– А почему нельзя развалить их из пушек прямо сейчас?! – я не сдержал мучающий меня вопрос.

– Потому что если мы поднимем пушки на крыши сейчас, когда вокруг холмы, за которыми эти твари прячутся, и атакую тоже из‑за них, то рано или поздно одна из них сиганет из слепой зоны на крышу и вырвет нашу малышку к херам! – зло ответил оператор пушки, не сводя глаз со створа сдвинутой бронепанели. – И скорее рано, чем поздно! А без пятнашки мы все тут трупы!

Ответ был более чем исчерпывающим. В такой темноте, без возможности отстреливаться из крупного калибра, мы действительно были бы трупами. Даже несмотря на целых двух реадизайнеров – как отбиваться от тех, кто выскакивает на тебя из темноты со скоростью стрелы?

– Томагавк, это томагавк‑два! – крикнул в рацию Крисп, не отрывая взгляда от бойницы. – Айки не видать, мы закрываемся?!

– Томагавк‑два, закрывайтесь, но будьте начеку!

– Принято! – крикнул Крисп и начал закрывать правую бронепанель.

Неужели все закончилось? Казалось, что происходит настоящее светопреставление, а на деле – короткая стычка, буквально на тридцать секунд. Даже если бы я умел бояться, я все равно бы не успел испугаться – сначала ударился головой, потом оглушила пушка, потом пытался в темноте разглядеть, чего же, собственно, надо было бояться…

Нет, какой там страх. Ребята вон тоже не боялись, они просто делали свою работу. Они были злы, собраны и сосредоточены. Для них такие ситуации не новы. Это для меня все произошло так сумбурно, быстро, громко и непонятно, что я с трудом улавливал происходящее. Методика ведения боя этими ребятами в корне отличалась от всего того, к чему я привык. Даже от того, что я успел увидеть уже в этом мире, например – работу специальных групп. Те, хоть и тоже стреляли, и тоже наверняка переговаривались по рациям, но они действовали совершенно по‑другому. Они вели точечный огонь по конкретной цели, отвлекали ее на себя, давая возможность реадизайнеру выполнить свою работу. Группа Томагавк же действовала совершенно иначе – они полагались на скорость и броню своих машин и в меньшей степени – на силу своего оружия и реадиза. Если доходило до боя, они не считали патроны и делали ставку на крупный калибр, оставляя личное оружие на самый крайний случай. Оно и понятно – поди попади из трясущейся машины в такую юркую и ловкую цель, как дарги. Только боекомплект жечь понапрасну. К пушке, конечно, это тоже относится, но она изначально предназначена для того чтобы устраивать патронный геноцид, зато хотя бы попадания ее снарядов будут наносить какой‑то урон даргам. Айки же вон отогнали от машины. Хоть и не убили.

Черт, что это за айки такой, что шквал смертоносного свинца лишь отогнал его от машины?!

– Ребята, я уже вижу начало равнины! – снова скрипнула рация голосом Дэна. – Осталось двести метров, готовьте лифты!

– Есть готовить лифты! – хором с остальными томагавками рявкнул в рацию Крисп и подал какой‑то сигнал оператору пушки. Тот кивнул и принялся разворачивать свою пушку, направляя ее снова по ходу движения.

– Томагавк‑два, это томагавк‑три, у вас все еще левый борт открыт! – раздалось из рации. – Вы там спите, что ли?!

А левый борт действительно был все еще открыт. И солдат, который открывал его для Чел, сейчас упирался и дергал ручку изо всех сил, пытаясь стронуть ее с места, но что‑то шло не так.

– Сейчас!.. Закрою!.. – пыхтел он в рацию, силясь сдвинуть дверь.

Да что там с ним?! Перекосило?! Заклинило?!

Не дожидаясь указаний, я сорвался с места и принялся пробираться по трясущемуся прицепу к елвому борту, чтобы помочь закрыть бронепанель.

– Томагавк, это томагавк‑три! Я вижу, как к вам стягиваются дарги, она идут вровень с вами, скрываясь за холмами!

– Томагавк‑три, понял тебя! Осталось чуть‑чуть, даже если сейчас перекроют нам выезд на равнину, мы их наск!..

Фраза оборвалась на полуслове и сменилась скрежещущими помехами.

