«Спасибо за историческую справку», – подумал я. – «Познавательно. Теперь бы еще узнать, что с ним произошло в этом мире. Как он умудрился прожить почти триста лет?»

– Этого пока не знаю. Но зато уже теперь могу сказать, что он делает здесь. В этом мире Торквемада, загадочным образом прожив гораздо дольше обычной человеческой жизни, поднялся еще выше, чем в твоем. Он уже не великий инквизитор Испании. Он великий инквизитор всего католического мира.

«Ни хрена себе! Как он еще папой не стал при такой карьере, непонятно…»

– Судя по всему, к этому он никогда и не стремился. Полностью отсутствуют личные амбиции. Тщеславия ни на грош. Он никогда не был ни кардиналом, ни даже епископом. Его нынешний титул великого инквизитора общемирового значения – неофициальный, нигде документально не закрепленный. Формально он вообще просто рядовой монах–доминиканец. Но видишь сам, кардиналов этот монах гоняет, как бобиков.

Торквемада подвел нас к массивной двустворчатой двери, охраняемой усатыми гвардейцами с алебардами. Из складок рясы выпросталась костлявая длань. Великий инквизитор подошел ко мне вплотную и размашисто перекрестил, явно надеясь, что я сейчас рассыплюсь в прах.

Этого не произошло. По–моему, Торквемада огорчился. Тем не менее, он мотнул головой в сторону дверей и пробурчал:

– Laudare, Benedicere, Praedicare… Ступай, тварь. Папа пожелал лично видеть тебя.

Двери распахнулись. Сопровождаемый кардиналом дю Шевуа и мрачно сопящим Торквемадой, я вошел в кабинет Папы Римского.

Кажется, он меня ждал. Во всяком случае, при виде меня на лице папы не отобразилось ни страха, ни хотя бы удивления. Отвращения или ненависти тоже не заметно.

Уже неплохо.

– Так ты и есть тот самый демон, что был обращен в святую веру? – негромко спросил папа, внимательно глядя на меня. – Весьма любопытно. Мы многое о тебе слышали, и нам давно хотелось увидеть такую странность воочию.

Я неопределенно дернул руками, в свою очередь разглядывая его. Так уж сложилось, что на протяжении последнего времени я не раз встречался с крупными шишками. Базарил о всяком–разном с королем Дотембрии и даже возил на хребтине его дочку. Несколько раз бывал на аудиенции у императора всей Солнечной Системы и даже стал шафером у его внука. Разговаривал за жизнь с Верховным Магом древнего Шумера и Генералом каабарского Ордена паладинов. Многажды общался с ужасными архидемонами Лэнга, а кое–кому даже начистил репу. Подолгу гостил у самой настоящей богини и даже был в нее безответно влюблен. Своими глазами видел живого и невыдуманного Деда Мороза, оказавшегося совсем не похожим на свой сусальный образ из мультиков.

Но Папа Римский – это немножко особый случай. В отличие от всех вышеназванных, о которых в моем родном мире либо не слышали, либо не верят в их существование, папа существует и на нашей Земле. В той, прежней жизни, я неоднократно видел его по телевизору.

Совсем другого, конечно, ничуть на этого не похожего, но какая разница?

Для своей должности папа Леон II относительно молод. Как я слышал, ему еще нет и пятидесяти. Сорок восемь или сорок девять лет, точно не помню. Внешне ничем особенно не выделяется – невысокого роста, мягкие черты лица, глаза и волосы черные, брови густые, губы тонкие, нос немного длиннее среднего, уточкой. Самый обыкновенный, ничем не примечательный индивидуум. Одет в белую сутану, на голове папская тиара.

– Должен признать, мы не сразу поверили словам фра Роже, – задумчиво произнес папа, кивая кардиналу дю Шевуа. – Нам чужды взгляды тех из нас, кто не желает признавать наличие души у созданий нелюдского рода. Однако же демон–христианин даже и нам поначалу показался чем–то совершенно невозможным. Мы едва сдержали перо, первым порывом намереваясь обвинить фра Роже в преднамеренной лжи. Уже после, когда он предоставил доказательства того, что при королевском дворе Дотембрии действительно был окрещен несомненный демон, мы вновь едва не совершили ошибку, собираясь обвинить фра Роже в богомерзкой ереси и отдать его под трибунал. Но нам все же удалось сдержать себя и на этот раз. Мы обратились к Евангелию и подумалось нам – кто мы такие, чтобы умалять и подвергать сомнению милосердие Господа? Разве не заповедовал Иисус прощать даже злейших врагов своих? И если впервые с начала времен случилось невозможное – нашелся демон, пожелавший вернуться к Богу – кто мы такие, чтобы ему в этом воспрепятствовать? Не человеку решать такие вещи – не человеку, но лишь Господу. Кто мы такие, чтобы сомневаться в бесконечной мудрости Его и милосердии?

