Но это потом. Сейчас мне было интереснее посмотреть на следующие вагоны.

Во втором вагоне пол был наклонен более ощутимо, чем в тягаче. Идти еще можно было, но уже приходилось отклоняться, чтобы не потерять равновесие.

Тем не менее, скелеты все были на своих местах. В прямом смысле – "на своих" местах. Второй вагон АГАТа, видимо, как раз и был тем, из‑за чего его назвали "гарнизонным" – он почти полностью был уставлен трехъярусными кроватями, на которых и лежали костяки. Ожидаемо прибитые к своим лежакам каменными иглами. Их было много. Почти полтора десятка. Еще трое обнаружились на полу, из них двое до сих пор держались за ножки кровати, словно пытались удержаться от засасывающего в пустоту потока воздуха.

Мы прошли через это кладбище и оказались возле прохода в третий вагон. Здесь дверь уже была нараспашку, и было видно, что он наклонен чуть ли не под сорок пять градусов. Идти ногами по такому полу было уже решительно невозможно, пришлось бы спускаться, держась руками за внутреннее наполнение вагона и наступая на него же. Ситуация осложнялась тем, что третий вагон был какой‑то неправильной формы, явно не строго‑квадратный, как предыдущие, но понять из‑за чего так – света фонарика явно не хватало.

Я оглянулся на Нику и вопросительно поднял брови. Она поняла меня без слов – закусила губу и кивнула.

Мы принялись аккуратно спускаться, используя в качестве лестницы то столы, то какие‑то шкафы, то тумбочки, то трубы, то что‑то еще… Оно все давно было мертво, холодно и безжизненно, как и все остальное здесь. Но в свете фонаря вдали, в самом конце вагона, мелькнуло белое, и мне категорически нужно было узнать, что там такое. По пути мне попались еще два скелета, только каким‑то чудом держащиеся на своих местах и не скатившиеся в самый низ вагона. Разумеется, пробитые каменными шипами.

Добравшись до конца вагона, я наконец наступил на твердую поверхность, на которой можно было спокойно стоять, и присел возле последних двух скелетов. Действительно последних – потому что дальше идти было просто некуда, в мятом металле торца вагона просто не было двери.

Но это все я отметил мельком. Сами скелеты были намного более интересным зрелищем. Сплетенные воедино, так, что не сразу поймешь, где чей череп, а где чья рука, они лежали в позе, которая была бы крайне неудобна для живых людей. Но к моменту, когда они в ней оказались, они оба уже вряд ли были живыми. Причем каждый из них стал причиной смерти другого. У одного в грудине лежал тронутый ржавчиной нож, погруженный в нее чуть ли не вместе с рукоятью. Его до сих пор сжимали тонкие пястные кости второго скелета.

У него же из глазной владины, пробив тонкое глазное дно, торчал длинный каменный шип.

И вот его уже сжимала рука первого скелета.

Я еще раз внимательно изучил оба скелета. Нет, никакой ошибки не было – они действительно при жизни пытались убить друг друга, и, скорее всего, их попытки закончились успехом. По крайней мере, выглядело все именно так. Один ткнул другого ножом, тот, в свою очередь отомстил ему шипом в глаз. Второй умер практически моментально, судя по глубине проникновения шипа в череп. Первый еще какое‑то время мучался, с перерезанной аортой. Недолго. Чуть‑чуть дольше, чем его противник.

Я вопросительно посмотрел на Нику:

– Есть идеи?

– Касаемо чего? Того, что здесь произошло? Ни одной.

– А насчет этого? – я указал на каменный шип.

– Если бы ты спросил в любое другое время и в любом другом месте, я бы сказала, что это дело рук какого‑то геоманта. Камень и земля это их стихия, и такие вот… Шипы – их любимое оружие, примерно как у меня – кровавые иглы.

– В любое другое время? Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего такого. Просто тут явно произошло что‑то… мягко говоря, непонятное.

– То есть, сейчас ты вроде как не согласна с тем, что здесь поработал геомант?

