В 1921 году в жизни Надежды произошел весьма интересный эпизод, который прекрасно характеризовал не только нравы того времени, но и значимость Сталина. Попавшая в одну из партийных чисток, Надежда была исключена из партии «за недостаточную активность». Об этом Сталин даже не знал. Что же касается Ленина, то он посчитал-таки «долгом совести» довести до руководства комиссии по чистке оставшиеся им неизвестные обстоятельства «ввиду молодости Надежды Сергеевны Аллилуевой».
«Лично я, — писал он, — наблюдал ее работу как секретарши в Управлении делами СНК, т.е. мне очень близко. Считаю, однако, необходимым указать, что всю семью Аллилуевых, т.е. отца, мать и двух дочерей, знаю с периода до Октябрьской революции. В частности, во время июльских дней, когда мне и Зиновьеву приходилось прятаться и опасность была очень велика, меня прятала именно эта семья, все четверо, пользуясь полным доверием тогдашних большевиков-партийцев, не только прятали нас обоих, но и оказывали целый ряд конспиративных услуг, без которых нам бы не удалось уйти от ищеек Керенского».
Понятно, что после такого заступничества Надежду восстановили в партии, посчитав, что ее «недостаточная общественная активность» связана с рождением сына. После смерти Ленина Надежда работала в журнале «Революция и культура», а в конце 1920-х годов поступила в Промышленную академию.
Сталина не столько удивляло, сколько раздражало ее стремление учиться, и однажды он с нескрываемой насмешкой заметил: «И откуда это у тебя? Мать — полная дура, отец тоже звезд с неба не хватал!» И кто знает, не подобные ли замечания заставили Надежду, в конце концов, уйти из Академии и поступить на работу в Московский горком партии.
Конечно, Сталин не держал жену взаперти, более того, чаще всего она вообще оказывалась предоставленной самой себе. У нее было довольно много друзей, которых она выбирала, что называется, «по душе», а не по постоянно менявшейся политической конъюнктуре. Потому и числились среди ее друзей так не нравившиеся ее мужу жена Молотова Полина Жемчужина и вскоре репрессированный секретарь Краснопресненского райкома партии М.Н. Рютин. Наиболее теплые отношения у Надежды сложились с семьями будущего «врага народа» Авеля Енукидзе, погибшего Алеши Джапаридзе и первой жены Сталина — Екатерины Сванидзе.
Как и всякой женщине, Надежде было любопытно узнать, что представляла собой Като, об утрате которой в свое время так горевал Коба. Особенно ее интерес возрос к покойной Катерине после того, как отец поведал довольно занимательный и странный эпизод. Как-то он зашел к Кобе по делам. Тот сидел с женой за столом. Увидев незнакомого человека, Екатерина, к изумлению Сергея, спряталась... под стол и не вылезала оттуда до его ухода.
Однако Сталин и не подумал пускать Надежду к себе в душу, если таковая у него была. С каким-то странным выражением взглянув на жену, он в ответ на ее просьбу рассказать ей о Като резко отрубил: «Никогда не спрашивай меня о ней!» Невзлюбил Сталин и мать Надежды, Ольгу Евгеньевну, которая так трогательно заботилась о нем во времена его подпольной жизни. Он стал придираться буквально к каждому ее слову и одно время даже запретил ей покидать Зубалово и показываться ему на глаза.
Чем это объяснялось? Характером тещи, которая почувствовала себя хозяйкой огромной дачи и постоянно проявляла не нравившуюся Сталину раскованность? Вполне возможно. Но вероятно и другое. Как и всякому мужчине, сквозь пальцы смотревшему на свои собственные прегрешения, Сталину никогда не нравилась та свобода, которой пользовалась в своей личной жизни его теща. Видевший в женщине хранительницу очага, он не мог понять, как его теща могла вести себя так, словно у нее не было ни мужа, ни детей и по первому же зову души (или еще какой-либо более материальной части тела) уходить к очередному сожителю. Да и что это за женщина, которая то и дело в каком-то исступлении повторяла: «Воли, воли мне дайте! Я воли хочу!»
