Нельзя не сказать и вот еще о чем. Гитлер так и не смог осознать правильно использовать недовольных сталинским режимом. И вместо того чтобы всячески располагать население оккупированных районов к новой власти, Гитлер и Гиммлер подписали 7 декабря 1941 года приказ «Мрак и туман», который предусматривал зачистку завоеванной территории. Что и делалось с большим знанием дела.
Так немцы развязали «коричневый террор», который по своему размаху превзошел все ужасы «красного террора». Массовые казни осуществлялись четырьмя отрядами спецакций — А, В, С и Д. И больше всего страдали отнюдь не евреи и коммунисты, а те, которых принято называть простыми людьми. А ведь в том же немецком руководстве имелись трезвые головы, которые, убедившись, что в Советском Союзе достаточно оппозиционно настроенных режиму людей, считали необходимым изменить проводимую в отношении славян политику.
И далеко не случайно заместитель начальника политического департамента Остминистериума Отто Бройтингам писал в своем докладе осенью 1942 года: «Вступив на территорию Советского Союза, мы встретили население, уставшее от большевизма и томительно ожидавшее новых лозунгов, обещавших лучшее будущее для него. И долгом Германии было выдвинуть эти лозунги, но это не было сделано. Население встречало нас с радостью, как освободителей, и отдавало себя в наше распоряжение...
Обладая присущим восточным народам инстинктом, простые люди вскоре обнаружили, что для Германии лозунг «Освобождение от большевизма» на деле был лишь предлогом для покорения восточных народов немецкими методами... Рабочие и крестьяне быстро поняли, что Германия не рассматривает их как равноправных партнеров, а считает лишь объектом своих политических и экономических целей...
С беспрецедентным высокомерием мы отказались от политического опыта и... обращаемся с народами оккупированных восточных территорий как с белыми «второго сорта», которым провидение отвело роль служения Германии в качестве ее рабов... Не составляет отныне секрета ни для друзей, ни для врагов, что сотни тысяч русских военнопленных умерли от голода и холода в наших лагерях...
Сейчас сложилось парадоксальное положение, когда мы вынуждены набирать миллионы рабочих рук из оккупированных европейских стран после того, как позволили, чтобы военнопленные умирали от голода, словно мухи...
Продолжая обращаться со славянами с безграничной жестокостью, мы применили такие методы набора рабочей силы, которые, вероятно, зародились в самые мрачные периоды работорговли. Стала практиковаться настоящая охота на людей... Наша политика вынудила как большевиков, так и националистов выступить против нас единым фронтом...»
Конечно, в высшей степени бессмысленно задаваться вопросом, как закончилась бы война, если бы немецкое руководство повело себя более разумно и постаралось бы привлечь на свою сторону население. По той простой причине, что нацисты не могли вести себя иначе, поскольку тогда не были бы нацистами. Именно поэтому они и не использовали ту опору, на которую в случае иной политики могли бы рассчитывать. Что, в свою очередь, отталкивало от них тех, кто надеялся на освобождение от Сталина и лучшую жизнь. А те, кто все-таки перешел на их сторону, очутились в безнадежном положении, поскольку были обречены. Для немецких фашистов они так и остались представителями расы неполноценных славян, а для соотечественников стали предателями.
Надо отдать должное и советской агентуре, которая постоянно распускала слухи о том, что после войны очень многое в стране изменится: распустят ненавистные колхозы и перестанут сажать в тюрьмы. Другое дело, что не все верили в эти сказки. Особенно те, кто вдоволь нахлебался сталинского демократизма. Что же касается коммунистов, то их действительно уничтожали, но... далеко не всех. Как правило, это были политкомиссары, приказ о ликвидации которых существовал на самом деле.
А вот многие из тех, кто грелся в свое время во всевозможных райкомах, не пропали и при новой власти и наперебой предлагали немцам свои услуги. В чем и не было ничего удивительного, поскольку в кровавых чистках 1930-х годов уцелели только те, кто с удивительной ловкостью менял взгляды и приспосабливался к новым условиям.
