Здесь я уже потерял нить рассуждений, но Ника, кажется, и не мне говорила вовсе. Она будто рассуждала вслух, бродя по спирали вокруг трупа Чингиза и внимательно исследуя землю.

– К тому же, этот ублюдок… Что‑то там говорил про особое место. Да? – сама себя спрашивала и сама же себе отвечала Ника. – Да. И про силы свои. Стало быть, место силы. Ну, конечно, место силы. Природное место силы. Потому нас тут и выкинуло. Притянуло и выкинуло.

– Ни‑и‑ик? – протянул я, начиная беспокоиться за психическое состояние девушки.

Ника подняла на меня очень серьезные глаза и не терпящим возражений тоном сказала:

– Ищи что‑то необычное.

Я растерялся:

– Что именно?

– Что угодно. То, что не вписывается в общий ландшафт. Что‑то чужеродное. Что‑то не отсюда. Что‑то, что привлечет твое внимание.

Я секунду подумал, а потом молча ткнул пальцем в труп Чингиза.

– Да нет же! – Ника поморщилась и махнула рукой. – Черт, да я сама быстрее справлюсь!

И, подпрыгнув на месте, Ника натурально побежала по спирали, с каждым шагом увеличивая ее радиус! Она цепко всматривалась глазами в каждый камешек, мимо которого пробегала, а некоторые прямо на бегу ногой выворачивала из земли и бегло осматривала.

Спустя каких‑то двадцать секунд радиус ее спирали достиг уже пяти метров, и на пути Ники стали попадаться крупные и огромные камни, которые уже не то что вывернуть из земли было нельзя – их и обойти не всегда было легко. Возле них Ника притормаживала и шла пешком, внимательно осматривая поверхность. Обойдя вокруг скалы, она снова ускорялась и бежала до следующей, где повторяла все по‑новой.

Мне надоело наблюдать за ней где‑то через пять минут. Она как заведенная бегала по кругу, периодически скрываясь за крупными скалами, теряясь из виду и выныривая снова – подчас в самых неожиданных местах. Чувствуя, что резьба, на которой крепилась к туловищу моя голова, скоро сорвется, я плюнул на это дело и просто сел на землю, дожидаясь, когда же вселившийся в Нику сайгак устанет.

Я снова оглядел горизонт, снова убедился, что дарги не спешат к нам и ненадолго погрузился в себя, не закрывая глаз и продолжая контролировать окружение. Я увидел, что плотность праны в моем организме увеличилась еще больше, и она уже не напоминала дым, а, скорее, была похожа на жидкость с малой плотностью, вроде масла. Она все еще пыталась клубиться, но уже делала это более толстыми клубами, стремящимися отделиться от основной массы и свернуться в шарики.

Интересно, сколько я теперь стрел смогу достать?

Прошло двадцать минут, за которые радиус поиска Ники должен был по расчетам вырасти уже метров до пятисот, а она все не возвращалась. Я подождал еще, а потом встал и только собирался отправиться на ее поиски, как она появилась сама. Выскочила из‑за ближайшего камня, раскрасневшаяся, светящаяся от радости, спотыкающаяся на ходу – так быстро бежала! Подлетела ко мне, чуть не сбила с ног, схватила за руку и потащила за собой!

– Скорее! – выдохнула она, волоча меня за собой как на буксире. – Кажется, я нашла агат!

Агат?

Агат это такой полудрагоценный камень, если мне не изменяет память. Вроде халцедона, яшмы, янтаря. Даже не то чтобы сильно красивый – в основном, серо‑белый, слоистый. А в не обработанном виде так и вообще с простым булыжником спутать нетрудно. Сомневаюсь, что здесь найдется обработанный агат, но даже если предположить, что Ника с какой‑то стати разбирается в камнях и способна отличить один булжыник от другого, почему такая невзрачная вещь, как агат вызвала у нее такой приступ эмоций?

Но даже не это главный вопрос. Главный вопрос – почему ей категорически надо, чтобы на злосчастный агат посмотрел еще и я? Вот уж кому точно дела нет до камней!

Объяснить бы это еще самой Нике.