Видевшему столь трогательную заботу своей собственной матери, ему было не понятно, как можно было бросать собственных детей на родственников или знакомых. Не говоря уже о том мерзком примере, который она, мать, подавала своим подраставшим дочерям.
Дети Сталина — Яков, приехавший в Москву в 1920-х годах уже подростком, Василий и родившаяся позже всех Светлана — жили и учились в Москве. После рождения Василия он стал относиться к жене еще хуже, а после того, как она сделала еще один аборт, и вовсе перестал замечать. Заговорил он с Надеждой только... через два с половиной месяца. И, говоря откровенно, лучше бы не заговаривал. Окинув жену поразившим ее презрительным взглядом, он поморщился: «Ну вот и ты стала настоящей бабой!»
Она обиделась и уехала к отцу в Питер. Прошло еще несколько недель, и он засыпал ее записками, уговаривая вернуться. А затем приехал за ней сам...
Огромная дача в Зубалово не пустовала никогда. Здесь на протяжении долгого времени жили родственники Надежды и Сталина и самые близкие друзья. Сталин с женой размещались на втором этаже, где жили братья Надежды Федор и Павел с женами. Здесь же разместились и родственники первой жены: брат Александр с женой, Александра и Марико Сванидзе.
Очень часто в Зубалово приезжала сестра Надежды — Анна со своим занимавшим на Украине высокий пост в ОГПУ мужем Станиславом Реденсом. Однако Сталин оказывал предпочтение далеко не всем. Больше всех ему нравилась жена брата Надежды Павла — Женя. Что же касается ее другого брата Федора, то он его ненавидел, как ненавидел и собственного сына Якова. И Надежда никак не могла понять: за что? Может быть, только потому, что сын мешал. Особенно тогда, когда они жили в их маленькой квартирке в Кремле, и лежавший за занавеской юноша постоянно оказывался невольным свидетелем любовных сцен. Но вполне возможно, что была еще одна причина неприязни Сталина к сыну. Ревность!
Надежда навсегда запомнила грязную ухмылку мужа, когда он увидел их тесно прижавшихся друг к другу за чтением. Именно тогда он впервые грязно обозвал ее и еще больше возненавидел сына. А когда она предложила перевести Якова наверх в мезонин, он с насмешкой и презрением взглянул на жену: «Поближе к себе?» Затем обыскал постель и тумбочку сына. Что искал? Записки, забытое ею белье, следы преступной любви? Конечно, он ничего не нашел, но именно в тот день у перенервничавшей Надежды случился приступ горячки и началось кровотечение.
Приехал Канель. Он осмотрел больную и понимающе покачал головой. Шесть абортов могли подорвать какое угодно здоровье. Муж никогда не щадил ее, и она навсегда запомнила тот первый, который ей делали без наркоза еще в Царицыне в грязном вагоне. А едва она отошла от страшной боли и унижения, он явился к ней как ни в чем не бывало и даже не подумал пожалеть ее... Летом 1930-го она лечилась в Карловых Варах и, заметив после осмотра сочувствующий взгляд профессора, сказала: «У меня было десять абортов».
Брови немца в удивлении поднялись, и против своей воли он воскликнул: «Вы живете с животным!» К его удивлению, Надежда улыбнулась. Если бы только знал этот чистенький и вежливый врач, кого он назвал животным! Как это ни странно, но любившему застолья Сталину превратившаяся в своеобразную «воронью слободку» дача не нравилась. А вернее, не нравились собиравшиеся там люди. Да и зачем ему были нужны все эти Аллилуевы, если большинство из них он считал дураками?
И хотя поначалу он показывал себя хлебосольным хозяином, ссоры с Надеждой и ее матерью вспыхивали все чаще и чаще. Все чаще дело доходило до того, что Надежда вместе с маленькой Светланой покидала не только Зубалово, но и Москву.
Однажды, если верить хорошо знавшей ее жене писателя Трифонова, написавшей книгу «Единственная», Надежда после очередной размолвки с мужем сбежала в Ленинград, где очень быстро попала под недремлющее око
С.М. Кирова. Большого, надо заметить, любителя женского пола. Однако романа так и не получилось. За женой приехал сам Сталин, и помирившиеся на время супруги отправились домой.