– Ты шутишь? – вспыхнула Ника, и я понял, что попал в самую точку. – Как ты вообще себе это представляешь? Хочешь сказать, что в составе экипажа АГАТа был замаскированный, никому не известный реадизайнер, который в самый подходящий момент перебил весь остальной экипаж, а в процессе еще и затянул АГАТ под землю? Хм… Хотя…

– Что? – тут же напрягся я.

– Ратко… Ну, тот, молодой… – Ника мотнула головой в сторону поверхности. – Он же про место силы говорил.

– Угу, говорил. – я кивнул, решив не уточнять, что на самом деле он просто место силы не говорил, это богиня мне сказала.

Ратко, конечно, тоже упоминал про него, но в менее конкретном ключе. Впрочем, Ника и сама обо всем догадалась.

– Такое дело… – Ника покрутила рукой, подбирая слова. – Если реадизайнер умирает в процессе какой‑то… длительной, скажем так, манипуляции своим рабочим телом, то его пранозапас не рассеивается. Он перетекает в это самое рабочее тело и задерживается в нем.

– Не понял. Давай проще.

– Ну, как проще… – Ника вздохнула. – Короче, представь, что вот этот вот геомант действительно затягивал АГАТ под землю. Это не быстрый процесс, сам понимаешь. И в этот момент его пронзает ножом второй участник драки. Реадизайнер медленно умирает, успевая при этом убить своего противника, но затягивать АГАТ не перестает, он продолжает вливать в землю потоки праны. И, когда он окончательно умирает, прана продолжает переливаться в землю, уже не управляя ею, а, скорее, напитывая. Примерно как если забыть закрыть кран в ванной.

– А выброс праны при смерти это тогда что? – все еще не понимал я.

– Это… Ну представь, что кран срывает и вода хлещет из стены неудержимым потоком. – Ника развела руками. – Примерно так.

– И разница только в том, применяет ли в момент смерти реадизайнер свою силу? Манипулирует ли рабочим телом?

Ника долго и тяжело вздохнула:

– Если совсем просто, то да.

– Ладно. – я вернул взгляд к скелетам. – Перетекает прана, дальше что?

– И дальше… – непонятным тоном протянула Ника. – Эта прана на долгое время остается в этом месте. И образуется… Место силы.

– Серьезно? То есть, ваши клан‑холлы стоят на тех местах, где когда‑то умерли реадизайнеры?

– Не все так просто. – Ника присела рядом. – Есть места силы природные, есть места силы… Такие вот, условно рукотворные. Понятное дело, что последних не так уж и много, ведь никому неохота помирать, даже ради такой великой цели, как создание места силы.

– И что, их как‑то можно отличить друг от друга?

– Абсолютно нет. – хмыкнула Ника. – Если только ты не найдешь каких‑то доказательств тому, что место силы рукотворное, как здесь.

– То есть, теперь ты признаешь, что вся эта история с АГАТом – дело рук этого реадизайнера?

Ника косо посмотрела на меня, по взгляду я понял, что снова попал в самую точку. Как бы ей ни не хотелось это признавать, выбора не оставалось.

Так она и сказала:

– Верить в это у меня не получается. Но тут буквально все факты налицо. Я даже не знаю, возможно ли еще сделать эту ситуацию менее двусмысленной. Собственно, мы и оказались в этом месте лишь потому, что из‑за смерти этого реадизайнера тут образовалось место силы, в которое притянуло оборванный портал Ратко. Если бы не это, нас бы хрен знает где выбросило.

– Нас и так выбросило хрен знает где. – вздохнул я, поднимаясь с корточек. – А теперь мы еще и потеряли кучу времени на то, чтобы исследовать эту самоходную братскую могилу, ничего при этом не выяснив.

– А вот это ты зря. – Ника поднялась тоже. – Мы выяснили очень много ничего, пусть оно и не укладывается пока что в нашу с тобой картину миру… Ну, в мою так точно. Но мы здесь оказались явно не зря, и у меня есть одна идея, как обратить всю эту ситуацию себе на пользу.

– Я весь внимание.

– Попробуем запустить АГАТ.

Сначала я решил, что Ника натурально сошла с ума. Правда уже через секунду вспомнил, что каждый раз, когда я так про нее думал, оказывалось, что она действительно имеет в виду то, что говорит.