— Да, мама, я отправлюсь в… Верхний Довгород. — повторил я еще раз, успокаивая разбушевавшуюся мамашу. — Как ты пожелаешь.

— Сынок… — всхлипнула мама. — Не надо делать так, как я пожелаю!.. Ты уже взрослый, ты можешь сам принимать решения… Делай то, что захочешь ты сам! Живи так, как хочешь ты! Главное — выживи! Утри нос этому надутому индюку Себастьяну Ратко! Достигни успеха и встань с ним на один уровень!

Вот же женщина… Сначала говорит, чтобы я жил своей жизнью и своей головой, а потом сама же выдает чуть ли не поэтапный план действий.

На самом деле она желает добра.

Все матери желают добра. Наверное. Я сам не в курсе.

— В нашей квартире, в углу, за посудным шкафом, есть сейф. Код от сейфа — возраст нашего первого кота, Тишки… Помнишь его?

Я на всякий случай кивнул.

— Наберешь его в месяцах — и дверь откроется. Там деньги… Все, что я скопила за всю жизнь. На твою жизнь. На обучение, на жилье, на все, что тебе понадобится, чтобы избежать гнева твоего отца. Так что бери… — мама тихо выдохнула и закрыла глаза. — Бери и… Выживи. Хотя бы… просто… выживи.

Паузы между последними словами были такие, что я успел бы по две стрелы выпустить. Договорив последнее слово, мама внезапно потеряла сознание, судя по тому, как поникла ее голова. Непонятные приборы вокруг принялись назойливо и громко пищать.

— Так, все, посещение окончено! — тут же раскомандовался появившийся из ниоткуда за моей спиной давешний мужик в голубой рубашке.

Это доктор Павлов, Серж. Доктор, который помогает твоей маме. И он же приглядывал за тобой, когда тебя привезли в коме после ритуала.

— Хорошо, доктор. — я кивнул и вышел из комнаты.

Юлия ждала меня снаружи — она сидела на скамейке и болтала ногами. Руки девчушки были заняты каким-то черным матовым прямоугольником, который издавал разные звуки. Юлия так и тыкала в него пальчиками, высунув от усердия язык и не отрывая взгляда от игрушки.

Меня она, однако, заметила почти сразу.

— О, ты уже все? — она легко спрыгнула со скамейки. — Как мама?

— Нормально. — коротко ответил я, оглядывая собеседницу.

Богиня, кто это?

Юлия Чернова, твоя подруга с детства. Ваши матери очень дружны, вы фактически росли вместе. Закончили одну начальную школу, в одном и том же классе. Она — с отличием, ты — так себе. В любовных связях замечены не были.

Я мысленно усмехнулся — последняя фраза была явно сказана не для Сержа, а для меня, Лирса. Старого прожженного ловеласа, который за ночь мог сменить несколько коек и еще больше женщин в этих койках. Богиня вроде как пальчиком погрозила — не трогай, мол, девочку.

Ну хорошо, не буду.

— Я уезжаю в Верхний Довгород. — сразу огорошил я подругу. — Буду поступать в академию реадиза.

— Ух ты, правда? — глаза Юли расширились от удивления. — Это же замечательно! Значит, мы снова будем вместе!

— В каком смысле? — не понял я двусмыленной фразы.

— Я тоже туда еду! — Юля радостно тряхнула головой. — Тоже буду поступать, только в обычный универ, мне-то никто реадиза не отсыпал. Значит, поедем вместе! Когда поедем? Мне столько всего нужно собрать!

— Завтра. — тяжело уронил я, обрывая ее поток мысли.

— А? — она округлила рот под стать глазами. — Уже завтра? А почему так… скоро?

Ну и что вот она хочет услышать? Не отвечать же ей, что у меня каждый день на счету, потому что меня хочет убить отец, который восемнадцать лет обо мне знать не знал! Еще чего доброго, у этой милашки случится передозировка эмоций, и она умом тронется!

Ответь, что хочешь попасть в первую волну поступающих, чтобы, если вдруг окажется, что чего-то не хватает — успеть это исправить.

Так я и ответил. Юля понимающе покивала:

— Ну да, действительно. Кто их там знает в этих академиях, что у них там вообще нужно? У реадизайнеров не спросишь — они с нами, простыми людьми, вообще знаться не хотят!

