Как того и следовало ожидать, авиаторы были только началом, и в 1947 году адмиралы Кузнецов, Галлер, Алафузов и Степанов были обвинены в незаконной передаче союзникам секретной документации на парашютную торпеду. Однако как ни бились следователи, вину адмиралов они так и не смогли доказать, и их дело «суд чести» ВМФ передал в Военную коллегию Верховного суда СССР. Там доказали все, что надо, и за исключением Кузнецова все адмиралы были отправлены в лагеря.
Что же касается Кузнецова, то его понизили в звании до контр-адмирала. Позже Судоплатов уверял, что от адмиралов хотел отделаться сам Сталин, но тогда чем же объяснить назначение того же Н.Г. Кузнецова в июле 1951 года военно-морским министром. И назначил его на эту высокую должность сам Сталин.
И все же главным в этом ряду было, как бы сегодня сказали, «опущение» героя Отечественной войны маршала Жукова. Судя по всему, то самое его душевное неспокойствие, о котором так неосмотрительно говорил Гордов, очень не нравилось Сталину. Как не нравилось и то, что имя маршала не сходило со страниц газет и каждый день звучало по радио.
Подлила масла в огонь и западная пропаганда, и уже в 1946 году журнал «Лайф» опубликовал большую статью с портретами Жукова, Рокоссовского, Малиновского, Конева, Толбухина и других видных военачальников. В статье сообщалось об оппозиционном настроении высших советских военачальников в отношении правительства и их намерении идти на выборы в феврале 1947 года в верховные советы республик с альтернативным списком, оппозиционным ВКП(б).
Вернее всего, это было самой настоящей провокацией, которая, как уже говорилось выше, была устроена Берией. Да и что странного в том, если бы военачальники и на самом деле выступили с подобным списком? Для нормальной страны это было скорее закономерным. Люди проливали кровь, прошли все круги ада на войне, а их снова ставили в условия, где правда была за инквизицией. И вряд ли они испытывали радость, видя как травят их боевых товарищей. Возвращаться в 1937-й никому не хотелось...
Сталин, однако, думал иначе. И уже в 1945 году были арестованы 74 генерала и офицера Группы советских войн в Германии. Поначалу всех их обвинили... в обыкновенной уголовщине: растрате фондов и вывозе ценностей, мебели, картин и драгоценностей из Германии и Австрии. А затем следствие по обычным уголовным преступлениям стало перерастать в политическое. Какие были обвинения? Да все те же, трафаретные: антиправительственный (читай: антисталинский) заговор!
Г.К. Жуков до войны имел всего один партийный выговор: за многоженство. За неимением более достойного занятия партийцы всех мастей и рангов целых полгода разбирались, с какой женой ему оставаться. Впрочем, подобное было в порядке вещей, и, если верить маршалу Голованову, то «всего по одной жене» из всех советских маршалов имели только он и Рокоссовский.
Что же касается Жукова, то на фронтах никто и никогда не видел первого солдата СССР с личным оружием, а вот любовница при нем была всегда. И вот что писала одна из его дочерей: «Отцу дали дачу в Крюково, раньше здесь жил Куйбышев, теперь во флигеле жили две его жены — первая и вторая, они растили сына Володю».
Но... какой мужчина не грешен? Да и нет в Уголовном кодексе наказания за любовницу. А вот о стяжательстве была. И именно под нее попадал ставший, по сути дела, хозяином оккупированной советскими войсками Восточной Германии Жуков. Целыми вагонами гнали для него в Москву «трофейное имущество»... под негласным контролем контрразведки.
О слабости маршала присваивать чужое и очень дорогое имущество доложили Сталину, и тот распорядился негласно осмотреть его квартиру. Посмотрели и составили опись обнаруженных там богатств. Да и какая это была квартира! Пещера Лехтвейса! Ковры, картины, часы, кольца, браслеты...
