Но как бы там ни было, именно это «дружеское» застолье стало последним в жизни Сталина, и на следующий день, 1 марта, он не вышел утром из своей комнаты. Чем, конечно же, встревожил охранников. Однако никто из них не посмел потревожить вождя. В половине седьмого у него в кабинете зажегся свет, и все вздохнули с облегчением. Тем не менее Сталин не подавал никаких признаков жизни и на этот раз.

Охрана снова забеспокоилась, и наконец в одиннадцать часов дежурный сотрудник М. Старостин взял почту и отправился к Сталину. Тот лежал в малой столовой на полу. Рядом валялась «Правда», на столе стояла открытая бутылка минеральной воды. Завидев охранника, Сталин слабым движением руки подозвал его, но сказать так ничего и не смог. В его помутневших глазах стоял смертный ужас.

Перепуганный Старостин позвал остальных охранников, и они положили Сталина на диван. Он попытался что-то сказать, но из него выходили лишь какие-то хриплые звуки, которые еще более пугали и без того находившуюся не в своей тарелке охрану.

Позвонили Игнатьеву. Однако тот приказал сообщить о случившемся Берии и Маленкову. Берию нигде не могли найти, а без него Маленков не ре-шалея что-либо делать. Лежавший на диване вождь оказался заложником созданной им же самим системы, и без разрешения Маленкова и Берии к нему не могли вызвать даже врачей.

Наконец, отыскали Берию у его новой любовницы, и в два часа ночи он вместе с Маленковым приехал на дачу. Берия был заметно навеселе. Они выслушали рассказ охранников, Маленков снял ботинки и, зачем-то зажав их под мышками, осторожно вошел к Сталину. Тот по-прежнему лежал на диване и слабо хрипел.

— Что вы суетитесь? — накинулся Берия на охранников. — Не видите, товарищ Сталин спит? Выйдите все отсюда и не беспокойте нашего вождя! Я еще поговорю с вами!

Те молча вышли. Да и что они могли ответить человеку, который уже на следующий день мог стать властителем страны? Вряд ли среди них были настолько наивные и глупые люди, которые не могли отличить сна от бессознательного состояния. Но в то же время они прекрасно понимали: раз Берии угодно, чтобы «товарищ Сталин спал», то не их дело переубеждать его. Себе дороже.

И как тут не вспомнить Власика и его «не будет меня, не будет и Сталина»? О нем можно было говорить все, что угодно, но можно не сомневаться: он вряд ли бы спутал глубокий обморок со сном и принял бы надлежащие меры. Конечно, Сталина они бы вряд ли спасли, но тем не менее...

Как потом рассказывал Рыбин, у него создалось впечатление, что все шло по сценарию, который прежде всего устраивал Берию. Изгнав из комнаты Сталина всех и запретив звонить кому бы то ни было, Берия с поддакивавшим ему Маленковым уехали, предоставив больного его болезни. Т.е. совершили то, что на языке уголовного кодекса называется преступным бездействием. «Мысль о том, что у него случился удар, — пишет в своей книге «Смерть Сталина» Л. Млечин, — не пришла им в голову». Что, конечно же, кажется невероятным. Человек всю ночь лежит на полу и только хрипит, а им не приходит в голову мысль о том, что он болен. Хотя скорее всего, именно это они и подумали, потому и уехали...

На даче Берия с Маленковым и Хрущевым снова появились только в девять часов утра. Чуть позже туда приехали и другие члены Политбюро. Вместе с ними наконец-то прибыли и врачи во главе с известным кардиологом П.Е. Лукомским.

«В большой зале, где лежал отец, — вспоминала Светлана Аллилуева, — толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного, ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и на шею, делали кардиограммы, делали рентген легких; медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, а один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни... Все делалось как надо. Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было спасти».

Присутствовал при последних часах жизни своего отца и Василий, который, по словам сестры, был все время сильно пьян, «шумел, оскорблял врачей и орал, что они отравили, убили отца... Он был в отчаянии и твердо убежден в том, что его отец был отравлен».

Больше всех суетился Берия, который то и дело вопрошал и без того перепуганных врачей, гарантируют ли они жизнь товарища Сталина и отдают ли себе отчет в том, какая на них лежит ответственность. Убедившись, что Сталина уже не воскресят, Берия уехал на несколько часов в Кремль, оставив бледных соратников у смертного одра доживавшего последние минуты Хозяина. Зачем? Если принять версию Волкогонова, то только для того, чтобы забрать из сталинского сейфа документы, в которых могли быть распоряжения, касающиеся его.

По всей видимости, он не исключал того, что чувствовавший близкий уход Сталин мог оставить завещание, и оспорить его было бы сложно даже ему. А Берия нисколько не сомневался в том, что его нет и не может быть в числе сталинских преемников, если таковые вообще были.

Теперь уже никто не скажет, что же на самом деле делал Берия в Кремле, но, когда он вернулся, выглядел уже успокоенным. Более того, именно он повел себя так, словно умиравший вождь передал ему свою власть. Он приказал подготовить срочное правительственное сообщение, которое и было напечатано в газетах и передано по радио.

«В ночь на 2 марта, — сообщалось в нем, — у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания... Лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и советского правительства... Тяжелая болезнь товарища Сталина повлечет за собой более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности».

Несмотря на «постоянное наблюдение ЦК» и постоянное нагнетание напряженности Берией, врачи уже не скрывали скорого ухода товарища Сталина. А обстановка и на самом деле была тяжелая. Бегавшие бледные врачи, перепуганные лица членов Политбюро, молчавшая Светлана и периодически появлявшийся в комнате, где лежал умирающий отец, Василий, который каждый раз злобно' выкрикивал: «Сволочи, загубили отца!»

Чуть ли не каждый час Берия подходил к вождю и громко говорил:

— Товарищ Сталин, здесь находятся все члены Политбюро, скажи нам что-нибудь!

Но когда после его очередного заклинания Сталин вдруг приоткрыл один глаз, всех присутствующих охватил настоящий ужас. Они слишком хорошо знали вождя и вряд ли удивились, если бы он как ни в чем не бывало поднялся с дивана и приказал бы их всех арестовать.

Берия в страхе опустился на колени у постели умирающего. Но... это был последний проблеск сознания. Затем наступил конец. «Агония его, — писала Светлана, — была ужасна, она душила его у всех на глазах. В один из таких моментов он неожиданно открыл глаза и обвел взглядом всех присутствующих. Это был страшный взгляд, наполовину безумный, наполовину гневный. В течение доли секунды этот взгляд охватил всех, и тут, невообразимо и ужасно, я до сих пор не могу этого понять, но и забыть не могу, он вдруг поднял левую руку, ту руку, что еще могла двигаться, показал вверх и погрозил всем. Этот жест был непонятен, но угрожающ, и осталось неизвестным, кому или чему он предназначался... В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

Так умер Иосиф Сталин... Кому он грозил? Скорее всего, его угрожающий жест предназначался самому небу, для которого он, несмотря на все свое земное величие, так и остался простым смертным. Чего он не мог простить даже самому Богу...

О смерти Сталина сказано много, но полной ясности нет и по сей день. Ну и, конечно же, существует версия о том, что Сталин умер не своей смертью, а был убит своими соратниками. И ничего неправдоподобного в этой версии нет. Слишком уж велика была вероятность того, что и Берия, и Маленков, и Хрущев, и Каганович отправятся в мир иной куда быстрее, нежели одряхлевший диктатор. И, конечно, этот страх мог придать им так всегда не хватавшей смелости.