— Кабинет доктора Гребенникова, если не ошибаюсь, — добродушно ответил Гадюкин.

— Он сейчас там?

— Если никуда не ушел, то там.

Я обратился туда Направлением — действительно, над головой ходит человек. Значит, отпадает. Слева и справа тоже люди — слева к тому же двое. За дверью охрана. С противоположной стороны людей нет, но и пустого пространства тоже нет — сплошной камень. Остается только…

— А внизу у вас что? — спросил я.

— Кажется, складское помещение. А что?

Вместо ответа я еще пристальнее стал щупать под полом Направлением. Какие-то ящики, коробки, целая батарея бутылок с… ацетон, вроде бы. Но главное — ни единой живой души.

— Я у вас тут немножко напачкаю, ничего? — сказал я, встряхивая аэрозоль, подаренный Джемуланом.

Как следует опрыскав пол, я принялся «продавливаться» сквозь него, как тогда в Вуре. Не знаю, временный ли это эффект или постоянный, но надеюсь, что все-таки временный. Вряд ли профессор обрадуется, что у него теперь гель вместо пола.

Хотя может и обрадуется — он вообще странный тип…

Так или иначе, я провалился сквозь пол и приземлился на восьмереньки этажом ниже. Потолок надо мной выглядел совершенно обыкновенным — если не знать, что сквозь него можно пройти, ни за что и не догадаешься.

Я несколько секунд сидел неподвижно, прислушиваясь и шаря вокруг Направлением. Вроде бы за дверью никого. Я убедился, что кулон включен, постарался принять как можно более невозмутимый вид и спокойно вышел.

Камеры, висящие через равные промежутки на стене, поворачивались следом за мной. Я старательно отворачивал от них лицо, надеясь, что никто не сопоставит девушку, час назад вошедшую в кабинет профессора Гадюкина, и девушку, идущую сейчас по коридору этажом ниже. Я ведь не выходил из кабинета Гадюкина, так что никак не мог оказаться здесь, верно?

— Ходы кривые роет подземный умный крот… — мурлыкал себе под нос я. — Нормальные герои всегда идут в обход…

Дойдя до конца коридора, я нажал кнопку вызова лифта. Там было две кнопки — я нажал ту, что справа. Профессор Гадюкин сказал, что левая кнопка вызывает первую и вторую кабинки, но их вызывать смысла нет, они активируются электронной карточкой и возят только в вестибюль и из вестибюля — на тот этаж, на котором зарегистрирована твоя карточка. А вот кабинки под номерами с третьего по шестой возят куда угодно, кроме вестибюля, служат для внутрибазового перемещения и управляются обычными кнопками.

Да, кнопками. Кнопок там действительно было много. Штук пятьдесят. И все совершенно одинаковые. На них не было никаких обозначений — просто два ряда девственно белых круглых пипочек. Это что, такой метод безопасности? Типа кому надо, тот в курсе, что нажимать?

Должен признать, этот метод действует. Я минуты на две завис, пытаясь сообразить, что здесь к чему. Доктор Игошин работает семью этажами выше, но пусть Пазузу освободится и сожрет меня, если я знаю, какая кнопка туда приведет. Я даже не знаю, на каком вообще этаже нахожусь…

— На тридцать первом, если считать сверху, патрон, — любезно подсказал Рабан. — Значит, тебе нужен двадцать четвертый.

— Угу. А какую кнопку тыкать?

Рабан прикинулся, что его нет на месте. Я понял, что мне опять придется рассчитывать только на себя, и поступил так, как всегда поступаю в таких случаях.

Ткнул пальцем наугад.

Лифт поехал. Только вниз, а не вверх. Я поискал кнопку остановки, но — сюрприз! — если она здесь есть, то такая же белая и непримечательная, как все остальные. Кто вообще проектировал этот лифт?

Не надо считать меня дураком. Разумеется, я первым же делом предположил, что кнопки располагаются по порядку, как во всех нормальных лифтах. Ну знаете, первый этаж — нижняя кнопка слева, а последний — верхняя справа. Или верхняя слева — первый, а нижняя справа — последний.

