Да, Сталин «освободился» от Троцкого, Каменева, Зиновьева, Радека, Преображенского, Рыкова, Томского и многих других партийных лидеров. Но кого он привел им на смену? Мехлис, Ворошилов, Жданов, Тимошенко, Молотов, Микоян, Берия, Маленков, Суслов — все эти имена и по сей день воспринимаются как нечто нарицательное.
И каким бы ни был «плохим» Троцкий, вряд ли кому-нибудь придет в голову сравнивать его по одаренности с Мехлисом или тем же Ждановым, которые за всю свою жизнь не высказали ни одной живой и интересной мысли. Да, вполне возможно, что по тем сложным временам, когда в партии уже не было Ленина, страна куда больше нуждалась в известной определенности, а не в борьбе идей. Но это вовсе не означало, что эта самая определенность должна была выразиться в ее избиении на протяжении почти тридцати лет, которая опоясана ее колючей проволокой ГУЛАГа и превратила ее народ в бессловесную аморфную массу. И если именно в этом видится заслуга победы над Троцким и Зиновьевым, то, по большому счету, это пиррова победа...
И все же XV съезд вошел в историю отнюдь не окончательным прославлением Станина, а тем, что именно на нем был взят курс на коллективизацию.
Оно и понятно. К началу 1927 года снова обозначился хлебный кризис. Возникли трудности со снабжением городов. Кулаки и середняки не спешили продавать государству хлеб и ждали более выгодных цен и столь нужных селу промышленных товаров. Конечно, оппозиция попыталась использовать перебои с хлебом в своих целях, и Каменев обвинил политическое руководство в недооценке капиталистических элементов в деревне и призвал ужесточить курс против кулаков.
Однако Сталин возразил.
— Не правы те товарищи, — сказал он, — которые думают, что можно и нужно покончить с кулаком в порядке административных мер, через ГПУ: сказал, приложил печать и точка. Это средство легкое, но далеко не действенное. Кулака надо взять мерами экономического порядка. И на основе советской законности. А советская законность есть не пустая фраза...
Да, а в этом Сталин был трижды прав. Советская законность никогда не была пустой фразой, поскольку всегда стояла не на страже закона, а охраняла партию. Сталину вторил Молотов, который в своем докладе о работе партии говорил о том, что «развитие индивидуального хозяйства по пути к социализму есть путь медленный и длительный» и что в этом процессе недопустимо насилие.
— Тот, — говорил он, — кто теперь предлагает нам эту политику принудительного займа, принудительного изъятия 150—200 млн. пудов хлеба, хотя бы у десяти процентов крестьянских хозяйств, т.е. не только у кулацкого, но и у части середняцкого слоя деревни, то, каким бы добрым желанием ни было это предложение проникнуто, — тот враг рабочих и крестьян, враг союза рабочих и крестьян...
На этом месте Сталин не выдержал и выкрикнул:
— Правильно!
В самые последние минуты работы съезда, когда шло голосование по резолюции о сельскохозяйственной политике, в ее текст была поспешно включена поправка: «В настоящий период задача преобразования мелких индивидуальных хозяйств в крупное коллективное хозяйство должна быть поставлена в качестве основной задачи партии в деревне».
Но... не все было так гладко. И уже при подготовке резолюции по отчету ЦК Бухарин, Рыков, Томский и Угланов выступили против этой основной задачи. В партии назревал новый раскол... На первом же, после XV съезда партии, пленуме Сталин подал в отставку.
— Я думаю, — заявил он, — что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на посту (то есть на посту генсека), как человека более или менее крутого, представляющего известное противоядие оппозиции... Но теперь эти условия отпали... Сейчас оппозиция не только разбита, но и исключена из партии. А между тем у нас имеется указание Ленина, которое, по-моему, надо провести в жизнь. Поэтому прошу пленум освободить меня от поста генерального секретаря. Уверяю вас, товарищи, что партия от этого только выиграет.
