Во многом причина такого «потепления» заключалась в привлечении на свою сторону всех возможных союзников в самые решающие периоды Гражданской войны. Потому Ленин и заговорил о соглашении «со средним крестьянином, с вчерашним меньшевиком из рабочих, с вчерашним саботажником из служащих или интеллигенции».

На VIII съезде партии в марте 1919 года эта идея получила свое дальнейшее развитие, теперь Ленину было уже мало «нейтрализовать» среднее крестьянство, и он заговорил о постановке отношений с ним «на почву прочного союза».

И теперь, когда наконец-то было осознано, что «мелкое крестьянское хозяйство еще долго будет существовать», партия ставила своей задачей «отделить» середняка от кулаков, «привлекать его на сторону рабочего класса внимательным отношением к его нуждам, борясь с его отсталостью мерами идейного воздействия, отнюдь не мерами подавления, стремясь во всех случаях, где затронуты его жизненные интересы, к практическим соглашениям с ним, идя на уступки ему в определении способов проведения социалистических преобразований».

Что же касается всевозможных сельскохозяйственных товариществ, то, всячески поощряя их, власти не должны были допускать «ни малейшего принуждения» при создании таковых. При этом вся тяжесть налогов ложилась на кулака, а среднее крестьянство должно было «облагаться чрезвычайно умеренно, лишь в размере, вполне посильном и необременительном для него».

Взяв, таким образом, курс на обеспечение «нерушимого союза рабочих и среднего крестьянства», партия поставила на место умершего председателя ВЦИК Я.М. Свердлова М.И. Калинина. Это был рабочий, бывший крестьянин-середняк, который, по словам Ленина, имел «тесную связь с крестьянским хозяйством... и каждый год ее (деревню) посещает». И именно ему было суждено отныне олицетворять этот самый нерушимый союз. Как... это уже другое дело...

Однако и с середняками оказалось не так просто и однозначно. Поскольку уже очень скоро они заняли традиционную крестьянскую позицию в отношении правительственного регулирования и рассматривали его как наступление на свои интересы. Ну а сама поддержка середняка привела к тому, что на «черном рынке» стал появляться хлеб. Что и привело к озабоченности вождя, который заявил на Совещании по работе в деревне в декабре 1920 года:

«Средний крестьянин производит продовольствия больше, чем ему нужно, и, таким образом, имея хлебные излишки, он становится эксплуататором голодного рабочего». И как это было ни печально для самого Ленина, далеко не все крестьяне, по его словам, понимали, что свободная торговля хлебом «есть государственное преступление».

Не помог середняк и советским хозяйствам. Что и не могло быть иначе, и сам Ленин откровенно заявил на IX съезде партии в марте 1920 года, что среднее крестьянство будет завоевано «только тогда... когда мы облегчим и улучшим экономические условия его жизни». Чего как раз и не могла сделать советская власть.

Таким образом, к окончанию Гражданской войны революция не решила ни одной проблемы в преобразовании российской деревни. Более того, мелкие земельные наделы в 1920 году стали преобладающими в земледелии России. А попытки восстановить крупные хозяйства в виде совхозов и земледельческих коммун практически повсюду встречали упорное сопротивление. Рост мелкокрестьянского земледелия имел печальные последствия в виде перехода с производства более ценных культур на производство простых средств к существованию. Беда была и в том, что город не мог предложить деревне соответствующее возмещение за производимое ей продовольствие и реквизиция оставалась единственным законным способом получить хлеб.

До поры до времени советские руководители упорно закрывали на это глаза, однако к осени 1920 года, когда недовольство крестьян достигло особенно крупных масштабов, скрывать это, причем от самих себя, было уже бессмысленно. И тем не менее на VIII Всероссийском съезде советов Ленин все еще продолжал говорить о том, что «в стране мелкого крестьянства наша главная и основная задача — суметь перейти к государственному принуждению, чтобы крестьянское хозяйство поднять».