Более того, очень многие работники НКВД очутились на работе в гестапо, куда их весьма охотно брали. По той простой причине, что спецслужбы всегда плевали на идеологию и куда больше ценили не демагогов, а истинных профессионалов. А кто мог лучше бывших чекистов знать местные условия и людей? Облегчало немцам задачу и то, что у большинства этих людей, прошедших страшную школу сталинских застенков, где убивали без суда и следствия ни за что, никакой морали уже не было.
Ну и наконец среди тех, кто шел на работу к фашистам или сдавался в плен, были люди, ненавидевшие Сталина. Именно из таких немцы и подыскивали человека, который смог бы стать во главе Русской Освободительной Армии.
Одним из таких кандидатов стал командующий 19-й армией Михаил Федорович Лукин. Один из героев сражения за Смоленск, он был ранен и попал в плен. Его выходили, после чего он предложил Гитлеру создать альтернативное русское правительство для борьбы «против ненавистной большевистской системы». «Если это действительно не завоевательная война, — говорил он, — а поход за освобождение России от господства Сталина, тогда мы могли бы стать друзьями...».
Надо отдать Лукину должное, если он и заблуждался насчет «похода за освобождение», то недолго. Уже зимой 1942 года он понял, что ни о какой дружбе с нацистами не может быть и речи и от какого бы то ни было сотрудничества с ними отказался. Но самым интересным во всей этой истории было то, что Сталин не тронул его и, продержав несколько месяцев под следствием, оставил ему генеральское звание.
Вряд ли речь может идти в данном случае о какой-то там гуманности Сталина. Эта категория для него так навсегда и осталась неизвестной, а вот ради пропаганды опальному генералу жизнь оставить было можно, чтобы вернуть сотни тысяч русских солдат и офицеров, оказавшихся за границей.
Расставшись с Лукиным, немцы стали подыскивать ему замену. И очень скоро нашли ее в лице командующего 2-й Ударной армией (Волховский фронт) генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова. Бывший крестьянин и воспитанник Нижегородской семинарии встретил войну командиром дислоцированного на Украине 4-го моторизованного корпуса. Под Москвой он командовал 20-й армией, и здесь мнения разделились. Сталинисты и по сей день уверены, что Власов проболел всю кампанию, в то время как другие историки отмечают, что именно там генерал заявил о себе как об одном из самых талантливых и популярных командиров.
Мы не хотим дискутировать на эту тему, но все же отметим, что вряд ли бы совершенно бездарного генерала Сталин поставил во главе 2-й Ударной армии, которой надлежало деблокировать Ленинград. Однако деблокирования не произошло. В результате полностью проваленной Ставкой Любанской операции армия Власова попала в окружение и почти полностью была уничтожена. Сам генерал после долгого блуждания по болотам попал в лагерь для высшего командного состава под Винницей. Вместе с командиром 41-й дивизии полковником Боярским составил доклад, в котором писал о том, что большинство населения и армии приветствовало бы свержение советского режима, если бы немцы создали в России национальное государство. Так было положено начало «власовскому» движению, на него обратили внимание в отделе «Вермахт-пропаганда», и уже очень скоро была выпущена первая листовка за подписью Власова.
Вслед за листовкой появилась «Смоленская декларация», в которой объявлялось об организации в Смоленске Русского комитета и РОА.
«В Смоленск, — пишет В. Шамбаров в книге »Государство и революция», — в адрес несуществующего Русского комитета посыпались письма граждан, пошли ходоки, чтобы установить с ним контакт. Приезжали добровольцы, разыскивая, где можно записаться во власовскую армию. И солдаты — «хиви», бойцы разных «Остгруппен» оживились: теперь вроде было, за что воевать... Без согласования с руководством рейха, по прямым договоренностям с военным командованием на местах были предприняты поездки Власова по оккупированным территориям...
