— Матвей Константинович, вы правы. У меня сегодня очаровательная спутница, и был бы я на десяток лет моложе, эх... — улыбнулся мне Гольдман, подводя к выбранному столу, и, не дав мне и слова сказать, продолжил: — Если позволите, Мирочка, я оставлю вас на попечение этого молодого человека, а сам отойду во-о-он к тому столу. Там шведы. Пойду прощупаю почву.

И, откланявшись, ушёл. Как бы мне не хотелось находиться в компании Яланского, но пришлось остаться здесь и присесть рядом с Матвеем, который был сама предупредительность и внимание. Подобное обходительное поведение лишь ещё больше обострило мою подозрительность. А с учётом последних слов Алексея моя тревога усилилась раз в десять.

Банкет шёл своим чередом. Собравшиеся за столом ужинали, общались. Я по мере возможности участвовала в разговоре. От близкого присутствия Яланского кусок в горло не лез. А ещё жутко выбешивали его «случайные» прикосновения: то рукой зацепит, то бедром, то вина нальёт, то подаст лакомый кусочек из тех блюд, что я люблю. О моих предпочтениях осведомлён, вот и старается угодить. И весь такой — сама любезность. И в чём его профит?

Досуг присутствующих скрашивали приглашённые артисты, выступающие на небольшой сцене. Сольный номер саксофониста сменился танцевальным номером в классическом стиле, после которого девушки спорхнули со сцены и разбрелись по залу, приглашая мужчин на медленный танец. Ну а мужчины в зале за столами стали приглашать женщин

— участниц конференции, кои были в меньшинстве. Стоило мне подумать, что и меня сейчас кто-то захочет ангажировать, как рядом прозвучало приглашение:

— Мира Андреевна, разрешите пригласить вас на этот вальс, — Матвей поднялся из-за стола и, заложив руку за спину, галантно склонился передо мной в поклоне, в лучших традициях светского общества. Отказать не было причины. Сослаться на то, что не танцую,

— тоже не вариант. Если откажу Яланскому, то не смогу больше потанцевать ни с кем из присутствующих. Шах и мат. Браво, Матвей!

Чёрт с ним. Ну не съест же он меня во время танца. Во всём нужно искать плюсы. Танцевать я люблю, а Матвей был великолепным партнёром. Так что не откажу себе в этом удовольствии. Станцую. Это я так сама себя успокаивала.

— Что же, пойдёмте, господин Яланский, — официально ответила мужчине и протянула руку.

«Ох, пожалею!» — кричала интуиция. Но выхода я не видела.

Похоже, Борис Моисеевич рассчитал всё, как следовало. Вот только меня полностью не посвятил в значение роли «наживки». Неправильно я его поняла. Наживка для большой рыбы сработала. Но забросил её Борис Моисеевич нашему конкуренту — Яланскому, чтобы я того отвлекала. А сам господин Гольдман тем временем уже договаривался о сотрудничестве с участниками конференции, которые действительно были интересны для «МЕД-Инко».

Венский вальс закружил нас и всколыхнул воспоминания. Мне всегда нравилось танцевать с Матвеем. Казалось, что когда я с ним танцую, у меня вырастают крылья и я лёгким пёрышком кружусь вокруг мужчины в его сильных руках. Рядом с ним я чувствовала себя женщиной. Опасное воспоминание, учитывая, чем всё закончилось. Возврата к прошлому быть не может. Как бы банально не звучало, но разбитая чашка никогда не станет целой.

Танец всё длился. Близость этого мужчины стала будоражить кровь. Касания, незаметные для окружающих, но очень чувствительные для моего тела — напряжённого, ожидающего подвоха. Пальцы Матвея немного спустились с талии пониже, на поясницу, и выписывали там узоры. Моя правая рука, зажатая крепкой хваткой мужчины, никак не могла высвободиться. Неотрывный взгляд почти чёрных глаз мужчины вносил ещё большее беспокойство.

Не танец в удовольствие, а ад. Мелодия всё длилась и длилась, мои мучения не прекращались, а всё больше трансформировались в чувственное желание. Даже дыхание участилось вовсе не от скорости в танце, а от восприятия Яланского, как привлекательного мужчины. Низ живота наполнился знакомой приятной тяжестью, губы пересохли, и я то и дело их облизывала. Для полноты картины не хватало только застонать.

