— Это не так уж и много, — сказала Лила и открыла глаза.

— А мне кажется, что это очень много. — Тиффани протянула руки и подтянула к себе лицо Лилы.

Лиса затрусила прочь от Пайн-Хиллс, через Тремейн-стрит, в самую гущу зарослей озимой пшеницы, растущей на противоположной стороне. Она шла на запах впавших в спячку бурундуков. Лиса любила бурундуков — Хрустящих! Сочных! — к тому же, на этой стороне Дерева, где так давно не ступала нога человека, они были весьма беспечными.

После получаса поиска она обнаружила маленькую бурундучиную семейку в вырытой норе. Они не проснулись, даже когда она давила их между зубов. «Очень вкусно» Сказала она сама себе.

Лиса продолжила свой путь, заходя глубже в лес, где росло Дерево. Она ненадолго остановилась, чтобы исследовать заброшенный дом. Лиса разозлилась на кучу книг, разбросанных по полу, и бесцельно пронеслась по шкафу, полному гниющего постельного белья. На кухне дома, в холодильнике, была еда, которая пахла восхитительной гнилью, но попытки лисы расширить зазор в приоткрытой дверце ни к чему не привели.

— Впусти меня туда, — потребовала лиса у холодильника, на всякий случай, притворяясь мертвой.

Холодильник стоял, и на просьбы не реагировал.

Медноголовый щитомордник[305] выскользнул из-под дровяной плиты на кухне.

— Почему ты светишься? — Спросил он лису. Другие животные уже отмечали это явление и сторонились её. Лиса увидела это сама, когда посмотрела в ручей и увидела там свое отражение. Золотой свечение крепко прилипло к ней. Это была Её печать.

— Улыбнулась удача, — ответила лиса.

Медноголовый щитомордник зашипел на неё, выставив раздвоенный язык.

— Подойди сюда. Позволь мне укусить тебя.

Лиса выбежала из домика. Разнообразные птицы смеялись над ней, когда она бежала под сенью искривленных и спутанных голых ветвей, но их мелочные насмешки ничего не значили для лисы, чей живот был полный, и чья шубка была толстой как у медведя.

Когда она выбежала на поляну, дерево стояло там, в центре — покрытый зеленью оазис посреди заснеженного поля. Её лапы переступили с холодной земли на пропитанный теплом летний суглинок, который был вечной кроватью Дерева. Ветви Дерева были многоуровневыми и покрытые бесчисленными зелеными листьями. У подножия дерева лежал белый тигр и махал своим большим хвостом, наблюдая за приближением лисы сонными глазами.

— Не обращай на меня внимания, — сказала лиса, — я просто пробегу мимо. — Она забежала в черную дыру и выбежала на противоположную сторону.

Дон Петерс и Эрик Бласс ждали смены на посту у Западной Лавин, когда изрядно потрепанный Мерседес SL600 подъехал к ним со стороны тюрьмы. Дон стоял в зарослях сорняков, стряхивая после мочеиспускания. Он застегнул молнию и вернулся к пикапу, который служил им полицейским автомобилем. Эрик стоял на дороге с пистолетом.

— Убери пушку, Младший, — сказал Дон, — и Эрик засунул Глок в карман.

Водитель Мерседеса, кудрявый мужчина с красным лицом, послушно остановился, когда Дон поднял руку. Рядом с ним сидела красивая женщина. Увидеть эту поразительную красоту было удивительно, особенно после всех этих зомбо-цыпочек, которых он и Эрик видели последние несколько дней. Кроме того, она казалась знакомой.

— Права и регистрация, — сказал Дон. У него не было приказа проверять документы водителей, но это было то, что обычно говорили полицейские, когда останавливали машины. Смотри сюда, Младший, подумал он. Учись, как надо работать.

Водитель передал свои права; женщина покопалась в бардачке и нашла регистрационный талон. Мужчиной за рулем был Гарт Фликингер, доктор медицины. Из Дулинга, проживающий в самом престижном районе города, в Бриаре.

— Не расскажете, что делали в тюрьме?

— Это была моя идея, офицер, — сказала женщина. Боже, какой же она была симпатичной. Никаких мешков под глазами этой суки. Дон удивлялся, что она принимает, чтобы держать свой хвост таким расфуфыренным. — Я Микаэла Морган. Из Америка Ньюс.