– Томагавк! Томагавк!

– Томагавк разбит! – прорезался в рации новый, не слышаный ранее голос. – Держитесь!..

Я слишком хорошо знал этот тон. Полу‑вопль, полу‑рык сквозь стиснутые зубы, через напряженные до судорог мышцы. С такой интонацией люди кидаются на заведомо превосходящие силы противника. С такой интонацией люди встают в узком проходе, давая друзьям время сбежать, и зная, что не выживут. С такой интонацией люди делают вещи, после которых не планируют выживать.

И если с такой интонацией человек велит держаться, то надо держаться. Изо всех сил, какие у тебя только есть.

Поэтому я рухнул на колени, и обнял ближайшее, до чего дотянулся – торчащую из пола стальную ногу, на которую крепился пластиковый стул. Стиснул пальцы рук в замок, плотно сжал зубы, чтобы не откусить язык, и сжался в комок в ожидании удара.

Удар был страшен. Казалось, что машина на полном ходу влетела в бетонную стену. Меня рвануло вперед, хрустнули суставы, едва не выворачиваясь из суставных сумок, больно дернуло пальцы, но я каким‑то чудом умудрился удержаться.

А вот солдат, который так и не смог закрыть левую бронепанель и которому я так и не успел помочь – нет. Инерцией удара его швырнуло вперед, но крутануло вокруг единственной хоть как‑то закрепленной в пространстве точки, – руки, которой он держался за ручку, – и просто вышвырнуло наружу, сломав как тряпичную куклу!

А потом возле открытого проема возник айки‑дарг.

Как и нео, айки напоминал своим видом все ту же лысую гориллу… Только на этот раз еще и бронированную гориллу. Его кости безобразно разрослись, раздвигая мышцы и вылезая за их пределы выгнутыми костяными щитами. Айки выглядел как творение одного из тех нечеловечески усидчивых мастеров, которые из цельного куска дерева вырезают ажурную оболочку, внутри которой заключен гладко отполированный шарик все из того же куска дерева. Костяные щитки защищали айки во всех местах, куда доставал взгляд, реберные кости вовсе срослись в пластинчатый доспех, наслаиваясь одна на другую и нисколько не мешая айки нестись со скоростью машины, а из костяного ромба на голове торчал короткий вырост, расширяющийся в мощный шипастый щит, прикрывающий голову на манер шлема и оставляющий узкие щели для желтых глаз.

Это был тот же айки, которого обстреливали из пятнашки – часть щитков отсутствовала, остальные были выщерблены, сколоты, выбиты тяжелыми пулями, но все еще держались. Дарга будто бы окунули одной стороной в стаю скопий, каким‑то образом защитив вторую половину и потом умудрились вытащить обратно.

И дарг явно был недоволен тем, что с ним сотворили. Он засунул внутрь прицепа лапы, уцепившись за края проема толстыми костяными щитами, в которые у него срослись когти вместе с пальцами. Вот почему людей из поездов добывают только нео – айки просто нечем это делать, у них пальцев нет!

Да у них вообще ничего нет, кроме сплошной брони! Как с ними драться вообще?!

Я позволил себе бросить лишь один короткий тоскливый взгляд на рюкзак с луком, а потом вскинул к плечу винтовку, как делали это другие солдаты, когда стреляли, и крикнул, обращаясь к поднимающейся с пола Чел:

– Я его отвлеку, убей его нахер!

И прямо с пола, не поднимаясь, принялся стрелять.

Вернее, я нажал на спуск. А он не подался.

Предохранитель.

Вы посмотрите, кого принесло! Рад вас видеть, миледи! Где пропадали?!

Заткнись и стреляй!

Я перещелкнул предохранитель до упора вниз, снова приложил винтовку к плечу и нажал на спуск.

Винтовка затрещала и забилась в руках, как только что выловленный осетр, веером посыпались гильзы, а пули принялись с визгом рикошетить от щитков дарга, оставляя на них мелкие царапины.

Но какой‑то эффект они все же имели. По крайней мере, дарг, замерший на входе, будто бы для оценки всего, что творилось внутри прицепа, перевел взгляд на меня и зафиксировал его. Может, ему было и плевать на пули, но внимание на себя я отвлек.