Я не собирался помирать из‑за какого‑то грузовика. Пусть даже это самый чудесный, великолепный и единственный в своем роде грузовик во всем мире.

И Нике не позволю.

Ника доползла до люка, схватилась за ручку, дернула ее, чуть приподняла…

И в люк просыпалась тонкая струйка земли.

По стали снаружи заскрежетали камни, люк в руке Ники задергался, словно по нему снаружи то ли топтались какие‑то твари, то ли его непрестанно долбили разнокалиберные отростки скальной породы.

– Серж… – с ужасом в голосе проговорила Ника. – Я не могу его открыть… Я не могу его открыть! Люк скрылся под землей!

Первым порывом было добраться до люка и попробовать открыть его самому, но я его быстро в себе задавил – если Ника сейчас не способна его открыть, то за то время, что мы с ней спускались бы с лестницы с менялись местами, после чего я поднимался бы первым, АГАТ ушел бы под землю еще глубже, и я точно не смог бы сделать ничего нового.

Только время потерял бы.

Поэтому я спрыгнул с лестницы, не успев пролезть и половины, и быстрым взглядом окинул внутренности АГАТа, пытаясь сообразить, что же делать.

Очевидных вариантов на ум приходило только два. Первый – попытаться выбраться через боковую дверь во втором вагоне, попав в пустоту в скальной породе. Она небольшая, но нам должно хватить, чтобы сжаться там, пропустить мимо себя падающий в расщелину АГАТ, после чего выбраться через оставшуюся в грунте дыру. Проблемных мест у этого плана было до чертиков. Во‑первых, второй вагон уже скорее всего сполз в пропасть достаточно для того, чтобы попытка выбраться из нее привела не к спасению, а к падению. Во‑вторых, даже если это не так, нет никакой гарантии, что в процессе скатывания многотонная туша АГАТа не сдвинется, не перекосится, не пойдет юзом, или не произойдет чего‑то еще, из‑за чего траектория его движения сменится и бронированные борта играючи размажут нас по камням. И наконец в‑третьих – нет ни единой причины утверждать, что после падения тягача в пропасть, оставленная им пустота в грунте в ту же секунду не осядет, засыпая нас внизу. Даже не так – это практически гарантировано.

Второй вариант – попытаться выбраться через лобовое стекло, пока еще оно не скрылось под землей. Но для этого надо было разбить. А с этим, полагаю, возникнут проблемы.

Как минимум, внутри АГАТа это сделать просто нечем.

Я схватил с пола ближайший каменный шип, подскочил к водительскому креслу, наступил на него, залез на приборную панель и принялся колотить шипом в стекло изнутри. Ожидаемо, это ни к чему не привело – пятикратный запас прочности в этом случае сыграл злую шутку. Единственное, что случилось – от шипа стали откалываться куски камня, да на стекле появились едва заметные царапины.

Отшвырнув в сторону шип и спрыгнув с панели, я рванул дверь ближайшего оружейного шкафчика, в котором стояли рядком уже знакомые мне штурмовые винтовки – точные копии той, с которой я нянчился, когда ехал в составе экспедиционной группы. Только здесь они все были под замком, или, вернее, на замке – через спусковые скобы всего десятка единиц оружия была пропущена толстая стальная полоса, закрытая на замок с трехзначным кодом.

Его я, конечно, не знал. Но он мне и не был нужен. У меня есть лук и стрелы, которые бьют даргов навылет.

Замок разлетелся оплавленными кусками, я дернул первую же винтовку и вскарабкался обратно на приборную панель. Развернул винтовку прикладом вперед и принялся долбить в стекло, уже понимая, что это тоже ни к чему не приведет.

Осколки пластика, начавшие отлетать от крошащегося приклада спустя пару ударов, только подтвердили этого

– Твою мать! – в сердцах выругался я, отшвыривая винтовку. – Ника! Ты сможешь вскрыть броню?!

– Пробить? – Ника задумалась. – Пробить могу, она, конечно, толстая, но я должна справиться.

– Нет, вскрыть! – я руками очертил прямоугольник. – Сделать типа люк, чтобы мы… Чтобы я смог вылезти!