Однако не вняли «товарищи» уверениям Сталина и практически единогласно проголосовали против отставки. Был, правда, один воздержавшийся на свою голову. И когда начнется великая чистка, Сталин вспомнит о нем и оценит его воздержание в двадцать пять лет лагерей...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
После XV съезда многим начинало казаться, что теперь-то деревня пойдет тем эволюционном путем, о котором говорили на нем Молотов и сам Сталин. Но... не тут-то было, и после съезда Сталин стал все чаще поговаривать о необходимости ускорения коллективизации и индустриализации.
Ему очень понравилась статья будущего академика С.Г. Струмилина, в которой тот писал, что «наша задача не в том, чтобы изучать экономику, а в том, чтобы переделывать ее и что никакие законы нас не связывают». И когда осенью 1927 года возникли очередные трудности с заготовкой хлеба, Сталин вспомнил о революционной свободе от законов и вернулся к испытанным методам изъятия хлеба времен «военного коммунизма».
Почему возникли эти трудности? Прежде всего сыграла свою крайне отрицательную роль военная истерия, и в ожидании скорой войны крестьяне не хотели продавать хлеб. Другой причиной явились все те же слишком низкие закупочные цены, поскольку государство намеревалось таким образом создать капитальные резервы для индустриализации. Ну и, конечно, то, что у крестьян остались излишки хлеба с прошлого урожая, которые они собирались продать весной по более высокой цене. Что выглядело совершенно естественно в условиях рыночной экономики. Крестьяне могли обменять хлеб и на промышленные товары, но их не было.
Государство растерялось. Резервных запасов хлеба не было (много хлеба уходило за границу), образовался большой дефицит, который мог отразиться самым негативным образом на снабжении городов, армии и экспортных поставках. По сути дела, повторялась ситуация осени 1925 года, когда партия, так и не повернувшись «лицом к деревне», навсегда отвернулась от нее.
Только на этот раз Сталин знал, что делать. И уже в конце декабря, по завершении съезда, за подписью генсека на места полетели грозные директивы с требованием усилить нажим на кулака и начать непосредственную работу по коллективизации.
Не мудрствуя лукаво, правители страны пошли по самому простому пути и, тут же позабыв о своих разногласиях с «левыми», приказали изымать хлеб у кулаков и зажиточных крестьян. Не был против и Бухарин, поскольку в директивах ЦК речь шла о «временном характере» насильственных мер. Очень скоро он опомнится, но будет уже поздно, и руководство страны снова окажется расколотым на два непримиримых лагеря.
Тем не менее партийцы на местах растерялись, поскольку полученные из Москвы директивы шли вразрез с решениями XV съезда. И у многих стало складываться впечатление, что ими руководит разбитая в пух и прах оппозиция за попытки «давить кулака». Для разъяснения курса партии в деревню выехал большой отряд коммунистов. Вслед за ними в поездки по стране отправились и члены ЦК.
В начале января в Сибирь, где накопилось много хлеба, выехал «тряхнуть стариной» и сам Сталин. Ему вспомнилась битва за хлеб во время Гражданской войны на юге, и он ругал последними словами местных партийцев за их мягкотелость и нерешительность. Он приказал сдавать хлеб по существующим ценам, а в случае отказа — конфисковывать его и распределять 25% среди бедняков по твердым низким ценам или в кредит.
Помимо всего прочего, Сталин дал указание привлекать всех уклонявшихся от ответственности по статье 107 Уголовного кодекса, которая предусматривала строгое наказание за спекуляцию. Когда же местные власти заявили, что это есть не что иное, как чрезвычайные меры, Сталин совершенно спокойно ответил: «Допустим, что это так и есть. Что же из этого следует?»
И началось! Заготовительные отряды и местные власти закрывали рынки, ставили посты на дорогах, чтобы не давать крестьянам сбывать зерно частным перекупщикам, обыскивали амбары, арестовывали кулаков, мельников и других «укрывателей», конфисковывали зерно, лошадей, молотилки и другое имущество.