Однако ни одной гоблинской «Джоконды» я не увидел. Сильного пола хоть отбавляй, а прекрасного нет совсем. Странно как–то. То ли я чего–то не догоняю, то ли тут есть что–то, упущенное мной из виду.
Ладно, решу этот вопрос как–нибудь в другой раз. А то над полем уже поплыл хриплый рев труб. И герольды засуетились.
Наконец–то начинается турнир.
Глава 27
Мне досталось место в первом ряду. Все отлично видно. Совсем рядом – площадка, на которой «спортсмены» готовятся к поединку. Вот как раз сейчас слуги облачают в доспехи плечистого мужика почти двухметрового роста.
Доспехи у парня тоже внушительные. Прямо человек–трансформер. Первый слой – кольчужные рубаха, штаны и колготки. Поверх этого – латный цельнометаллический панцирь. На башке кольчужная сетка, а поверх нее – шлем–горшок с дырками для глаз и дыхания. Правда, его пока еще не надели, оруженосец держит в руках. Зато щит к руке уже привинтили – небольшой такой, треугольный, только для защиты груди. На поясе висят метровый обоюдоострый меч и литая булава с шипами.
И конь у мужика тоже зверюга. Огромный, черный, из ноздрей пар пышет. Покрыт кольчужной попоной, на седле висит еще один щит – большой, деревянный.
Как я слышал, за такого боевого коня здесь дают пятнадцать обычных крестьянских лошадок. А если к этому прибавить еще и доспехи, общая стоимость вооружения потянет на пару–тройку джипов. Или на один танк.
– Извольте шлем! – важно произнес оруженосец, протягивая рыцарю его тазик для башки.
– Ха–ха–ха! – расхохотался тот, поправляя кольчужную сетку на голове. – Ха–ха–ха! Сейчас поглядим, из какого материала скроены здесь вояки! Ха–ха–ха–ха!
Он повернулся к трибунам и приветственно помахал рукой. Зрители зашлись в диком реве – похоже, это местный любимец публики. И неудивительно – парень на редкость харизматичен. Здоровяк лет тридцати, гигантского роста, красавец, ослепительная улыбка… в общем, полный комплект.
Тут взгляд рыцаря упал на меня. Не сползающая с лица улыбка стала еще шире. Он жестом остановил оруженосца, безуспешно пытающегося вручить шлем, и широким шагом подошел к деревянной оградке.
– Ха–ха! – залился в веселом хохоте гигант. Мне сразу вспомнился доктор Ливси из мультика «Остров сокровищ» – ужасно похожий смех. – Ха–ха–ха–ха! Демон, отымей меня Ррогалдрон, живой и настоящий демон!
– Чего тебе? – насторожился я, на всякий случай выпуская когти. – Драться хочешь?
Я не особо люблю таких вот бравых рыцарей – они почему–то так и рвутся воткнуть в меня что–нибудь острое.
– Ха–ха–ха–ха! – засмеялся еще громче мужик. – Да не отказался бы, пожалуй! Такого противника у меня еще не бывало! Твоя голова отлично смотрелась бы у меня на стене, рядом с башкой дракона, которого я поразил в прошлом году! Ха–ха–ха! Сразимся?
– Хрен тебе, – отказался я. – Чего–то неохота.
– Ха–ха–ха–ха! Боишься меня, демон? – весело заржал рыцарь. – Правильно боишься!
– Слышь, мужик, где–то я тебя видел… – вдруг вспомнилось мне. – Только не помню, где…
– Ха–ха! Да вот здесь ты меня видел, вот здесь! – широким жестом швырнул мне монету рыцарь. – Где же еще? Дарю, любуйся!
Я поймал монету на лету и тупо на нее уставился. Французский золотой экю. Совсем новенький, буквально только что отчеканенный. Украшен профилем, несомненно принадлежащим моему собеседнику…
– Ваше величество?! – поразился я.
– Ха–ха–ха–ха! – довольно расхохотался король Франции Гастон Первый. – Ну наконец–то узнал! А я ведь уже начинал сердиться!
Я повертел в руке подаренный экю, пристально сравнивая профили. Да, передо мной несомненно могущественнейший из королей Европы. А монеты у него что, вместо автографов?
