Щученко подпевал. Да не просто подпевал - он впал в натуральный транс, правой рукой отдавая честь, а левую прижимая к сердцу. Хотя лучше бы он молчал - слух у него отсутствует напрочь. А голос идеально подходит для того, чтобы орать и командовать, но крайне плохо - чтобы петь. Хорошо хоть Ира тоже подключилась, и ее мелодичный голосок отчасти выправил положение.

Я пожалел, что не захватил гитару. Вот бы я им показал, что такое настоящий русский рок! Гимн отлично поется под грохот тяжелого металла - я уже пробовал. Правда, не с советским, а с российским, но мелодия-то у них одинаковая, верно?

– Как вам, товарищ Бритва?… - спросил полковник, смахивая скупую слезу.

– Охрененно, - честно ответил я. - Только при чем тут Пушкин?

– Ну, он, значить, слова написал, - объяснил полковник. - Великий, значить, поэт был.

– Угу. Знаете, товарищ полковник, Пушкин, конечно, поэт выдающийся, но, по-моему, к гимну все-таки не он текст сочинял, - мягко поведал я.

– А хто же?

– Да вроде как Сергей Михалков. А музыка Александрова.

– А це хто такие?

– Товарищ полковник, а можно задать вопрос в целях повышения общей грамотности? - хитреньким голоском пропищала Ира.

– Конечно, можно! - пошел красными пятнами довольства Щученко. - Для того мы, ваши старшие товарищи, значить, и нужны - просвещать молодежь. Ежели не мы, дак хто?

– А какие у нас в стране еще были великие поэты, кроме Пушкина? - невинно спросила студентка.

Полковник задумался. Крепко задумался. На его широком лице явственно отражалась напряженная работа мысли - еще чуть-чуть, и будет слышно, как в голове вертятся колесики. Наконец он решительно ответил:

– Пушкин.

– Я же говорю - кроме Пушкина!

– И еще Ленин.

Ира открыла было рот, но так ничего и не сказала. В поросячьих глазках полковника отчетливо читалась угроза. Всякий посмевший усомниться в беспредельности талантов Владимира Ильича рисковал получить в зубы пистолетной рукоятью.

– Це было, значить, вступление! - сообщил Щученко, прибавляя звук. - Щас еще много чего интересного споють, слухайте внимательней, не раскаетесь.

Он оказался прав. Услышав слова следующей песни, я изумленно раскрыл рот - голос звучал поразительно знакомо. Этот хрип узнали бы девяносто девять россиян из сотни… Правда, звучал он немного по-другому - появились дребезжащие нотки, некоторые трещинки в звучании, но это несомненно был…

– Высоцкий?! - воскликнул я.

– Ага, - кивнула Ира, слегка притопывая ножкой в такт. Благо педали нажимать не требовалось.

– А он разве не умер?…

– Да вы шо, значить, говорите, товарищ Бритва?! - ужаснулся Щученко. - Да как ваш инопланетный язык повернулся такое сказать?! Народный артист, трижды лауреат, и вдруг умер! Кушайте, как говорится, шоколад! Да шоб он еще сто лет прожил!

– Ну он старый, конечно, уже… - вздохнула Ира. - В следующем году у него юбилей - восемьдесят лет будет… Вот, товарищ пришелец, возьмите программу - почитайте, кто еще выступает…

Я углубился в чтение радиопрограммы. Действительно, там имелся полный список всех выступающих. Сегодня исполнялось пятьдесят лет некоему Милявцеву, и в честь юбилея устроили большой концерт, на котором должны были петь почти все современные звезды. Похоже, этот Милявцев - крупная шишка…

Добрая половина фамилий звучала незнакомо. Сурович, Шестаков, Хвилиани, Крабова, Ковров - кто это такие? Но многие другие имена я узнал сразу же. Кобзон, Пугачева, Газманов, Басков, Лещенко, Расторгуев - кто же их не знает? Кстати, из динамиков как раз послышался голос Расторгуева - у него даже репертуар не изменился. Еще бы - настоящее искусство ценится при любом режиме…

– Ира, а зачем вас бумагами завалили? - вспомнил я.

– А? Что? - Ирина не сразу сообразила, о чем я спрашиваю. - А, вы об этом… Да понимаете, товарищ пришелец, я там… ну… мне практику надо сдать, лето же кончается, семестр скоро…

– А где связь-то?

