Однако сегодня все было иначе. Как только закончилась Болл-Фэрри, и началась Олд-Кофлин-Роуд, он прибавил скорость, пока стрелка не замерла на шестидесяти пяти, территории, которую он не исследовал в течение пяти или более лет. Он дозвонился до Рейнгольда по своему мобильному, и Рейнгольд был готов к разговору (хотя судья, старая хитрая лиса, не захотел обсуждать тему их беседы по телефону — вероятно, ненужная предосторожность, но осмотрительность всегда была его вторым именем), и это было хорошей новостью. Плохая новость: Сильвер вдруг осознал, что он не доверяет Фрэнку Джиари, который так легко говорил о сборе кучки мужчин для штурма тюрьмы. Его речи звучали довольно разумно там, возле Олимпии, но его действия вполне могли расходиться со сказанным. Судью крайне заботило, что практичный Фрэнк мог предпринять необдуманные шаги по штурму, когда это должно было быть лишь крайней мерой.

Дворники на лобовом стекле щелкали туда-сюда, очищая капли моросящего дождя. Он включил радио и настроил его на станцию новостей в Уиллинге.

— Большинство городских служб закрыты до особого распоряжения, — сказал диктор, — и я хочу повторить, что комендантский час, начинающийся в девять часов вечера, должен строго соблюдаться.

— Удачи с этим, — пробормотал судья.

— Теперь, возвращаясь к нашей истории. Так называемые Бригады Пылеуловителей, подстрекаемые фейковыми Интернет-новостями, в которых сообщалось о том, что через наросты — или коконы — вокруг голов спящих женщин распространяется вирус Авроры, были замечены в Чарльстоне, Атланте, Саванне, Далласе, Хьюстоне, Новом Орлеане и Тампе. — Диктор сделал паузу, и когда он возобновил, его деревенский говор стал еще более выраженным. Совсем уж простецким. — Соседи, я горжусь тем, что ни одна из этих невежественных толп не действует здесь в Уиллинге. У всех нас есть женщины, которых мы безумно любим, и убивать их во сне, независимо от того, насколько противоестественным может быть этот сон, было бы ужасно.

Он произнес ужасно, как ужсно.

Ленд Ровер судьи Сильвера приближался к внешним границам соседнего с Дулингом Мэйлока. Дом Рейнгольда в Кофлине был в двадцати минутах пути или около того.

— Национальная Гвардия направлена в города, где так называемые Бригады промышляют своим черным делом, и у них есть приказ стрелять на поражение, если эти суеверные дураки не прекратят, и будут стоять на своем. Я говорю «аминь». ЦКЗ повторил, что нет ни толики правды в…

Лобовое стекло запотело. Судья Сильвер наклонился вправо, не отрывая глаз от дороги, и включил обогрев. Вентилятор захрипел. С парами теплого воздуха, через вентиляционные отверстия полились тучи маленьких коричневых мотыльков, заполняя все внутреннее пространство и кружась вокруг головы судьи. Они забирались ему в волосы и садились на щеки. И что хуже всего — они кружились перед его глазами, — и тут кое-что из того, что одна из его престарелых теток рассказывала ему давным-давно, в те времена, когда он был простым впечатлительным мальчиком, безапелляционным тоном, словно это был с блеском доказанный факт, типа верх — это верх, а низ — это низ, пришло ему в голову:

— Никогда не три глаза после прикосновения мотылька, Оскар, — говорила она. — Пыльца с крыльев попадет в глаза, и ты ослепнешь.

— Убирайтесь! — Закричал судья Сильвер. Он снял руки с руля, и начал бить ими по лицу. Мотыльки продолжали выливаться из вентиляционных отверстий — их было сотни, возможно, тысячи. Кабина Ленд Ровера превратилась в клубящийся коричневый туман. — Убирайтесь, убирайтесь, уби…