Она внезапно ойкнула и прикрыла рот ладошкой:

— Ой… А ты ведь тоже теперь реадизайнер! А ты… Ты же не перестанешь со мной общаться, а? Не перестанешь же?

Ее голос из радостного резко стал жалобным и молящим. Уголки губ опустились вниз, зрачки в глазах обиженно задрожали.

— Не перестану. — улыбнулся я. — Конечно, не перестану, как ты могла такое подумать?

— Я и не думала. — серьезно ответила Юля. — Я боялась.

— Не бойся. — я как-то на автомате протянул руку и въерошил ее волосы. — Все будет хорошо.

Юля зажмурилась и боднула мою руку своей головой:

— Тогда идем скорее собираться! Мне столько всего нужно собрать! А еще же надо билеты купить! А еще — предупредить тетю, что мы приедем! А еще…

Не слушая ее треп, я осмотрел коридор и наткнулся на зеленую табличку в виде стрелочки с надписью «Выход». Взял не перестающую тараторить Юлю за руку и буквально потащил за собой, ориентируясь по этим стрелкам. Нашел лестницу, по которой мы поднимались, спустился на первый этаж, нашел еще пару стрелок, и, наконец, оказался у выхода из больницы. Толкнул массивную деревянную, хоть и немного облезлую, дверь, и оказался на улице.

Пока я был внутри, мне почему-то даже в голову не пришло хотя бы раз выглянуть в окно — посмотреть, как оно там, на улице. А на улице было хорошо. То ли поздняя весна, то ли раннее лето — в общем, время года, когда солнце уже согревает ощутимым теплом, но прохладный ветерок уравновешивает его. В воздухе пахло распускающейся свежей зеленью, на чистом голубом небе, свободном от облаков, высоко в зените сияло солнце. Время — полдень, максимум плюс полчаса.

Почти правильно. 12.45 на данный момент.

Больница стояла в центре крошечного то ли парка, то ли скверика, усаженного чахлыми куцыми деревцами и кусками растущей то тут то там травой. Прямо от главного входа через скверик тянулась асфальтовая дорожка, под прямым углом соединяющаяся с пешеходным тротуаром. А уже за тротуаром тянулась дорога. И ездили по этой дороге не запряженные грифонами, бизонами или лошадьми, телеги, а какие-то обтекаемые, почти бесшумные, механизмы.

Это автомобили, Серж, или проще — машины. На них тут все передвигаются. Ну, и на них тоже.

Все? И я? И в Довгород поедем на машине?

Нет, машины достаточно дорогие. У тебя нет машины. Вы поедете на поезде.

Что такое поезд, я знал. У нас тоже были поезда. Большие, фыркающие, пышущие паром и пронзительно свистящие при прибытии на станцию.

Ну, в общем-то, то же самое.

По другой стороне улицы тянулись высокие каменные дома.

Бетонные. Это другой материал, не вздумай назвать их каменными, опростоволосишься.

Бетонные так бетонные. Они тянулись ввысь на много этажей — у меня аж голова закружилась, когда я задрал ее, чтобы их сосчитать. То ли семь то ли восемь — это же очень много! По крышам таких домов я бы, наверное, не рискнул прыгать, как делал это в свои лучшие годы! Да и никто, наверное, не решился бы!

На самом деле, много кто решается. В основном, конечно, реадизайнеры… В основном — они.

А еще кто?

Собиратели. Но с ними ты вряд ли встретишься.

Богиня, ты что-то скрываешь? Разве это повод не рассказывать мне про них?

Да, повод. Я не хочу, чтобы ты перегружал свой мозг информацией. Тебе и так слишком много всего пришлось сегодня узнать… И не самого приятного тоже.

Что есть, то есть. Но приятные моменты тоже были.

Например?

Например, воздух.

Я закрыл глаза и с наслаждением вдохнул свежий воздух полной грудью — после пропитанного смогом и наполненного угольной взвесью воздуха моего родного мира, от которого не всегда помогал даже повязанный на нижнюю часть лица платок, здесь я вдыхал будто бы сжиженную благодать. Этим воздухом невозможно было надышаться, в нем можно было только утонуть.

Потрясающее ощущение. За всю свою жизнь я, наверное, ни разу не вдыхал такого чистого воздуха. Ради возможности им дышать, действительно, и умереть один раз не жалко!