреси открыл свои ворота 21 июля — через 36 часов после начала осады и двухчасового обстрела, после того как осаждающие выпустили всего 126 бомб и 52 ядра.

Марьембург только pro forma {для вида, формально. Ред.} потребовал, чтобы ему была оказана честь начать осадные работы и посылки единственного 24-фунтового ядра, и сдался 28 июля. Филипвиль выдержал двое суток осадных работ и несколько часов обстрела. Рокруа сдался через 26 часов после начала траншейных работ и двух часов бомбардировки. Только Мезьер держался 18 суток после начала осадных работ. Какое-то капитуляционное безумие царило среди комендантов крепостей, которое не многим уступало настроению, обнаружившемуся в Пруссии после сражения под Йеной; и если ссылаются на то, что в 1815 г. все эти крепости были в упадке, со слабыми гарнизонами и плохо вооружены, то нельзя все же забывать, что, за несколькими исключениями, эти крепости не могут не находиться постоянно в запущенном состоянии. Тройной пояс Вобана ныне потерял всякое значение, он является безусловно вредным для Франции. Ни одна из крепостей к западу от Мааса сама по себе не прикрывает какого бы то ни было участка территории, и мы нигде не можем найти четырех или пяти крепостей, образующих вместе группу, внутри которой армия нашла бы прикрытие и в то же время сохраняла способность маневрировать. Причина этого заключается в том, что ни одна из крепостей не лежит на большой реке. Реки Лис, Шельда и Самбра приобретают значение с военной точки зрения лишь в пределах Бельгии; поэтому влияние этих крепостей, лежащих разбросанно в открытой местности, не распространяется за пределы их пушечных выстрелов. За исключением нескольких больших укрепленных баз на границе, которые могут быть использованы при наступлении на Бельгию, и некоторых пунктов на Маасе и Мозеле, имеющих стратегическое значение, все остальные крепости и форты на северной французской границе служат только к бесполезнейшему распылению вооруженных сил. Всякое правительство, которое срыло бы их, оказало бы Франции услугу. По что сказало бы на это традиционное французское суеверие?

Таким образом, северная граница Франции в высшей степени неблагоприятна для обороны; в действительности ее невозможно защищать, и вобановский пояс крепостей, вместо того, чтобы укрепить ее, служит ныне лишь признанием и памятником ее слабости.

Подобно тому, как теоретики «среднеевропейской великой державы» ищут в Италии, точно так же и французы ищут по ту сторону своей северной границы речной рубеж, который обеспечил бы им хорошую оборонительную позицию. О какой же реке может идти речь?

Первая линия, на которой может остановиться внимание, это линия нижней Шельды и Дили, продолженная до впадения Самбры в Маас. Эта линия прирезала бы к Франции лучшую половину Бельгии. Она включила бы почти все знаменитые бельгийские поля сражения между французами и немцами — Ауденард, Жемап, Флёрюс, Линьи, Ватерлоо[133]. Однако и эта линия еще не образует оборонительной линии, она оставляет между Шельдой и Маасом крупную брешь, через которую неприятель может беспрепятственно вторгнуться.

Вторым рубежом явился бы сам Маас. Но если бы Франция владела левым берегом Мааса, то все-таки ее положение не было бы столь благоприятно, как положение Германии, если бы последняя владела в Италии только линией Эча. Линия Эча дает довольно полную округленность границ, тогда как Маас делает это очень несовершенно. Если бы Маас протекал от Намюра прямо на Антверпен, то он образовал бы значительно лучшую пограничную линию. Вместо этого Маас от Намюра сворачивает на северо-восток и только за Венло течет большой дугой к Северному морю.

Вся территория к северу от Намюра между Маасом и морем в случае войны была бы прикрыта только своими крепостями; поэтому враг, переправившись через Маас, всегда нашел бы французскую армию на равнине Южного Брабанта, между тем как французское наступление на немецкий левый берег Рейна наткнулось бы сразу на сильный рубеж Рейна, а именно прямо на кёльнский укрепленный лагерь. Входящий угол, образуемый течением Мааса между Седаном и Люттихом, также содействует ослаблению этой линии, несмотря на то, что этот угол заполнен Арденнами. Таким образом, линия Мааса дает французам в одном месте слишком много, в другом же слишком мало для хорошей обороны границ. Поэтому мы пойдем дальше.

Поставим снова на карте одну из ножек нашего циркуля на Париж и радиусом Париж — Лион опишем дугу от Базеля до Северного моря. Мы найдем, что течение Рейна от Базеля до его устья следует с удивительной точностью по этой дуге. Все главные пункты на Рейне, с точностью до нескольких миль, находятся на равном расстоянии от Парижа. В этом и заключается подлинное реальное основание французских притязаний на рейнскую границу.

Если бы Рейн принадлежал Франции, то Париж в случае войны с Германией действительно являлся бы центром страны. Все радиусы, отходящие от Парижа к угрожаемым границам, будь то на Рейне или на Юре, будут одинаковой длины. Повсюду к противнику обращена выпуклая периферия круга, за которой он вынужден маневрировать в обход, в то время как французские армии могли бы двигаться по более короткой хорде и опережать врага. Операционные линии и линии отступления одинаковой длины необыкновенно облегчают нескольким армиям концентрическое отступление и тем самым дают возможность сосредоточить в данном пункте для главного удара две из них против еще рассредоточенного противника.

Если бы французы владели рейнской границей, то оборонительная система Франции, поскольку речь идет о естественных предпосылках, принадлежала бы к числу тех, которые генерал Виллизен называет «идеальными», т. е. не оставляющими желать ничего лучшего. Сильная внутренняя оборонительная система бассейна Сены, образуемая веерообразно впадающими в нее реками Йонной, Об, Марной, Эной и Уазой, — пользуясь которой Наполеон в 1814 г. дал союзникам такие тяжелые уроки стратегии[134], — эта речная система только при такой пограничной линии одинаково будет прикрыта во всех направлениях; противник подойдет к этому району почти одновременно со всех сторон и может быть задержан на реках до тех пор, пока французские армии будут в состоянии сосредоточенными силами напасть в отдельности на каждую из его изолированных колонн; между тем, без рейнской линии оборона в решающем районе, у Компьена и Суассона, может начаться только в 12 милях от Парижа. Ни в одной части Европы железные дороги не могут оказать большей помощи обороне путем быстрого сосредоточения крупных сил, как именно на пространстве между Рейном и Сеной. Железнодорожные линии разбегаются из центра, Парижа, по радиусам на Булонь, Брюгге, Гент, Антверпен, Маастрихт, Люттих и Кёльн, на Мангейм и Майнц через Мец, на Страсбург, Базель, Дижон и Лион. В каком бы пункте враг ни выступил с самыми крупными силами, всюду ему может быть брошена навстречу из Парижа по железным дорогам вся мощь резервной армии. Внутренняя обороноспособность бассейна Сены увеличивается еще особенно благодаря тому, что в этом районе все железнодорожные радиусы проходят по долинам рек (Уазы, Марны, Сены, Об, частью Йонны). Но и это еще не все. Три концентрические железнодорожные дуги, каждая по крайней мере в четверть круга, обходят Париж приблизительно на равных расстояниях одна от другой: первая проходит по железным дорогам на левом берегу Рейна, которые теперь уже почти без перерыва тянутся от Нёйсса до Базеля; вторая идет от Остенде и Антверпена через Намюр, Арлон, Тионвилль,