И мало того – частенько ее идеи на проверку даже оказались весьма недурны.

– Завести… В смысле, мотор? – на всякий случай уточнил я.

Ника кивнула. Глаза ее в свете фонаря телефона маниакально блестели, зрачки слегка пульсировали.

Примерно так же они блестели и пульсировали, когда она крошила даргов, упоровшись везиумом. Она снова перешла в состояние, когда позволить ей попытаться осуществить задуманное проще, чем отговаривать.

Но я все же попробовал:

– Как ты себе это представляешь? Он же пять лет простоял наполовину в земле. Да у него банально все топливо испортилось.

– Не испортилось. – Ника помотала головой. – Когда АГАТ разрабатывали, я много о нем читала… Да все о нем читали, потому что все и везде о нем писали! У него вместо классического двигателя внутреннего сгорания установлен первый прототип ядерного двигателя, работающего на тории‑232. Он устроен сложнее классического ядерного реактора, но зато и радиации излучает в несколько раз меньше, а торий – дешевое топливо с гигантским периодом полураспада и почти нулевым расходом. По подсчетам, на одном грамме тория на АГАТе можно было проехать вокруг света, или использовать его как автономный источник энергии для аванпоста на основе остановившегося АГАТа сроком не меньше чем на год. Так что об этом можешь не переживать – условные баки АГАТа полны под завязку и были бы полны, даже если бы он все эти пять лет работал на холостых оборотах… Чего он, собственно, делать не умеет, ведь он приводится в движение электромоторами, которые, в свою очередь, питает ториевый реактор, и…

– Стоп! – я поднял ладонь, прерывая поток информации. – Хватит! Я понял. Двигатель в порядке.

– Такого я не говорила. – моментально переобулась Ника. – Я сказала, что он может быть в порядке. А так это или нет, мы узнаем, когда его заведем.

– Ладно, а что насчет аккумуляторов? Они же наверняка разряжены в ноль! – я достаточно успел узнать о здешней технике, чтобы понимать, чем можно отговорить Нику от ее затеи.

Правда не вполне понимал, зачем.

– Может и нет. На крупную технику ставят щелочные аккумуляторы, которые очень туго разряжаются. – задумчиво произнесла Ника. – К тому же здесь нет стартера в его привычном понимании, для запуска всего‑то нужно будет регулировочные стержни выдвинуть. В общем, все может получиться!

– Или нет. – вздохнул я, понимая, что от идеи она не откажется. – Стало быть, лезем обратно в кабину.

– Именно.

Вверх лезть ожидаемо было труднее, чем спускаться, тем более что одна рука у меня была занята телефоном до тех пор, пока я не взял его в зубы. Так луч света немного слепил меня, но это было лучше, чем полностью его выключить и лезть в темноте, не зная, где вообще вылезешь.

В общей сложности потратив минут пять, мы снова оказались в кабине тягача и первым делом я поднялся по лестнице к люку и закрыл его, без всякой брезгливости оторвав от нее руку скелета. Теперь стало понятно, что из АГАТа он пытался сбежать, а не спрятаться в нем, как это могло бы показаться, и теперь даже становилось понятно, почему именно он пытался это сделать.

Пока я этим занимался, Ника, вооружившись моим телефоном с уже наполовину севшей батареей, исследовала приборную панель перед скелетами водителей. Мне все еще слабо верилось, что у нее что‑то выйдет, но мешать ей я не стал.

Спустя какое‑то время Ника, пробормотав что‑то себе под нос, принялась щелкать кнопками на приборной панели. Ничего не выходило, кажется.

– Откуда ты вообще знаешь, что там надо щелкать? – не выдержал я.

– Да тут три с половиной кнопки! – отмахнулась Ника. – К тому же, я же говорила, что интересовалась АГАТом, а информации о нем тогда было полным‑полно, как‑никак проект амбициознее некуда! Короче, не мешай мне, я знаю, что делаю!

Но, кажется, знала она все‑таки не до конца, потому что непрерывное щелканье не приносило никаких результатов.

– Ключи! – внезапно вскинулась Ника. – Должны быть ключи! Тут есть прорезь для них, ищи ключи!

