Я сочувственно посмотрел на кучера. Не доведется парню побывать в Риме… Ромеции. Обидно. На всю жизнь могли бы остаться впечатления.

– А может, своими силами дорогу сделать? – внес предложение я, выпуская когти. – Хотите, устрою аттракцион «Человек–лесопилка»?

– Не смей!.. – истошно взвизгнула Аурэлиэль, повисая у меня на руке. – Не прикасайся!..

– Это будет весьма неблагоразумным, пан Яцхен, – хмуро кивнул Цеймурд. – Эльфы крайне недоброжелательны к тем, кто покушается на их деревья. Посмотри–ка вон туда…

Я посмотрел в указанном направлении. Морщинистая лапка гоблина тычет в сторону кряжистого дуба. Там к коре прилипла какая–то мерзость. Я уже замечал ее краем глаза, но не обратил внимания. А теперь подошел поближе, рассмотрел повнимательнее… и чуть не офигел.

Вокруг дерева обмотаны человеческие кишки. Уже частично сгнившие, но все еще узнаваемые.

– Это что такое?.. – тихо спросил я.

– Видишь ли, пан Яцхен, у эльфов есть один довольно суровый закон, – покривился Цеймурд. – Несмотря на то, что местные эльфы в большинстве своем исповедуют христианство, они все еще не отошли от некоторых древних обычаев. Один из них – обожествление богорощ и дубов, которые в них растут. Если некий святотатец в преступном умысле или же просто по неведению срежет или хоть как–то повредит кору такого дуба… ты сам видишь, сколь жестока будет расправа. Несчастному вырезают пупок и пришивают к той части дуба, которую преступник ободрал. А затем вертят его вокруг дерева, пока кишки полностью не намотаются на ствол. Таким образом они как бы возмещают дубу ободранную кору.

– Что, правда, что ли?.. – обомлел я.

– Правда, патрон, – подал голос Рабан. – Чистая правда. Этим занимается особая эльфийская организация – ее сотрудников называют Карателями. Этакое эльфийское КГБ, если проводить аналогии с твоей цивилизацией.

– Вот это ни фига себе. А я–то думал, что эльфы добрые.

– Добрые?.. Жестоко заблуждаешься, патрон. Эльфов можно называть по–разному – благородными, возвышенными, аристократичными, одухотворенными… но будет большой ошибкой называть их добрыми. Внешне они очень похожи на людей, но менталитет совершенно другой. Даже если на словах местные эльфы и приняли христианство, в душе у них все равно другой Бог – Мать–Природа. Невозможно даже представить эльфа–дровосека, эльфа, разводящего костер или строящего шалаш… Деревья для них священны. Эльф скорее простит убийство любимого сына, чем причинение вреда одному из этих дубов.

Я снова посмотрел на обмотанные вокруг дерева кишки. Не повезло кому–то.

А вот интересно – что эти Каратели стали бы делать со мной? Даже если предположить, что я не буду сопротивляться… пупка–то у меня нету! И кишок нету.

Хотя нет, насчет кишок не уверен – до сих пор толком не разобрался в собственной анатомии. Может, и есть. Я же как–то перевариваю пищу – значит, должна быть пищеварительная система. Но вряд ли такая, как у людей.

– В общем, я так понимаю, аттракцион «Человек–лесопилка» отменяется, – задумчиво произнес я. – Придется все–таки пешкодралом. Тут далеко?

– Если не встретим никаких препон – к концу недели прибудем в Севеннию, – степенно ответил дю Шевуа, вытаскивая из кареты узловатый посох. – Ничего страшного. Господь наш ходил пешим, значит и кардиналу это не зазорно.

– Угу, – согласился я, пристраивая на спине мешок с продовольствием.

Не знаю, как в этом эльфийском заповеднике с охотой – может, за нее глаза выкалывают? Лучше перестраховаться и прихватить жратвы побольше.

Остальные члены делегации тоже не выказывают особого расстройства. Слуги (до сих пор не знаю их имен) перебирают дорожный скарб, прощаются с кучером. Цеймурд укладывает в рюкзачок кломпы, разминает босые пальцы. Для здешних тропок деревянные башмаки – не самая лучшая обувка, тут можно смело ходить босиком.