Эрик воскликнул:

— Я знаю! Я узнал вас!

Однако это ни хрена не значило для Дона, который не смотрел новостей, не говоря уже о бла-бла дерьме, которое они гоняли сутки напролет на кабельном, но он все же вспомнил, где ее видел.

— Правильно! В Скрипучем колесе. Вы там пили!

Она одарила его высококлассной профессиональной улыбкой, обнажающей коронки зубов и подчеркивающей высокие скулы.

— Вот именно! Мужчина произносил речь о том, как Бог наказывал женщин за ношение штанов. Было очень интересно.

Эрик сказал:

— Можно мне автограф? Было бы здорово иметь ваш автограф после… — Он остановился в замешательстве.

— После того, как я усну? — Сказала она. — Я думаю, что рынок автографов сейчас лежит, по крайней мере, временно, но если Гарт — доктор Фликингер — возит в бардачке ручку, я не вижу, почему бы…

— Забудь об этом, — жестко сказал Дон. Он был смущен отсутствием профессионализма у своего молодого напарника. — Я хочу знать, что вы делали в тюрьме, и вы никуда не уедете, пока мне не расскажете.

— Конечно, офицер. — Она снова осветила его улыбкой. — Хотя моя сценическая фамилия Морган, моя настоящая фамилия Коутс, и я отсюда, из этого города. На самом деле, начальник тюрьмы…

— Коутс — ваша мать? — Дон был в шоке, но как только он отстранился от взгляда на её нос, который был острый, как стрела, хотя клюв старой Дженис был кривым, он смог разглядеть сходство. — Ну, мне неловко это говорить, но ваша мать больше не с нами.

— Я знаю. — Теперь не улыбается. — Доктор Норкросс рассказал мне. Мы говорили с ним по интеркому.

— Этот человек — засранец, — сказал Фликингер.

Дон усмехнулся, просто не мог ничего с этим поделать.

— Я это подтверждаю. — Он передал документы.

— Не впустил ее, — продолжал изумляться Фликингер. — Она даже не смогла попрощаться со своей матерью.

— Ну, — сказала Микаэла, — вся правда заключается в том, что это не единственная причина, по которой я уговорила Гарта отвезти меня туда. Я также хотела взять интервью у женщины, называющей себя Ева Блэк. Я уверена, вы слышали сплетни о том, что она засыпает и просыпается нормальной. Это была бы сенсация. Внешний мир о многом не заботится в эти дни, но это его заинтересовало бы. Только Норкросс сказал, что она в коконе, как и все остальные заключенные.

Дон чувствовал себя обязанным наставить ее на путь истинный. Женщины — даже женщины-репортеры, судя по всему, — могли быть болезненно доверчивы.

— Чистая чушь, и все это знают. Она другая, особенная, и он держится за нее по какой-то безумной причине. Но все изменится. — Он перевел взгляд с Микаэлы и неуклюже подмигнул Гарту, который подмигнул в ответ. — Будь со мной поласковей, и я дам тебе интервью, как только мы её заберем.

Микаэла хихикнула.

— Я загляну в ваш багажник, — сказал Дон. — Чтобы доложить, что сделал все как надо.

Гарт вышел из машины и рывком открыл багажник, который увеличился после последней бури — Джиари и сюда несколько раз приложился. Он надеялся, что этот клоун не проверит под запасной шиной; именно туда он спрятал мешочек с Фиолетовой Молнией. Клоун этим не озаботился, просто посмотрел и кивнул. Гарт закрыл багажник. Чем произвел громкий визг — крик кошки, лапа которой зажата в двери.

— Что случилось с вашей машиной? — Спросил Эрик, когда Гарт вернулся за руль. Гарт открыл было рот, чтобы сказать парню, что сумасшедший офицер службы контроля за животными разбил машину, но вспомнил, что сумасшедший офицер службы контроля за животными был теперь, по словам Норкросса, действующим шерифом.

— Дети, — выдавил из себя он. — Вандалы. Они когда видят что-то хорошее, всегда хотят его уничтожить, не так ли?

Клоун наклонился, чтобы еще раз взглянуть на симпатичную леди.