Что же касается самого лондонского съезда, то Коба видел его значение прежде всего в «фактическом объединении передовых рабочих всей России в единую всероссийскую партию под знаменем революционной социал-демократии». В Лондоне он еще больше убедился в силе большевизма, и в своем определении его он был предельно лаконичен. «Большевизм, — заявил он, — это тактика пролетариев».
Сразу же после съезда в Лондоне состоялось заседание большевистской фракции, на которой было решено укрепить Бакинскую организацию. Оно и понятно: отношения с закавказскими меньшевиками, среди которых было достаточно сынов Израиля, обострялись с каждым днем, и для борьбы с ними нужен был твердый и закаленный партиец...
Не прошло после лондонского съезда и двух недель, как в стране резко обострилась политическая ситуация. Уставшее от демократии правительство поставило точку на конституционных играх и разогнало II Думу. Начался период «столыпинской реакции» и твердой власти. Столыпин шутить не собирался и думал не о «великих потрясениях», а о «великой России». Охранка свирепствовала, и многие видные революционеры оказались в тюрьмах.
Однако Коба и не подумал уходить в тень. От своих людей он узнал, что тифлисская контора Государственного банка получила из Санкт-Петербурга 375 тысяч рублей пятисотрублевыми ассигнациями и 13 июля будет их перевозить.
Случай был удобный, и Коба имел прекрасную возможность порадовать Ленина, хотя сам и не собирался принимать участие в возможной перестрелке. Да и зачем, если у него был Камо со своими подручными. Они обговорили все детали, и на следующий день Тер-Петросян с пятидесятью боевиками появился на Эриванской площади в форме офицера. Около одиннадцати часов показались два экипажа, в одном из которых находился кассир с деньгами, в другом — четыре вооруженных солдата. Экипажи сопровождали пятьдесят казаков.
Камо отдал команду, и в казаков полетели бомбы. Взрывом кассира выбросило из фаэтона, испуганные лошади понесли, однако не растерявшийся Камо бросил им под ноги еще одну бомбу. Фаэтон опрокинулся. Камо схватил деньги и мгновенно исчез. Понятно, что предпринятые полицией меры не дали никакого результата, и деньги, которые в это время хранились под диваном директора Тифлисской обсерватории, так и не были найдены. Камо отвез их в Финляндию, где и передал Красину. Ленин мог быть доволен и, по всей видимости, произнес не одно доброе слово, вспоминая так вовремя подвернувшегося ему под руку грузина.
Но радовался он рано. Деньги были в крупных купюрах, и их номера были сообщены не только российским, но и заграничным банкам. И хотя небольшую сумму Литвинову с помощью французских коллег удалось обменять, большую их часть Ленин приказал сжечь. Ну а непосредственного руководителя ограбления арестовали в Германии по доносу провокатора...
И этот по-своему весьма интересный человек стоит того, чтобы о нем рассказать подробнее. Симон Тер-Петросян тоже родился в Гори и с ранних лет смотрел на своего приятеля Сосо снизу вверх, чем несказанно бесил своего отца. «Что вы нашли в этом голодранце Сосо? — возмущался он. — Разве в Гори нет достойных людей? Не доведет он вас до добра». «Однако все было тщетно, — рассказывала сестра Камо. — Сосо притягивал нас к себе как магнит. Что же касается брата, он был им словно околдован».
Симону исполнилось всего шестнадцать лет, когда его выгнали из училища за богохульство. Учиться он не имел никакого желания и потому отправился в Тифлис, где встретил Сталина и с радостью стал работать с ним. Со своей смелостью, склонностью к авантюризму и мгновенной реакцией он был создан для самых опасных дел.
Не знавший жалости, он стал палачом партии и расправлялся с выявленными провокаторами, затем доставлял в Россию купленное за границей оружие. После ограбления Тифлисского банка Камо оказался в Германии, где и был арестован. Четыре года он симулировал сумасшествие и в конце концов был передан российским врачам. Военный суд направил его на новую экспертизу в больницу, однако он бежал.