– Ну я не выспалась ночью, устраивает? Прилегла на кушетке… сама не заметила, как задрыхла… А Жорка, шутник… он все время так развлекается - дядя Паша с ним уже замучился… Да ладно - так даже теплее…

– А шо это вы, товарищ Сапрыкина, вдруг ночью не выспались? - как бы невзначай поинтересовался Щученко. - Ночью, значить, спать надо, а не по танцулькам шастать!

– А вы как узнали? - опешила Ира.

– Шо узнал?

– Что я на дискотеке была?

– О-па! - обрадовался полковник. - Так я шо, в самую, значить, точку попал? Це меня радовает! Буквально ткнул пальцем в небо и вот оно как вышло! Так-то, товарищ Сапрыкина, интуицию старого коня ничем, значить, не обманешь! И шо же это вы, значить, на этой дискотеке забыли? Це все есть коварные инсинуации буржуазного Запада - советский человек и комсомолец не нуждается в таких развратах и увеселениях, ясно вам? Вы комсомолка?!

– Да! - испугалась Ира.

– А непохоже! Ну-ка, дайте мне телефон председателя вашего парткому - я его, значить, пропесочу! И все КГБ, значить, пропесочить!

– Ой, не надо! - взмолилась бедная девушка, уже представившая этот ужас. - Не звоните Максу, пожалуйста, Ефим Макарович!

– Ага, Максим, значить… - вытащил из портфеля лист бумаги Щученко. - Фамилия?

– Соламатин… Ефим Макарович, да он тоже там был!

– Где?

– На дискотеке! Мы с ним вместе там танцевали!

– О-па! - еще больше обрадовался полковник. Он внимательно рассмотрел девушку в бинокль и констатировал: - Настоящее гнездо разврата и подражания буржуазному, значить Западу. Це я удачно объявился - вот уже и дело сейчас заведем…

– Ну Ефим Макарович, ну пожалуйста, ну не надо дела! - побелела от страха Ира. - Это же просто дискотека - что тут такого?! Там все были!

– Хто?! Фамилии! Имена!

– Товарищ полковник, а вы не перебарщиваете? - постучал его по плечу я. - Разве советские законы запрещают в свободное время танцевать на дискотеках?

– А… нет, - задумался Щученко. - Но советский, значить, студент должен лекции писать и семинары рисовать, а не по танцулькам шастать!

– Так каникулы же! - возмутилась Ира.

– А… ну да… Ну вот шо, товарищ Ира Сапрыкина, я вас на первый раз прощаю, - неохотно разорвал листок полковник. - Раз уж товарищ Бритва за вас ходатайствует, дела заводить не буду. Но зато буду, значить, за вами приглядывать - вы у меня теперь в списке подозрительных лиц находитесь!

– А я и раньше в нем находилась… - проворчала Ира, поняв, что гроза пронеслась стороной.

– Це когда же успели?

– А помните - в прошлом году? Вы тогда в ГУМ приходили, а я тогда тоже к дяде Паше в гости зашла, а вы еще сказали, что у меня сережки слишком вызывающие, а дядя Паша сказал, что это бабушкины, а вы сказали, что хоть дедушкины?…

– Не помню… - озадачился Щученко. - Но поверю на слово. Видите, товарищ Сапрыкина, не зря я, значить, вас в список-то заносил - уже второй раз попадаетесь! Надо все-таки вас, значить, пропесочить… А шо это вы руль-то бросили?! - вскинулся он. - Вы, товарищ Сапрыкина, не саботируйте производство - взялись нас к музею везти, так везите! Нам здесь эти ваши глупые обиды, значить, не нужны!

– Так уже привезла… - покосилась на него Ира. - Вот он - Политехнический музей, как заказывали…

Щученко резиновым мячиком выпрыгнул из «Интуриста», обежал его и услужливо распахнул передо мной дверь. Я ступил на асфальт, чувствуя себя едва ли не генсеком, и, в свою очередь, подал руку Ирочке. Та, правда, приняла ее с большим смущением - все-таки меня трудно назвать заурядным кавалером.

Что ж, в конечном итоге я все-таки добрался до Политехнического музея. Достижение, блин… Но что поделаешь - у меня все вверх тормашками. То, что для обычного человека - настоящий подвиг, для меня - обыденность. И наоборот - порой самые простейшие вещи оборачиваются настоящими проблемами. Вспомнить хотя бы, как я на пару с Палачом грабил одежный магазин, чтобы раздобыть пару штанов - чистый анекдот…