Именно "я", а не "мы". Если Ника способно пробить броню, то она способна и покинуть АГАТ в любой момент через струйку крови, как это делала с поездом, как собиралась сделать еще до того, как мы проникли внутрь тягача. Ей бояться нечего.

– Нет. – секунду поколебавшись, сказала Ника. – Максимум – могу вырезать часть стекла клинками. Но очень маленькую часть, ты не пролезешь. Стекло толстое, а я выложилась при драке с Ратко.

– А если не стекло?

– А если не стекло, то резать нет смысла. Это самая тонкая часть из всех, через которые можно выбраться.

Я скрипнул зубами, но в глубине души я понимал, что другого ответа тут и быть не могло. Если дерьмо случается, оно случается сразу огромной кучей.

– Тогда убирайся отсюда. – велел я. – Пробивая броню, вытекай… Или как ты там это называешь.

– Ты дурак? – тихо осведомилась Ника в третий раз за последний час. – Я тебя не брошу!

– Слушай, прекрати этот цирк! – поморщился я. – Обоим умирать незачем! И если хотя бы ты можешь спастись, то спасайся!

– Нет уж! – возразила Ника. – Убраться отсюда я могу в любой момент, и, будь уверен, если не останется другого выхода – уберусь! Но пока что я еще не знаю, есть ли другой выход, а, значит, любой момент еще не наступил!

– И что ты предлагаешь?

– То же, что и собирались! – глаза Ники загорелись, а руки сжались в кулаки. – Выдернем АГАТ нахрен отсюда!

И она уверенно отодвинула меня в сторону и прошла к водительскому креслу. Села в него, повела хрустнувшей шеей, взялась за руль, пошевелила пальцами, будто приноравливаясь к нему, и глубоко вдохнула.

АГАТ дрогнул.

Под полом что‑то снова загудело, но уже по‑другому – мощно, низко и немного вразнобой, будто несколько неточно настроенных двигателей работали. Снаружи по обшивке посыпался песок и застучали камни.

– Давай, дружочек… – прошептала Ника, наклоняясь вперед в кресле. – Ты можешь, я знаю!

Я соскочил с приборной панели и побежал во второй вагон, чтобы выглянуть в окно. Наверняка где‑то окно было и в первом вагоне тоже, но сейчас не было времени его искать. Мне нужно было убедиться, что мы хотя бы остановились.

Но мы не остановились. АГАТ продолжал скатываться назад, хоть и сильно замедлился – сейчас движение было едва заметным. Борта машины вибрировали от того, что крутящиеся вхолостую колеса проскальзывали, и изображение в окне тряслось и вибрировало тоже, но то, что тягач не мог преодолеть силу, тянущую его назад и вниз, было очевидно. И, чем большая часть автопоезда нависает на бездной, тем бесполезнее становятся все усилися тысячесильных моторов. Тем быстрее АГАТ скатывается вниз.

А значит, остается лишь одно.

– Ника, держи так же! – крикнул я, повернувшись в сторону тягача. – Дави на полную, а если поймешь, что все плохо – выбирайся отсюда! Поняла?!

– А ты что задумал?! – завопила Ника с водительского места, даже не оборачиваясь.

– Я отсоединю второй вагон с панели в третьем вагоне! Там же есть такая панель?!

– Конечно, есть! Только как ты это сделаешь?! Они же моментально ухнут в пропасть, вместе с тобой! Ты не успеешь добежать обратно!

– Успею! – ответил я, изо всех сил заставляя себя верить в то, что говорю.

– Да как ты успеешь! Они сразу упадут в пропасть, а я на ускорении – вылечу вперед! Как ты собрался успеть?! Давай лучше я отсоединю вагоны! Ты же правильно сказал – я могу выбраться в любую секунду!

– А кто будет АГАТ вести, я?! Я понятия не имею, как управлять этой чертовой повозкой!

– Тут объяснить на пять секунд!

– У нас нет пяти секунд! Заткнись и не спорь! – заорал я, пытаясь криком заглушить не только ее здравый смысл, но и свой тоже.

Тот самый здравый смысл, того самого внутреннего критика, того самого червячка сомнений, что мешает по жизни, что точит тебя изнутри, приговаривая "Ты не сможешь. У тебя не выйдет. Это невозможно."