Аурэлиэль залилась диким хохотом, затряслась, безуспешно пытаясь разорвать путы. Я на всякий случай придержал ее всеми шестью руками, чтобы ничего себе не повредила.

– Повесили меня! Они повесили меня! За что, за что они повесили меня?! – истошно завопила эльфийка.

– За шею, – проскрипел зубами я. – Падре, не останавливайтесь!

Кардинал утер пот со лба, продолжая крепко сжимать крест. Похоже, сеанс экзорцизма дается ему нелегко. Но действовать явно действует – вон как пациентку от его слов корежит.

– «Когда они пришли к народу, то подошел к Нему человек и, преклоня пред Ним колени, сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуние беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду; я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его. Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда. И запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час».

– Я УБЬЮ ТЕБЯ!!! Я ПРИКОНЧУ ТЕБЯ, ОТРОДЬЕ РРОГАЛДРОНА!!! ТЫ СГИНЕШЬ, СГИНЕШЬ, СГИНЕШЬ ВО ТЬМЕ ГОЛЮСА!!! – дико зарычала Аурэлиэль.

Все остальные голоса из нее уже давно испарились. Остался только этот чудовищный ревущий бас. Похоже, самый сильный и злобный дух. На губах пузырится пена, веревки трещат и рвутся – бесноватая обнаружила недюжинную силищу.

– Давайте, падре, шуруйте дальше! – прохрипел я, с трудом удерживая колотящуюся в припадке эльфийку.

Впрочем, кардинал и без меня знает, что делать. Глядит прямо в глаза Аурэлиэль и читает, читает Евангелие все громче:

– «Один из народа сказал в ответ: Учитель! я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли. Отвечая ему, Иисус сказал: о, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? Приведите его ко Мне. И привели его к Нему. Как скоро бесноватый увидел Его, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену. И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства; и многократно дух бросал его и в огонь и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам. Иисус сказал ему: если сколько–нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию. Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, сказав ему: дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него. И, вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался как мертвый, так что многие говорили, что он умер. Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал. И как вошел Иисус в дом, ученики Его спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать Его? И сказал им: сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста. Выйдя оттуда, проходили через Галилею; и Он не хотел, чтобы кто узнал. Ибо учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие и убьют Его, и, по убиении, в третий день воскреснет».

Аурэлиэль затихла и обмякла. Словно вилку из розетки выдернули. Глаза наконец–то закрылись, поток безумных голосов иссяк.

– Падре, а нафига вы истории про бесноватых по два раза повторяли? – задумчиво спросил я. – Для особо тупых, что ли? И отличия в вариантах всякие были. Разные переводы, что ли?

– Ох, демон, демон, удивительный ты человек… то есть и не человек совсем, а чудовище страшное, – строго посмотрел на меня кардинал. – Не переводы. То разные Евангелия – от Матфея и от Марка. Они несколько отличаются – ибо писали их разные люди, вот версии событий немного и разнятся.

– А, понятно… – протянул я, почесывая головной гребень.

Хотя все равно ни фига не понятно. Ладно, потом разберусь. Еще разок Новый Завет перечитаю – оно никогда не помешает, если подумать. Вон на эльфийку нашу поглядеть – что крест животворящий делает, а?

Аурэлиэль открыла глаза и невнятно замычала. Я всмотрелся внимательнее – все в порядке, радужка вернулась к нормальному янтарно–желтому цвету, белесая муть пропала.

– С возвращением, – тепло поприветствовал ее я. – Добро пожаловать в реальный мир, Нео.

– А?.. Что?.. Что со мной было?.. – промямлила эльфийка, с удивлением обнаруживая на себе веревки.

– Долгая история. Если вкратце – у нас тут приключилась история из фильма… блин, я название забыл. Вроде бы там Лесли Нильсен играл. Хотя может и не он. Впрочем, ты его по–любому не смотрела, так что и не важно.

– Что ты опять несешь, демон… – застонала Аурэлиэль. – О–м–м, моя голова, моя бедная голова… Она просто раскалывается… а почему я связана?.. Что вы со мной сделали?

– Ты была одержима бесами, дочь моя, – прогудел кардинал, протягивая руку. – Теперь целуй крест.