После перевода Жукова в Одессу будет арестован близкий к нему казачий генерал Крюков, женившийся на певице Руслановой. Отчаянный рубака проявлял свою, надо заметить, удивительную удаль не только на поле боя и вывез на Родину четыре (!) машины, доверху забитые старинными коврами, гобеленами, антикварными сервизами, мебелью и картинами.
«Можно ли считать, — спросит его следователь, что таким же мародером и грабителем был Жуков, который получал от вас подарки, зная их происхождение?» «Жукову, — ответит Крюков, — я отправил дорогие отрезы, ковры, посуду и много чего другого. А также и многим еще генералам».
Как поговаривали, Жукова вызвал к себе Сталин. «Тут, — сказал он, — Берия написал мне доклад о ваших сомнительных связях с американцами и англичанами. Он думает, что вы стали шпионом. Но я не верю в эту чепуху. Все же вам лучше уехать на время из Москвы. Я предложил назначить вас командующим Одесским военным округом».
Была ли на самом деле такая встреча, о которой упоминали братья Медведевы в своей книге «К суду истории»? Судя по тому, как развивались дальнейшие события, то вряд ли. Да и не любил Сталин предвосхищать события, давая возможность своим жертвам помучиться в неизвестности.
Существует еще одна версия, согласно которой опалу Жукова в значительной мере подготовил Абакумов, у которого была серьезная стычка с маршалом в Берлине, куда он вылетал для разборок с мародерами. Однако Жукову его приезд не понравился. «Мне о цели визита не доложил, — писал он в своих воспоминаниях, — развернул бурную деятельность. Когда стало известно, что Абакумов производит аресты генералов и офицеров, я приказал немедленно вызвать его. Задал два вопроса: почему по прибытии не изволил представиться мне как главнокомандующему и почему без моего ведома как главноначальствующего арестовывает моих подчиненных?»
Странно все это! Приказал всех арестованных освободить... Самому убыть туда, откуда прибыл... В случае невыполнения приказа... в Москву под конвоем...
Да и почему начальник контрразведки обязан докладывать о цели своего визита человеку, который является одним из главных подозреваемых в длинном списке офицеров-мародеров? И что это значит — «отправлю под конвоем»?
Так что ничего удивительного в том, что Абакумов горел страстным желанием отомстить Жукову не было. И, учитывая резкость маршала и его нежелание никому подчиняться, это было не так уж трудно сделать. Особенно после того, как в его отношениях со Сталиным наметилась первая трещина. Хотя вряд ли можно так уж безоговорочно верить самому Жукову, который и поведал об этой истории. По его словам, в начале марта 1946 года ему позвонил Сталин и выразил удивление тем, что в составленном Булганиным проекте послевоенного переустройства армии Жукова не было в числе ее главных руководителей. Что само по себе кажется странным, поскольку вряд ли бывший у вождя в фаворе Булганин не знал, что он делает и кого не надо вставлять в список. Тем не менее Сталин предложил Жукову занять пост главнокомандующего Сухопутными войсками и поработать над представленным Булганиным проектом.
Маршал согласился, и... начались конфликты. Жуков упорно не желал принимать параграф проекта, по которому главкомы имели выход на первого заместителя наркома, которым являлся Булганин, а не на самого Сталина, по-прежнему стоявшего во главе военного ведомства. И когда уставший от маршала Булганин в который раз принялся объяснять, что нарком Сталин и без того по горло занят делами партии и государства, тот сорвался.
«Это не довод, — с прямотой беседующего с первогодками старшины заявил он. — Сегодня нарком — Сталин, а завтра может быть другой. Не для отдельных лиц пишутся законы, а для конкретной должности!»
Узнав об «отдельных лицах», Сталин... присвоил Булганину звание маршала, чтобы тот теперь общался с Жуковым на равных. Чего не могло быть по определению.
Жуков любил слушать только себя и не мог опуститься до обсуждения военных вопросов с ничего в них не понимавшим Булганиным. Не понял он и того, что именно этот ловкий царедворец был правой рукой Сталина в армии. Потому и послал подготовленный им проект приказа по Сухопутным войскам Сталину, полагая, что его непосредственный начальник обойдется копией. И... просчитался.