Ключи нашлись в самом очевидном месте – в валяющейся на полу руке одного из скелетов‑водителей. Видимо, перед смертью он собрался с силами и выдернул их из замка, наверное, чтобы заглушить мотор… Или зачем‑то еще, кто его знает. Так или иначе, ключи идеально подошли к замку, Ника повернула их и принялась щелкать тумблерами снова.

И, как ни удивительно, это принесло свои результаты. Где‑то в глубине машины что‑то едва заметно загудело, но на этом все и закончилось. Я несколько секунд выжидал, что произойдет что‑то еще, но ничего так и не произошло. Так и должно быть?

– Отлично. – Ника разогнулась и победоносно глянула на меня. – Как я и говорила, энергии хватило на запуск реактора. Сейчас он разогреется, и появится ток. Свет, энергия, все дела. Еще через время зарядятся аккумуляторы, придут в чувство электромоторы… В общем, АГАТ скорее жив, чем мертв!

– Удивительно. – пробормотал я, все еще не веря, что она действительно справилась.

Хотя нет, то, что Ника справилась – это как раз не удивительно, она может. А вот то, что машина спустя столько времени была в рабочем состоянии – вот это действительно невероятно. Видимо, при создании первого прототипа АГАТа люди заложили в него не двойной, а буквально‑таки пятикратный ресурс. Возможно, если бы он вернулся из своей первой поездки, и стал бы примером для дальнейшего производства, конструкцию упростили и удешевили бы, как это всегда происходит с военной техникой, которая должна быть максимально дешевой и массовой. Но так как первая поездка стала одновременно и последней, этого не произошло, и, пожалуй, только это сейчас и спасало машину.

Мерный гул потихоньку нарастал. Его было бы совершенно не слышно в другой обстановке, но в этой, буквально выражаясь, мертвой тишине он был очень заметен. Слегка вибрировал пол, но это я выяснил только приложив к нему ладонь – даже через тонкие подошвы кроссовок она не проникала.

АГАТ оживал. Закопанный в землю чудовищной силой, способной изменять сами законы природы и физики, пять лет пролежавший вдалеке от цивилизации, ее небольшой, но очень живучий кусочек снова оживал. И это было настолько невероятно, что даже я поежился от мурашек, бегущих по спине.

Глаза Ники, которыми она беспрерывно обводила внутреннее пространство АГАТа, нисколько не смущаясь тем, что в темноте ничего не видно, вообще описать было невозможно. Казалось, что они светятся изнутри, чуть ли не перебивая собою свечение фонарика телефона.

Ника явно гордилась тем, что смогла запустить этого сухопутного левиафана.

Спустя минут пять загорелся свет.

Длинные алпмпы под потолком, поморгав для приличия, разогрелись и залили салон холодным стерильным светом. Наконец‑то можно было рассмотреть все, что находилось внутри, все, обо что мы бились лбами и спотыкались, пока бродили впотьмах.

А посмотреть было на что. Первый вагон АГАТа явно планировался как грузовой, и наполнение его было соответствующим. Почти все внутреннее пространство было разграничено на отсеки разных форм и размером, как вертикальные, так и горизонтальные. Часть крышек была открыта, некоторых варварски погнуты засевшими в них костяными иглами, что‑то из ящиков высыпалось. Из любопытства я пошел вдоль рядов, заглядывая в каждый ящик.

А там действительно были запасы на небольшой поселок. Оружие и боеприпасы. Непонятные штуки, судя по наклейке на крышке отсека с ними – "строительные универсальные модули". И самое главное – еда и вода.

Как я и ожидал, и то и другое было в формате консервов, даже вода. Причем даже консервы были сделаны по‑умному – не в круглых банках, при штабелировании которых оставалась бы куча свободного места, а почти идеально кубических, занимающих свой отсек стеночка к стеночке.

Пару банок я вытащил, добавив к ним банку "воды аварийной консервированной", как было написано на этикетке. Со всем этим богатством подошел к Нике:

– Есть хочешь?

Ника коротко глянула на меня, потом с сомнением – на скелеты водителей в креслах, и там и залипла, глядя на них. Я пожал плечами, сел прямо на пол, открыл одну банку, дернув за металлическое кольцо сверху и принялся есть какую‑то кашу с каким‑то мясом прямо холодную и прямо руками, предварительно наскоро сполоснув их из банки с водой. Мне не привыкать.