— Огромная тяжесть сковала левую сторону груди. Боль прострелила в левую руку, словно электрический разряд. Он открыл было рот, чтобы закричать, и мотыльки залетели туда, ползая по языку и щекоча внутреннюю часть щек. Со следующим вдохом судьи, мотыльки глубже проникли в его горло, полностью закупорив трахеи. Ленд Ровер вильнул влево; приближающийся навстречу грузовик вильнул вправо как раз вовремя, чтобы избежать столкновения, и в конечном итоге, перелетев через канаву, которая его и задержала, он остановился, с передними колесами, свисающими в пропасть. На другой стороне дороги подобной канавы, которая могла бы задержать падение, не было — только ограждения, отделяющие мост Дорр-Холлоу от открытого пространства и ручья, текущего под ним. Авто Сильвера пробило ограждение и, перевернувшись, покатилось вниз. В конце концов, Ленд Ровер оказался в воде. Судья Сильвер, к тому времени уже мертвый, был выброшен через лобовое стекло в ручей Дорр-Холлоу, впадающий в Болл-Крик. Одна из его сорванных с ноги туфель поплыла вниз по течению, набирая воду, а затем утонула.

Мотыльки вылетели из перевернутой машины, которая теперь выдавала пузыри, все глубже погружаясь под воду, и стаей полетели обратно, в направлении Дулинга.

8

— Я не хотела этого делать, — сказала Ева, говоря, по мнению Клинта, не со своими гостями, а сама с собой. Она вытерла слезу, катившуюся из угла левого глаза. — Чем больше времени я здесь провожу, тем больше становлюсь человеком. Я об этом забываю.

— О чем ты говоришь, Эви? — Спросил Клинт. — Чего ты не хотела делать?

— Судья Сильвер пытался привезти постороннюю помощь, — сказала она. — Это может быть не так уж важно, но я не могла рисковать.

— Ты его убила? — С интересом спросила Энджела. — Воспользовалась своими особыми способностями?

— Мне пришлось. С этого момента, то, что происходит в Дулинге должно оставаться в Дулинге.

— Но… — Микаэла потерла рукой подбородок. — То, что происходит в Дулинге, происходит и везде. Это, в конце концов, произойдет и со мной.

— Не в скором времени, — сказала Эви. — И тебе больше не понадобятся стимуляторы. — Она протянула кулак через тюремную решетку, выставила палец и поманила. — Подойди ко мне.

— Я бы этого не делал, — сказал Рэнд, но Гарт опередил его, произнеся:

— Не глупи, Микки.

При этом он схватил ее за предплечье.

— А что по этому поводу думаешь ты, Клинт? — С улыбкой спросила Эви.

Догадываясь, что сейчас может произойти, Клинт сказал:

— Отпусти ее.

Гарт ослабил хватку. Как будто загипнотизированная, Микаэла сделала два шага вперед. Эви приложила лицо к решетке, глядя на Микаэлу. Ее губы раскрылись.

— Лесбо-хуйня! — Пропела Энджела. — Включайте камеры, уроды, сейчас будет куни!

Микаэла не обратила на это внимания. Она прижалась своим ртом ко рту Эви. Они поцеловались через крепкие решетки мягкой камеры, находящиеся между ними, и Клинт услышал вздох, когда Ева Блэк выдохнула воздух в рот и легкие Микаэлы. При этом он почувствовал, как поднимаются волосы на его руках и шее. Его взгляд размыло слезами. Где-то кричала Жанетт, и хохотала Энджела.

Наконец Эви разорвала поцелуй и отстранилась.

— Сладкие губы, — сказала она. — Милая девушка. Как ты себя чувствуешь?

— Я не хочу спать, — сказала Микаэла. Ее глаза округлились, ее свежеоцелованные губы дрожали. — Я действительно не хочу спать!

В этом не было никаких сомнений. Фиолетовые мешки под глазами исчезли, но это было наименьшее из изменений; ее кожа натянулась на костях, а ее ранее бледные щеки покрылись румянцем. Она повернулась к Гарту, который смотрел на нее, разинув рот.

— Похоже, я действительно, действительно не хочу спать!

— Святое дерьмо, — сказал Гарт. — Я тоже думаю, что это так.

Клинт выбросил кулак с растопыренными пальцами в лицо Микаэлы. Она одернула голову.

— Ваши рефлексы вернулись, — сказал он. — Пять минут назад вы бы не смогли этого сделать.

— Как долго это будет продолжаться? — Микаэла обняла руками свои плечи. — Это так замечательно!

— Несколько дней, — повторила Эви. — После этого усталость вернется, причем с процентами. Ты заснешь, сколько бы ты ни боролась с этим, и нарастишь кокон, как и все остальные. Если, только…

— Если только ты не получишь то, чего хочешь, — сказал Клинт.