И вот когда я уже захотела вырваться из этого капкана, мелодия прервалась и в зале раздались аплодисменты танцующим парам. Стоило мне отвести взгляд от Матвея, как я ощутила его горячие губы у себя на шее и шёпот:

— Ты всё так же прекрасно танцуешь, мой свет.

От интимного прикосновения и его низкого бархатного голоса мне на ухо внутри всё сжалось от желания. Я выдохнула и, не отвечая на провокационную фразу, быстро направилась в дамскую комнату.

Лицо пылало. В душе была сумятица. Мне следовало привести в порядок нахлынувшие чувства. Остыть. Пальцы мелко подрагивали, сердце то билось быстрее, то пропускало удар, зрачки расширены. Что со мной?

Такая реакция на мужчину, к которому у меня давно не было тёплых чувств, была ненормальной. Эта близость с ним во время танца странно на меня повлияла. Его прикосновения, дыхание возле уха, лёгкий, почти незаметный, поцелуй в шею, вызвали недвусмысленное желание. Я хотела Матвея сейчас. Так сильно, что готова была целенаправленно выйти в зал, ухватить его за руку и потянуть к себе в номер. Неудовлетворённое желание на грани боли.

Единственное, что меня сдерживало, так это то, что разум мне пока не отказывал. Со мной происходили непонятные вещи.

Возвращаться в зал я не стала. Там Матвей. В таком состоянии я за себя не ручалась. Холодная вода немного успокаивала, но не просидишь же весь вечер в туалете, и я решила выйти на свежий воздух.

Накинула своё пальто и выскользнула в боковую дверь зала, направляясь вглубь парка по мощёной дорожке. Старалась не думать о Матвее, о своём желании, а просто медленно считала до ста, по мере сил любуясь убранством ухоженного парка, фонариками-тыквами, разноцветными нитями гирлянд. Всем, что могло отвлечь от взбунтовавшегося организма.

Музыка была слышна и здесь, как и смех членов научной конференции. Вероятно, ведущий рассказывал какую-то смешную историю. Но слов было не разобрать. По мере удаления от здания отеля другие люди мне не встречались.

Я всё больше удалялась вглубь парка, ближе к озеру. Продолжала считать. На пятидесятом счёте желание никуда не делось. И мыслями я вернулась к нашему с Яланским танцу. Я смела надеяться, что разложив покадрово события вечера, пойму, что со мной произошло, и в чём причина моего такого взбудораженного состояния. За спиной раздался хруст ветки. Я резко обернулась. За мной стоял Матвей в расстёгнутом пальто, небрежно заложив руки в карманы брюк, и с интересом рассматривал меня, чуть склонив голову к плечу и улыбаясь уголками губ.

— Мира, ты опять от меня сбежала, — сказал он, наступая на меня и протягивая ко мне руку.

— Чем ты меня опоил? — эта мысль чётко сформировалась в затуманенном мозгу. Его присутствие с новой силой вызвало волну желания. Я еле сдерживала себя, чтобы не броситься его целовать. Ну, не только целовать...

— Умная. Я знал, что ты сделаешь правильный вывод, — сказал он, отдёрнув от меня руку.

— Я ещё понаблюдаю, как наш новый экспериментальный препарат на тебя подействует. Ты знаешь, мы уже провели испытание на животных и клинические испытания на людях. Препарат скоро появится на аптечных полках, — он раскатисто засмеялся, резко при этом схватив меня за руку и притягивая к себе. — Только есть ограничение по дозе. Иначе желание становится непреодолимым, пока подходящий объект не поможет от него избавиться.

— Какой же ты всё-таки подлец! — задёргалась в крепких объятиях. — Ты не тот объект, которого бы я желала. Не льсти себе. Это всего лишь физиология, — с трудом смогла выдавить из себя эти фразы, потому что взгляд постоянно перемещался на его такие манящие губы. Мои же горели огнём, усмирить который мог только поцелуй. От этого было противно.

— Я в тебе не сомневался, хорошая моя, такая правильная Мира, — произнёс Матвей, немного растягивая слова и наклоняясь всё ближе ко мне.

— Сволочь, — выкрикнула я и что было силы толкнула его, а сама развернулась, чтоб убежать прочь.