На съезде было сломано много копий, но как это ни печально, главная беда всех спорщиков заключалась в полном непонимании того, что основная трудность заключалась не в проблеме сбора и распределения продовольствия, а в его производстве. В конце концов, с этим все же согласились и признали основной задачей аграрной политики не изъятие у крестьянина несуществующего излишка, а стимулирование сельскохозяйственного производства.

В связи с этим левые эсеры в своей резолюции предлагали, что «в целях стимулирования развития сельского хозяйства» продразверстка должна распространяться только на ту часть продуктов, в которой нуждается потребляющая сторона, а остальную часть продукта «оставлять в руках производителя либо для его собственного удовлетворения, либо для обмена ее через потребительскую кооперацию на необходимые для трудового крестьянского хозяйства предметы».

Меньшевики шли еще дальше и предложили, чтобы «все излишки, остающиеся за выполнением государственных повинностей, строго определенных, крестьянство имело возможность сбывать на основе добровольного товарообмена или устанавливаемых по соглашению с ним цен». На что один из большевиков хмуро заметил: «Это мы уже не раз слышали от всех кулаков и бандитов!» Потому, вопреки здравому смыслу, снова заговорили о том, что крестьянина можно силой или обещаниями заставить согласиться с этими требованиями.

Эта самая сила привела к тем самым восстаниям, о которых говорилось выше, и тем не менее Ленин не спешил идти на уступки крестьянам. А когда в феврале 1920 года Троцкий предложил Политбюро заменить продразверстку натуральным налогом, он довольно в резкой форме выступил против. Все это было, по мнению многих видных большевиков, возвратом к фритредерству² и мелкобуржуазному капитализму.

Однако жизнь брала свое, и дальше подобная практика продолжаться не могла. 8 февраля 1921 года на заседании Политбюро был заслушан доклад Н.Н. Осинского «О посевной кампании и положении крестьянства». Ленин подготовил «Предварительный черновой набросок тезисов насчет крестьянства», в котором предлагал «удовлетворить желание беспартийного крестьянства о замене разверстки (в смысле изъятия излишков) хлебным налогом и расширить свободу использования землевладельцем его излишков сверх налога в местном хозяйственном обороте при условии быстрого и полного внесения налога.

Что же, все правильно, и не зря гласит известная русская поговорка: «Перемелется — мука будет». Сама жизнь перемолола своими безжалостными жерновами догматическую веру Ленина и заставила его, в конце концов, заявить: «Мы знаем, что только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах... Мы должны постараться удовлетворить требования крестьян, которые не удовлетворены, которые недовольны, и законно недовольны, и не могут быть довольны!»

И это говорил тот самый Ленин, который всего за две недели до открытия съезда писал, что «введение свободного рынка, есть не что иное, как предательство социализма»! Понятно, что Ленин пошел на нэп отнюдь не из-за своего стремления строить нормальную экономику. Дело шло к катастрофе, он был вынужден повернуться от своего догматического коммунизма к реальной жизни, и нэп стал своеобразным Брест-Литовским мирным договором. Только на этот раз со своим собственным народом...

Как их удовлетворить? Да очень просто! Дать известную свободу оборота и достать товары и продукты. Все это означало только одно: продразверстка должна быть заменена продналогом. И решение о переходе к продналогу и рынку на X съезде было принято почти без дискуссий.

Говоря откровенно, ничего нового для себя Сталин не услышал. Он лучше других знал, что значит выбивать из крестьян хлеб, и поддержал Ленина без каких бы то ни было оговорок. Ну и, конечно, как и многие другие видные большевики, рассматривал нэп как вынужденное, а потому временное отступление. Сам он выступил на съезде с докладом о задачах партии в национальном вопросе и ничего особенно запоминающегося не сказал. По его словам, суть национального вопроса состояла в том, чтобы уничтожить отсталость некоторых наций и помочь им догнать Центральную Россию во всех отношениях.