Я буквально спиной чувствую, как кривится и морщится Торквемада. Кто–кто, а этот злобственный дедушка точно не согласится с такой постановкой вопроса. По–моему, он разве только не облизывается, в мечтах предвкушая мое торжественное сожжение.

– Мы надеемся, что нам еще доведется поговорить с тобой, – окинул меня внимательным взглядом папа. – Однако сейчас прошу нас извинить. Через несколько минут начнется банкет в честь открытия ассамблеи. Мы должны присутствовать. Фра Роже, ты с сопровождающими лицами тоже приглашен. Надеюсь, вам понравится наша трапеза.

– Это великая честь для нас, Ваше Святейшество, – поклонился кардинал. – Единственное – я не совсем уверен, стоит ли позволять присутствовать там… ну…

– Полагаю, мы можем это допустить, – с полуслова понял его папа, мягко улыбаясь. – За столом будут присутствовать не только люди. Надеюсь, еще один необычный гость не испортит аппетит остальным. Кстати… как твое имя, демон? У тебя ведь оно есть?

– Олег, – смущенно представился я. – Олег Анатольевич Бритва.

– Это довольно трудно произнести. Можем ли мы ограничиться одной лишь первой частью?

– Пожалуйста. Без церемоний.

– На том и договоримся. А теперь мы вынуждены распрощаться. Брат Фома проводит вас в трапезный зал. Не сочти за оскорбление, Олег, но мы попросили его приглядывать за тобой первое время. Это ни в коем случае не является недоверием с нашей стороны – лишь желанием проявить разумную предосторожность.

– Да я все понимаю… – промямлил я.

Чего уж там – сказал бы прямо, что не может вот так с бухты–барахты принять демона, как своего. Это еще очень мягко с его стороны – я вообще не ожидал, что меня допустят к остальным гостям. Думал, что буду на положении своеобразной демонстрации – типа, поглядите, как у нас тут все политкорректно! Даже демонами не гнушаемся!

Но похоже, что папа говорит искренне. Даже мой сверхчуткий слух не сумел уловить фальшивой нотки. Трудно поверить, но он, кажется, и в самом деле придерживается тех взглядов, что были здесь озвучены.

А это значит, что Святой Престол ныне занят на редкость достойной личностью.

Я отправил в пасть еще одну головку сыра. Вкусно, хотя соли маловато.

– Патрон, рикотта и должен быть несоленым.

– Угу, – промычал я, хватая еще кусок правой нижней рукой. А вот этот, наоборот, малость пересолен.

– Это пекорино, патрон. Очень соленый сухой сыр из овечьего молока. Попробуй лучше моцареллу.

– Угу, – снова промычал я, вовсю работая руками и пастью.

Банкет в папском дворце забабахали на славу. Оркестр играет, столы ломятся от угощения. Гости все наряженные, расфуфыренные. Поголовно высшая аристократия и духовенство. Полным–полно образчиков нелюдских народов – чай, ради них все и затевалось.

Вышколенные лакеи не успевают подносить мне блюда. Все шесть рук так и мелькают в воздухе, отправляя в пасть кусок за куском, ломоть за ломтем. Со стороны я, должно быть, похож на разбушевавшийся тайфун.

Я выпил огромную миску супа из требухи – бузекки. Сожрал здоровенную рыбину с зеленью – буридду. Уплел вязанку свиных сосисок из печени – мадзафегати. Отправил в желудок целый чан риса с зеленым горошком – ризи э бизи. А сейчас облизываюсь на абраккьо с гарниром из ньокки алла романа. Если по–русски – молочный ягненок с картофельными клецками.

Вот кстати! Довольно странная вещь – Америку в этом мире до сих пор не открыли, однако ж картофель вовсю уплетают. И помидоры я на столе заметил. Откуда, как?