Именно там, в сражении на Халхин-Голе, и взошла звезда будущего маршала Г.К. Жукова, который после победы над японцами был впервые вызван к Сталину. Вождь высоко оценил его военные дарования и назначил командующим Киевским военным округом, которому по тем временам придавалось особое значение, поскольку нападение Германии ожидалось через западные границы.

Что же касается Японии, то поражение на Халхин-Голе несколько отрезвило ее и заставило пересмотреть свою дальнейшую политику, в результате чего основная агрессия развернулась против стран Юго-Восточной Азии и бассейна Тихого океана.

Справедливости ради, надо все же заметить, что дело было не только в Халхин-Голе. В Японии уже давно шла яростная борьба между армией и флотом, и в то время как первая собиралась завоевывать Сибирь и Центральную Азию, командование флотом выступало за второй вариант. Сыграло свою роль и столь неожиданное подписание Германией с Советским Союзом пакта о ненападении, что не могло не отразиться на ее решимости нападать на СССР.

Подозрительные как и все азиаты, они с опаской посматривали на игры европейцев. И только к лету 1940 года появились два фактора, которые заставили японского императора искать скорейшего альянса с Гитлером: захват вермахтом Западной Европы, в результате чего Великобритания оказалась в полной изоляции, и переориентация внешней политики Сталина на Берлин. Но в то же время Хирохито постоянно колебался, не зная, продолжать ли ему противостоять армии, которая настаивала на подписании трехстороннего пакта против США и Великобритании, или же пойти на поводу у военных и предоставить им полную свободу действий.

Несомненно было только одно: принятое императором решение будет объясняться не столько близостью его воззрений идеологии нацизма, сколько стремлением сохранить единство страны. И как это ни покажется странным, но на тот момент у Сталина был пусть и не очень надежный, но все же союзник в лице самого микадо. Что, конечно же, не обещало ему легкой жизни...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Тем временем любовь Германии к Советскому Союзу росла прямо-таки по часам, и граф фон Шулленбург прибыл из немецкой столицы с куда как выгодными торговыми предложениями. И уже 19 августа было подписано торгово-кредитное соглашение.

20 августа 1939 года к Сталину обратился сам Гитлер. Он просил его принять министра иностранных дел Германии фон Риббентропа для подписания договора о ненападении. Ответ фюреру был готов через два часа. «Я благодарю Вас за письмо, — писал Сталин. — Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами. Народам наших стран нужны мирные отношения друг с другом». 23 августа германская делегация прибыла в Москву, и в ночь на 24 августа договор был подписан. А затем случилось неожиданное. Во всяком случае, для Риббентропа. Сталин поднял тост за Гитлера.

«Я знаю, — сказал он, — как сильно германская нация любит своего вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». Этим тостом он как бы отказывался от всего того, что было сказано в СССР в отношении Гитлера, когда в стране велась активная антигитлеровская кампания, и в то же время признавал Гитлера вождем германской нации.

При этом Сталин не забыл и о своей стране и, как вспоминал потом Риббентроп, «уже в первой части переговоров заявил, что желает установления определенных сфер интересов». Что и было сделано в секретном протоколе к договору о ненападении.

Надо полагать, что идею уже, в сущности, четвертого раздела Польши Сталин принял с особой радостью. Создание сильной Польши не могло не встревожить его. Варшава не скрывала откровенного желания заполучить не только Померанию и Данциг, но и Украину с Белоруссией, которую ей пришлось уступить России в 1920 году. Особенно если учесть, что после того как к власти в Польше пришел маршал Пилсудский, она стала быстро превращаться в значительной степени в милитаризованную и «задиристую» страну, которую всячески поддерживала Франция.

Что же касается раздела Польши вместе с Германией... то чего удивительного? Они к этому шли с той самой поры, как сама Германия начала всерьез опасаться своего воинственно настроенного соседа. И многие немецкие партийные и военные деятели считали совместную борьбу против Польши чем-то самим собой разумеющимся, и Советский Союз постоянно оказывал давление на Варшаву. Особенно когда это касалось тех случаев, когда поляки пытались затронуть немецкие интересы в районе Данцига.