Но она явно не хотела слушать объяснений. Она вообще не хотела ничего слушать. Она хотела тащить меня прочь, развернув спиной к рельсам и тем самым увеличивая расстояние до них с каждым шагом. Как бы не потерять их из виду, ведь Ника явно не собиралась останавливаться! Если мы сейчас окончательно лишимся единственного, пусть и сомнительного ориентира, шансы сдохнуть в этой пустоши с девяноста пяти процентов подскочат до всех девяноста девяти!

В итоге Ника остановилась только метров через пятьсот, не раньше. Затормозила возле нескольких особенно огромных острых скал, наклонно торчащих из земли, будто неправильно выросшие клыки в челюсти, развернулась ко мне, и, с восторженным придыханием заявила:

– Вот!..

Я бегло осмотрел окружение. Ничего в нем не напоминало агат даже отдаленно. Мы стояли в окружении нескольких скальных отломков, каждый размером с небольшой дом.

– Что именно "вот"? – спросил я, закончив с осмотром и не найдя ничего не то что похожего на агат, а даже ничего, что привлекло бы мое внимание.

– Ты дурак? – вздохнула Ника. – Ты не видишь?

– Нет. – честно признался я. – Что именно я должен видеть?

– Ох…

Ника закатила глаза, подняла руку и несколько раз стукнула кулаком по особенно бесформенной скале, торчащей из земли, почти параллельно поверхности.

Именно возле этой скалы Ника и остановилась, приведя меня сюда.

Скала отозвалась глухим стуком.

Несмотря на то, что не должна была отозваться вообще.

– Агат! – довольно заявила Ника, еще раз для верности стукнув. – Теперь видишь?!

Я нахмурился и пошел вокруг скалы, закладывая дугу побольше, чтобы рассмотреть ее во всех подробностях. Скала торчала из земли так, словно была окаменевшим земляным червяком циклопических размеров, который начал было вылезать на поверхность, сдох по пути, да так и окаменел. Только для червяка непонятное образование было слишком правильного, какого‑то прямоугольного, пусть и со скругленными углами, сечения.

Впрочем, для скал такое сечение характерно еще меньше. Скалы они такие… Случайные. А эта штука больше походила на что‑то рукотворное, что просто находится здесь так давно, что уже успело обрасти землей, на которой в свою очередь выросла трава и даже какие‑то попытки кустарника. Природа не терпит ничего ровного, ничего симметричного, ничего правильного. Природа хаотична и случайна, особенно такие вещи, как скалы, и, тем более, скальные отломки. Само по себе название "отломок" крайне редко подразумевает, что конец этого образования будет тупым, а не острым.

А эта псевдо‑скала нависала над землей как раз тупым, словно обломанным концом. Но на самом деле его никто не обламывал. Просто это никакая не скала, это что‑то рукотворное.

И я убедился в этом, когда практически подошел к тому месту, где скала заканчивалась. Я прошел мимо колеса.

Огромного, когда‑то бывшего высотой в мой рост, сейчас напрочь сдутого колеса, наполовину погруженного в землю. Рядом с ним было еще одно такое же, тоже сдутое намертво, но засевшее уже не так глубоко – всего на четверть глубины. А все, что выдавалось вперед дальше колеса, на добрых три метра – было огромной кабиной.

Я дошел до конца скалы, сделал еще двадцать шагов, и только после этого развернулся, глядя на огромную машину спереди.

Она и вправду была огромна. Метров шесть в ширину и три в высоту только в районе кабины, а где‑то дальше она еще и увеличивалась в габаритах, будто распухала, становясь похожей на кеглю для кегельбана. Половину высоты морды занимала огромная решетка радиатора, защищенная мощными силовыми бамперами, над и под ней располагались несколько огромных фар, даже, скорее прожекторов. Над всем этим виднелось узкое лобовое стекло кабины, явно не предназначенное для того, чтобы обеспечивать большую обзорность, уж скорее сделанное для того, чтобы в получившуюся щель, будь стекло разбито, было как можно труднее пролезть.

Машина торчала из земли, будто ее ухватили за заднюю ось и затащили в нору огромного крота. Перед был нелепо задран, левое переднее колесо из первой пары висело в воздухе, в то время как оба правых наоборот были закопаны в землю.