Но мужик, однако, прикольный. Мало того, что здоровенный, как танк, так еще и ужасно громкий. Хохочет, шумит, горланит без перерыва. Конечно, он прибыл в Ватикан лично – судя по тому, что о нем говорят, этот детина просто физически не мог пропустить такую тусовку. В молодости он путешествовал даже в Индию, побывал на острове Ланка.
– Да, патрон, нынешний король Франции – очень яркая личность, – подтвердил Рабан. – Правда, не слишком умен и почти не занимается государственными делами – все передоверил министрам. Благо его премьер, кардинал дю Кре – человек толковый и неглупый. Но зато король удивительно храбр, благороден и красив. Прирожденный лидер, в бою всегда скачет впереди всех. Король–рыцарь, король–поэт. Народ его боготворит, женщины сходят по нему с ума, а войско готово идти в огонь и в воду.
– Ваше величество! – окликнул я уже позабывшего обо мне короля.
– Что тебе, демон? – гаркнул Гастон Первый, навинчивая на плечи шлем с пышным плюмажем.
– Ваше величество, а правда, что вы спите с двумя женщинами одновременно?
– Чистейшая правда! А что?
– Ну не знаю, просто стремно как–то… Обычно так не делают…
– Обычно? Мне ведь уже почти тридцать лет, дорогой мой демон! Кто знает, сколько я еще проживу на этом свете? Надо спешить получать от жизни как можно больше! Жить надо красиво, демон, жить надо счастливо! Коня мне!
Два оруженосца подвели храпящего жеребца. Один подставил руки, чтобы помочь повелителю, но как–то лениво, словно из ненужной обязанности. И в самом деле – король даже не обратил на него внимания, с легкостью запрыгивая в седло самостоятельно. Оруженосец пожал плечами и отошел – как, скорее всего, делал уже много раз.
– Кто мой противник?! – прогремел Гастон Первый, оглядывая поле сражения.
– Барон Вольфганг фон Бёкль, из Бранденбурга! – ответил герольд.
– Прекрасно! – воскликнул король, поднимая копье. – Я слышал об этом рыцаре! К барьеру, ха–ха–ха!
Оба средневековых танка выехали на поле. Сейчас герольд взмахнет флагом… но почему–то медлит. Трибуны напряженно чего–то ждут.
Король привстал в седле. Фигура, закованная в металл, вдруг приобрела какое–то печальное величие. Гастон Первый начал читать… стихи.
Рваный факелов свет над поляной горит,
Враг раскинул палатки, не дремлет, не спит.
Светит мрачно луна на седые поля,
Но багрянцем умоется утром земля.
Тихо стонет безумный и преданный шут,
Кузнецы молчаливо кольчугу куют.
Знаю я, что случится со мной на заре,
Знает это еще и луна в серебре.
Теплый воздух струится из щедрой земли,
Из него замаячил соперник вдали.
Я надену доспехи, вскочу на коня,
Знаменосец протянет копье для меня.
В поединке проверим мы силу свою,
Победит лишь сильнейший в жестоком бою.
Так печальны глаза за забралом моим,
Сколько мне суждено оставаться живым?
Честь свою сберегу до последних минут,
Пусть голодные волки меня подождут.
Конь мой мчится навстречу коварной судьбе,
Кто останется жив, мы узнаем в борьбе![3]
Дочитав последнюю строку, король резко опустил копье. То же самое сделал и его противник. Трибуны взорвались аплодисментами и ликующими воплями. Два рыцаря устремились друг на друга.
А я пораженно присвистнул. Насчет «короля–поэта» Рабан ляпнул не для красного словца. Но и любит же этот Гастон Первый красивые жесты, однако же. Золотом швыряется направо и налево, стихи читает…
На публику работает, чертяка, имидж себе делает.
Рыцари мчатся с копьями наперевес. Кони разгоняются все быстрее – секунда, другая… и столкновение!
Оба копья разлетелись в щепки. С барона фон Бёкля слетел шлем – король Гастон угодил точно в забрало. У короля же надвое раскололся деревянный щит – удар барона тоже был результативным. Однако в седлах оба противника удержались.
Всадники разъехались, оруженосцы подали им новые копья, щит и шлем. Теперь новый заезд – всего их должно быть три. На этом турнире действует очковая система – удар в щит приносит одно очко, в грудь – два, в шлем – три. Копье непременно должно сломаться – если останется целым, удар не засчитывается. А лучше всего выбить противника из седла – это чистая победа.