Можно вспомнить и тот план по разгрому Польши, который Тухачевский разработал еще в 1932 году. Более того, в этом во всех отношениях примечательном плане была и такая запись, сделанная рукой маршала: «В настоящей записке я не касался ни Румынии, ни Латвии. Между прочим, операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии».

А совместная игра летом 1933 года германского генерального штаба в связке с Советским Союзом? Воевали-то они тогда, правда, только на картах, все с той же Польшей! Однако Гитлер не спешил. Для превращения Германии в мощное государство ему нужно время и попустительство западных стран. Но при этом он даже и не думал скрывать, что сближение с Польшей имело лишь сиюминутную выгоду и при изменении конъюнктуры он мог «в любой момент найти общий язык с Советской Россией».

Что же касается той самой Польши, с которой фюрер заключил договор о ненападении, то чуть ли не на следующий день он заявил: «Я могу разделить Польшу в любое удобное для меня время!» Почему Сталин не напал на начинавшую все выше поднимать голову Польшу и не покончил с ней точно так же, как спустя шесть лет Гитлер покончил с Австрией и Чехословакией? Что-что, а найти подходящий предлог такому мастеру интриг вряд ли бы составило труда.

Причин могло быть несколько, и все же основной являлась, по всей видимости, та, что немецкая армия была еще плохо вооружена и малочисленна для ведения крупномасштабной войны. И Сталину не очень-то хотелось сначала «брать» в основном своими силами Варшаву, а потом отбиваться от заступившихся за нее Англии и Франции. К тому же, надо полагать, у не забывшего лето 1920 года Сталина (как и у Тухачевского) был свой счет к Польше, из-за которой ему пришлось тогда выслушать столько неприятных слов. Если так, то он ждал этого момента целых двадцать лет. И дождался...

* * *

В свое время Гитлер как-то сказал: «Я совершенно не боюсь разлагающего влияния коммунистической пропаганды. Но в лице коммунистов мы имеем достойного противника, с которым надо держать ухо востро. Германия и Россия удивительным образом дополняют друг друга. Но именно в этом и заключается опасность для нас: Россия может засосать и растворить наш народ в своих просторах... Что до меня, то я, очевидно, не стану уклоняться от союза с Россией.

Этот союз — главный козырь, который я приберегу до конца игры. Возможно, это будет самая решающая игра в моей жизни. Но нельзя начинать ее преждевременно, и ни в коем случае нельзя позволять всяким писакам болтать на эту тему. Однако если я достигну своих целей на Западе, то круто изменю свой курс и нападу на Россию. Никто не сможет удержать меня от этого. Что за святая простота — полагать, что мы будем двигаться все прямо и прямо, никуда не сворачивая!»

Слышал ли эту весьма знаменательную во многих отношениях фразу Гитлера Сталин, в которой, как это теперь видно, был изложен план действий фюрера с точностью один к одному?! Впрочем, если даже и слышал, то большого значения ей вряд ли придал. По той простой причине, что мало верил тому, что говорилось для всех. Как и вообще не верил политикам. Еще Ильич научил. А уж что касается Гитлера, то, если слушать все то, что он уже успел наговорить, всему миру надо было давно сдаться Германии.

Да если бы даже он и принял все сказанное Гитлером за чистую монету, то что в ней было странного или такого уж удивительного? То, что Гитлер готовил себе политические козыри? А что, разве Черчилль или он сам играли без них? То, что он хотел идти на Запад? Так он и сам того хотел! Что же касается его поворота на Восток, то... это еще бабушка надвое сказала! Недолго сказка сказывается, да долго дело делается! Это Запад надо было еще победить! Ну не мог же предположить Сталин, что Гитлер пройдет все эти «гнилые демократии» в полтора месяца...