Сказалось столь беспощадное избиение нации и на ее духовном и физическом здоровье. Те, кто проходил допросы, тюрьмы и лагеря, возвращались домой уже с расстроенной психикой. Что не могло не отразиться на их семьях, не говоря уже о потомстве.

Блатная романтика, челки, «прохоря», финки, «перья» и жизнь по понятиям все прочнее входили в нашу жизнь, и я не помню ни одного двора, где бы в те годы не правили блатные. Более того, им подражали, и я знаю очень много хороших в общем-то ребят, которые именно из-за этого подражания отправлялись в места «не столь отдаленные».

Те же, кто оставался «на воле», в сущности, уже не жил, а влачил жалкое существование в ожидании доноса или ареста. Пребывание в постоянном страхе накладывало свой отпечаток на нервную систему, что здоровья не добавляло. Ну и, конечно, ложь, которая вместе с колючей проволокой опутала всю страну. Люди думали одно, делали другое, а говорить вынуждены были третье, что опять же вело к духовной деградации...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

С той сложной и страшной поры прошло много лет, но и по сей день историков, психологов и многих других ученых волнует извечный русский вопрос: кто же все-таки виноват в пролитой в СССР в таком страшном количестве крови? Но... увы, однозначного ответа нет и по сей день, наверное, и быть не может.

С легкой руки Хрущева, сделавшего свой знаменитый доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС, по всему миру распространился слух, что развязанный в 1930-х годах в СССР террор был порожден прежде всего личными качествами Сталина. Но Хрущев не первый заговорил о «личных качествах» вождя.

Задолго до него известный революционер А.В. Антонов-Овсеенко в своей ненависти к «вождю всех народов» вообще договорился до того, что основной причиной террора стали сталинские «всепожирающая месть и неутолимая злоба». Причем эта «сталинская жертва» почему-то напрочь забыла о том, как ее собственный родитель приказывал расстреливать сотни тамбовских заложников, которые были виноваты лишь в том, что имели несчастье родиться и жить на Тамбовщине во времена полыхавшей на ней крестьянской войны.

Да, в 1930-е годы было уничтожено много ни в чем не повинных людей, но были уничтожены и те, по чьей вине эти невинные люди и уничтожались. Об отце Антонова-Овсеенко уже говорилось. Ну а если теперь мы вспомним таких видных деятелей, как Блюхер, Дыбенко, Белов и Алкснис, которых уничтожил злодей Сталин, то никак уж нельзя пройти мимо тех же Примакова, Уборевича, Тухачевского, Якира и многих других, которых эти же самые жертвы в свое время осудили на смерть.

Ну а как быть с самим Примаковым, при котором имелся личный палач, готовый в любую минуту по мановению руки своего хозяина лишить головы кого угодно? Если же судить по некоторым высказываниям Троцкого, Бухарина и других видных революционеров, то они вполне могли дать фору Сталину. И на тех же фронтах Троцкий давал ее, прославившись в первую очередь отнюдь не своим ораторским мастерством, а необыкновенной жестокостью.

Подобные примеры можно приводить до бесконечности, и какими бы яркими и страшными они ни были, тем не менее все это, по большому счету, лирика. Конечно, напрочь отбрасывать характер Сталина нельзя, и все же, думается, что причины развязанного Сталиным террора имели более глубинные причины, нежели злобный и мстительный характер вождя.

Как это ни печально, но без крови, наверное, было нельзя. Послереволюционное время как раз и страшно именно тем, что делавшие революцию люди переносят методы своей борьбы на мирное строительство. И далеко не случайно они имеют закономерную тенденцию «пожирать своих детей». После революции, как говорил Чехов, надо было «дело делать». А у революционеров с этим было плохо. И они начинали только мешать.

К чему и сводится одно из самых ходовых объяснений репрессий. Победившие в Октябре 1917 года революционеры полностью «изжили» себя и, так ничего и не научившись делать, кроме разрушения, стали лишними в той самой стране, за которую боролись с царизмом. Но поскольку они продолжали отождествлять себя с советской властью, то оказались обреченными.