Но ведь нет! Ничего подобного! Нижняя кнопка слева привезла меня на пятнадцатый этаж, верхняя слева — на семнадцатый, нижняя справа — на четырнадцатый, а верхняя справа — на двенадцатый. Поскольку все эти этажи располагаются близко друг от друга, я заподозрил, что какая-то закономерность тут все-таки есть.

Но черт меня раздери, если я знаю, какая! Может, тут используется булева алгебра или геометрия Лобачевского… я не знаю. У меня вообще всегда была тройка по математике.

Кроме шестого класса — там я вытянул на четверку.

Так я катался туда-сюда минут пять и перепробовал семь этажей. А когда приехал на восьмой — он оказался тридцать девятым сверху — в лифт вошли еще два пассажира. Пожилой мужчина и женщина средних лет — оба в белых халатах. На меня они взглянули лишь мельком.

— Этаж?.. — коротко спросил мужчина.

— Двадцать четвертый, — ответил я.

Он нажал… шестую кнопку снизу в правом ряду. И я наконец-то поехал на нужный этаж.

Самое сложное в проникновении на секретный объект — само проникновение. После того, как окажешься внутри, на тебя уже не обращают внимания. Ведь если ты идешь по коридору уверенным шагом и делаешь рожу кирпичом, это означает, что ты имеешь право здесь находиться. Люди обычно рассуждают именно так.

А если не прокатит, у меня всегда остается план Б.

Двадцать четвертый этаж оказался куда оживленнее тридцатого и тридцать первого. Если профессор Гадюкин, такое впечатление, работает в гордом одиночестве, а на тридцать первом этаже вообще расположены только склады, то здесь народу полным-полно. Лампы дневного света, множество людей в белых и синих халатах — все куда-то спешат, торопятся, переговариваются на ходу.

— …Калерия Пална, что там за скандал был в девятой лаборатории?

— А вы не слышали, Виталий Потапыч? Анисимов-то, оказывается, втайне проводил эксперименты по скрещиванию человека и волка.

— Очень интересная проблема. И как он подошел к решению?

— Прямым путем, через оплодотворение. Человеческой спермой волчьей яйцеклетки.

— И что же, получилось?

— Он утверждает, что если бы проект не закрыли, то все бы получилось.

— А почему закрыли-то?

— Нещадимов сказал, что не потерпит разврата на территории, и приказал вернуть Машку в зоопарк.

— Какую еще Машку?

— Да волчицу.

Дверь с неброской табличкой «Ф. Г. Игошин» разместилась сразу за поворотом, между кладовкой и лекционным залом. Я дождался, пока в мою сторону никто не будет смотреть, и юркнул внутрь.

Вот я и на месте. Очень просторный, со вкусом обставленный кабинет. Места столько, что хоть танцуй. Кроме входной двери есть еще две — одна приоткрыта, видна соседняя комната, в дальнем конце которой стоит лабораторный стол. На полу мягкий ковер, вдоль стен диванчики, в углу огромный телеэкран, над столом висят портреты Эйнштейна, Циолковского и еще двух каких-то мужиков.

— Это Сергей Королев и Вернер фон Браун, — тут же подсказал Рабан.

Доктор Игошин выглядел… обыкновенно. Самый обычный мужчина лет сорока пяти — худощавый, в роговых очках, вьющиеся черные волосы. Он был полностью поглощен экраном компьютера и на меня даже не взглянул. Я подошел к его столу и негромко кашлянул.

— Почему без стука? — строго спросил Игошин, обращая ко мне левый глаз, а правым по-прежнему глядя на экран. — Вам известно, кто я такой?

— А вам известно, кто я такой? — вежливо спросил я, поворачивая камень в кулоне.

Должен отдать этому типу должное — он даже не вздрогнул. Сами представьте себя на его месте — миловидная девушка внезапно превращается в шестирукую тварь с крыльями и хвостом. Сумеете сохранить невозмутимое лицо? Я бы вряд ли сумел — а ведь мне довелось глядеть в глаза Ктулху.

Точнее, мне довелось плавать рядом с его глазом… но какая разница-то?

Доктор Игошин секунд пять молча смотрел на меня. Он даже не моргал. Потом его рука медленно потянулась к ящику стола.

— Очень рад, что вы меня навестили, дорогой… Яков Николаевич? — ровным голосом спросил Игошин.

— Олег Анатольевич, — поправил я.