В сентябре 1912 года Камо попытался ограбить почту на Коджарском шоссе. Его арестовали и приговорили к смертной казни. Однако его спасла амнистия в честь 300-летия дома Романовых, и он получил всего двадцать лет каторги. Осенью 1919 года он «работал» в независимой по тем временам Грузии, где убирал нежелательных большевикам политиков. После очередных арестов и побегов Камо прибыл в Москву. Ленин предложил ему поступить в Академию Генерального штаба, но Камо лишь усмехнулся в ответ. И тогда Ленин отправил его в распоряжение заместителя Троцкого Э.М. Склянского, рекомендовав «как человека совершенно исключительной отваги, насчет взрывов и смелых налетов особенно». Иными словами, как диверсанта и террориста.
Камо быстро создал диверсионный отряд, в состав которого входили даже смертники, готовые отдать жизнь за идею. И прежде чем взять в свой отряд женщину, он всегда интересовался, сможет ли она пройти в штаб белых с гранатой и взорвать себя вместе с врагами советской власти. Однако Гражданская война вскоре кончилась, и Камо оказался не у дел. Он предложил свои услуги внешней разведке, обещав убить за границей любого, но ему вежливо отказали.
Прирожденный убийца, он так и не смог найти себя в мирной жизни, и теперь оставалось только вспоминать былое. И как знать, не за эти ли самые воспоминания он и поплатился жизнью. Сталину не очень-то нравилось, когда его имя связывали с убийствами и экспроприациями. И в один далеко не прекрасный для него вечер Камо умудрился попасть на велосипеде под машину. Что было, конечно, куда как странно! В Тифлисе тогда насчитывалось всего несколько автомобилей, и по ночам они, как правило, не ездили. Однако правды о гибели Камо никто так никогда и не узнал. Но если мемуары в памяти, что в те самые дни на столе у него уже лежали начатые им воспоминания, то как тут не всплывет невеселое пророчество его отца: знакомство с Сосо до добра не доведет...
Тифлисская экспроприация подняла небывалый шум в партийных кругах. Особенно усердствовали не получившие ни копейки из украденных денег меньшевики, и именно они потребовали исключения тифлисских экспроприаторов из партии.
Принимал ли в этом нападении участие сам Коба? На этот вопрос теперь не ответит уже никто. И все же большинство тех, кто был посвящен во все происходившее на Эриванской площади, были убеждены, что принимал. Не мог не принимать! Правда, в отличие от боевиков, Камо он бросил свою бомбу с крыши дома князя Сумбатова. «Он не должен был этого делать, — писал известный дипломат и историк Г. Беседовский, — но не стояло его сердце, потомка аланов, любителя разбойничьих игр и смелых похождений. Он не хотел быть только руководителем, посылающим других на грабеж. Он лично принял участие в организованном им деле...»
И по сей день многие симпатизирующие Сталину историки стыдливо закрывают глаза на его участие в этих самых экспроприациях. А зря! Хотя бы по той простой причине, что ничего постыдного в этом не было, поскольку шло на благо революции. Ну а что касается самого Кобы, то, как показывают некоторые свидетельства, помимо деятельности, открытой для всех, он занимался делами, о которых можно лишь догадываться.
Но для этого надо напомнить, откуда партия брала средства на нужды революции. Многие непосвященные и по сей день уверены, что политикой можно заниматься, питаясь одними идеями. А это было далеко не так. Ведь на газеты, типографии, оружие, подкуп чиновников, содержание партийных деятелей всех рангов требовались огромные суммы. И ни о каких идеях и «чистых» деньгах не могло быть и речи. Да и откуда им взяться, этим чистым деньгам, если только один ЦК партии эсеров тратил в год 400 тысяч рублей!
И нравится это или нет всем тем, кто всегда верил в партийную чистоту, но деньги партия добывала всеми возможными способами, не очень-то заботясь о происхождении полученных ею средств. Денежные поступления на нужды партии поступали на ее счет как из самой России, так и из-за границы. Из-за рубежа деньги шли от частных лиц, различных организаций и... спецслужб. Что же касается самой России, то партийные деньги поступали от членских взносов, экспроприаций, которые получили особый размах после первой русской революции и дали партийной казне несколько миллионов рублей, от рэкета и частных пожертвований.