Потому и пишет С. Семанов в своей книге «Сталин: уроки жизни и деятельности»: «Было бы несправедливо утверждать, что режим бесправия и насилия, воцарившийся на многие десятилетия в бывшей России — Советском Союзе, был результатом действий одного, хотя бы и самого могущественного, человека.

Нет, это было следствием колоссального и катастрофического катаклизма в жизни страны, именуемого революцией. Надо сразу же сказать, что люди, оказавшиеся у руля государства с октября 1917 года, заранее, задолго до революции, открыто и многократно утверждали, что при перестройке всего существовавшего в России (а именно всеобъемлюще мыслили они «создание нового общества») они будут прибегать к насилию и мерам жестокого подавления сопротивления «эксплуататорских классов». Нет, все было определено заранее и задолго до того момента, когда Иосиф Виссарионович Джугашвили, то есть Сталин, оказался единоличным вершителем судеб страны и ее населения.

Если взять сочинения Ленина, то с легкостью обнаружим в них, к примеру, такое понятие, как «концентрационные лагеря». Уже летом 1918 года, в июле, «вождь пролетариата» требовал (не просто предлагал, а именно требовал) создания таких лагерей для помещения туда, и без всякого промедления и сожаления, всех не только активно противодействовавших советской власти, но и тех, кто бы мог в будущем оказать противодействие.

Такие лагеря были тогда же созданы, и в них уже в 1918 году оказались тысячи, десятки тысяч людей. Так что изобретателем и творцом этого метода подавления «эксплуататорских классов» был отнюдь не Сталин. Вспомните, что «СЛОН» — «Соловецкий лагерь особого назначения» — существовал уже в 1922 году, прежде чем Сталин стал генсеком.

Не Сталин был создателем и такого «органа», как ВЧК, со всем его репрессивным аппаратом, не Сталин руководил им и давал ему указания — посмотрите все те же сочинения Ленина, равно как и «труды» Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и прочих «старых большевиков».

Не Сталин ввел в обыкновение массовые расстрелы и пытки, применявшиеся ВЧК столь широко в годы Гражданской войны и не вызывавшие у революционеров-большевиков никаких серьезных возражений: это было рутинным делом, поскольку оно не затрагивало пока что самих «старых большевиков».

Опять же не Сталин создал систему всеобщего доносительства — она существовала задолго до того, как Ленин рекомендовал Сталина на пост генсека... Только надо подчеркнуть: не Сталин создал систему репрессий, воцарившуюся в Советском Союзе: но Сталин, к сожалению, прибегал к ней все чаще и чаще, так что в итоге с его именем и оказались связаны столь прискорбные обыкновения в нашей жизни.

С течением времени система эта все расширялась и совершенствовалась, пока в эпоху коллективизации не приобрела всеобъемлющий характер. И вот тогда она, неожиданно для властей придержащих, обратилась на них самих, вовлекая в кровавую перетасовку самых главных и, казалось, неприкосновенных ранее лиц. Началось это в декабре 1934 года...»

Наверное, Семанов во многом прав, и Сталин даже при всем своем желании другим быть уже не мог. Насилие и лившаяся кровь времен революции и Гражданской войны сделали свое дело. А человек, который по каждому поводу привык хвататься за пистолет, уже никогда не будет прежним. Да, он может до определенного момента либеральничать, но как только ему станет трудно, он сразу же пустит в ход давно испытанное оружие.

В этой связи хотелось бы напомнить и о той, возможно, уже целой концепции, согласно которой террор 1930-х был вызван термидорианскими наклонностями пришедшего к власти Сталина. Или, если говорить проще, откатом Сталина на контрреволюционные позиции.

И одним из первых толкователей того, что происходило в СССР в 1930-х годах, стал Троцкий. Как и всякий талантливый человек, он сумел подняться над своими личными обидами и амбициями и попытался объяснить, что репрессии тех лет порождены отнюдь не личными качествами Сталина, а самим ходом советской истории.