– Зачем?

– Целуй.

– Но зачем?

– На то особой причины не требуется, – сквозь зубы процедил дю Шевуа.

Эльфийка покорно чмокнула этот кусок бронзы. Кардинал важно кивнул и сделал отмашку – можно развязывать. Похоже, крестом он проверял, удачно ли завершен сеанс экзорцизма, не осталось ли в пациентке еще какой нечистой силы.

Освобожденная Аурэлиэль потерла затекшие руки, наморщила лоб и пробормотала:

– Я что–то припоминаю… Что–то очень странное… У меня в голове наперебой звучали голоса, а еще я вроде бы видела тебя, демон… что–то постоянно говорила… и ты вроде бы тоже что–то говорил… я плохо помню, что именно. И все время было ужасно страшно… и холодно. Я ничего такого не делала, пока в меня вселились призраки?!

– Да нет, ничего особенного, – хмыкнул я. – Так, ерунда всякая.

Проявим христианское милосердие и не будем рассказывать правду.

Аурэлиэль глядит в окно кареты, не произнося ни слова. На нас с кардиналом старается не смотреть. Мы тоже благоразумно не вспоминаем о том, что произошло этой ночью.

Гоблин Цеймурд сидит, как на иголках. В глазах немой вопрос. К концу сеанса экзорцизма дю Шевуа разошелся вовсю – а голосина у него внушительный, настоящий шаляпинский бас. Неудивительно, что он перебудил всех присутствующих. Слуги ничего спрашивать не решились, пан Зовесима даже пискнуть лишний раз не смеет, а вот нашего переводчика может прорвать в любую секунду.

– Они были так несчастны… – вдруг заговорила Аурэлиэль, по–прежнему глядя в окно.

Мы с кардиналом переглянулись. Он осторожно спросил:

– О ком речешь, дочь моя?

– О тех… призраках. Которые в меня вселились. Они… они показывали мне картины из своих жизней… по–моему, они сами ее почти не помнили… Только всякие смутные обрывки… самые яркие моменты… и всегда смерть… смерть…

– Смерть?

– Да… Там были мужчины, женщины… Слуги, стражники… Был егерь, убитый ножом в спину… он так и не успел спустить тетиву… Был старый конюх–выпивоха… его зарезали собственные собутыльники… Был ложно обвиненный в воровстве ключарь… его повесили во дворе замка… А еще были жены графа…

– Жены?

– Да… Их было так много… О боже мой, как же много у него было жен…

– Одновременно? – удивился я. – Там мусульманин, что ли, какой–то жил, с гаремом?

– Ты о чем, демон? – недовольно покосился на меня кардинал.

– Да так, ни о чем…

Совсем забыл, что в этом мире ислама нет и никогда не было.

– Нет, не одновременно, – вяло помотала головой Аурэлиэль. – По одной за раз… Всего семь… семь несчастных, замученных девушек… и он их всех убил… зарезал, как свиней на скотобойне… Граф был страшным человеком… очень буйным, злобным… и очень ревнивым. Он раз за разом женился, какое–то время жил с молодой женой… а потом обвинял ее в неверности и убивал… каждый раз…

– Ни хрена себе! Прямо Синяя Борода!

– Этот кухонный колодец долгое время прятал все грехи графа… – совсем опустошенно произнесла Аурэлиэль. – Потом туда стали бросать всех покойников без разбору… кажется, с годами граф совершенно свихнулся… О нем рассказывали всякие ужасы – что он продал душу Ррогалдрону, что он не чистокровный человек, а наполовину тролль… он действительно выглядел жутко. Огромный, страшный, с громадной черной бородищей… всегда с мясницким топором за поясом… А в конце концов наступила та ночь… Брат последней жены графа узнал о ее гибели, собрал друзей и слуг, и холодной ноябрьской ночью явился в замок Карневаль… В ту ночь была точно такая же гроза, как вчера… Они перебили всех, кто там был, добрались до самого графа, убили и его… а труп сбросили в тот же колодец… О боже мой, как же все это отвратительно… И я все это увидела своими глазами… обрывки, клочки воспоминаний… Я, наверное, еще долго не смогу нормально спать…