Аурэлиэль вообще лыбется, как повидло. Родина, как–никак. С лица даже пропало всегдашнее выражение ах–как–ужасен–сей–мир–и–какое–быдло–меня–окружает. Глаза засветились тем потусторонним светом, который я иногда там замечаю. На какой–то миг даже показалось, что я вижу ее такой, какими эльфов видят люди – воздушным созданием неземной красоты. Наверное, в этой древней богороще эмпатические чары становятся еще сильнее.

Грустит только наш советник по иностранным делам. Судя по фигуре, пан Зовесима в жизни не занимался физическим трудом. Ходить пешком по дремучему лесу – непосильный труд для кабинетного работника.

Ничего, притерпится как–нибудь.

– Ну что, двинулись? – спросил Цеймурд, втягивая носом воздух. – Что–то мне в этих лесах как–то не по себе все–таки… Надеюсь, мы тут надолго не задер…

Резкий свист. Наш переводчик осекся и глупо заморгал глазами, уставившись на оперенную палочку, выросшую из плеча.

Эльфийская стрела.

Я мгновенно сорвал рясу и выпустил когти, вставая в оборонительную позицию. Напряг Направление, выискивая напавших. Без особого успеха – в эльфийской богороще мое шестое чувство по–прежнему барахлит. Только и сумел понять, что в зарослях притаились несколько… объектов. Фиг поймешь, кто это. Эльфы, скорее всего.

– Tangado haid! – послышалось сзади.

Я медленно повернулся. Прямо на меня смотрит остро отточенный наконечник стрелы. Тощий мальчишка–эльф не проявляет ни малейшего испуга – лишь пальцы чуть заметно подрагивают на тетиве. Одно неверное движение – и меня подстрелят.

Впрочем, толку от этого не будет. Он бы еще на черепаху с луком вышел, наивный эльфийский юноша. Мой панцирь и медвежьим жаканом–то не пробить.

Зато остальным членам делегации опасность угрожает самая настоящая. Худощавые эльфы с холодными глазами окружили нас со всех сторон. Одеты все очень легко – что–то вроде монашеских ряс с капюшонами, только шелковых и укороченных до колен. И каждый вооружен длинным луком.

Начнут стрелять – мгновенно превратят в ежей всех, кроме меня, неуязвимого.

– Б autal i norollл ar ortal mбryar or caseryar! – послышалось из–за кареты. Слуг уже вытащили наружу и заставили поднять руки.

Возможно, я сумею среагировать достаточно четко и поймать пару–тройку стрел. Однако всех и каждого я защитить не смогу. Рук у меня только шесть, а не сто.

Из чащи вышел еще один эльф. Женщина. Появилась совершенно бесшумно, ступая легко, как невесомая тень.

Похоже, этой мадам немало лет – в волосах видны седые прядки, под глазами крохотные морщинки. Для эльфа подобное – признак глубокой старости, такими они становятся где–то на третье тысячелетие жизни. Одета в снежно–белое платье, на голове золотая тиара, на груди – золотой нагрудник, на поясе пряжка с мягко светящимся белым камнем. За пояс заткнут длинный золотой серп.

– Б horta pilindi tengwenyanen, – спокойно произнесла пожилая эльфийка, поднимая руку.

Кажется, это она что–то приказала своим бойцам. Луки чуть–чуть опустились, напряжение на тетивах ослабло.

– Чего она говорит? – процедил я стоящему рядом Цеймурду.

– Приказывает тебя убить, пан Яцхен, – ответил гоблин, держась за простреленную руку. – И грязно ругается. Называет тебя [цензура] шестирукой мартышкой.

– Какого хрена?! – возмутился я.

Мальчишка–эльф при виде моей клыкастой пасти испуганно вздрогнул. Пальцы разжались, стрела сорвалась с тетивы… и вошла точно мне в глотку.

Челюсти резко сомкнулись. Я закашлялся, выплевывая щепки пополам с черной слизью. Больно, черт возьми. Этот засранец ранил меня в нёбо – там у яцхенов брони нет. Не смертельно, конечно, и рана уже начинает затягиваться, но…

– Я попал?.. – испуганно пролепетал эльф.

– Да, ты попал! – зло прохрипел я, сминая ладонью обломок стрелы. – Ты конкретно попал, парень!

– Я извиняюсь за поступок моего подчиненного, – заговорила пожилая эльфийка, с тревогой глядя на мою пасть. Заговорила на беглом французском. – Он еще неопытен и склонен терять присутствие духа в присутствии нечистой силы.