Самая высокая из дорог… Мы умолкли, пытаясь это себе представить.

— Вы пользуетесь медитацией для взлета. Какова ваша техника? — спросила Стефания. — Вы сами ее разработали или взяли из вашего учения?

— Наша методика пришла из древности. Мы называем ее Цимцум. Пророк Иезекиль уже ей пользовался за семь столетий до Иисуса Христа. Раввин Аарон Рот затем кодифицировал ее в своем трактате "О возбуждении души ", после чего эта концепция получила дальнейшее развитие у маймонидов и в трудах раввина Исаака Лурианского. Цимцум означает «отход». Чтобы выполнять Цимцум, то есть медитировать, надо стать словно чужим своему телу, смотреть на него издали и наблюдать, что с ним будет.

— Как этого достичь, на практике?

— Мы сосредотачиваемся на своем дыхании, а в особенности на поведении воздуха в крови и на поведении крови в нашем организме.

— Ваш метод не очень-то отличается от моего, — прокомментировала Стефания, тибетский буддист.

Фредди добродушно рассмеялся.

— Да, но если кто-то захочет стать совсем уж современным, то он может декорпорировать и другим образом. Нет ничего лучше, чем пьянки до бесчувствия или вечеринка, когда тебе кое-кто ноги за шею забрасывает!

Меня словно ледяной водой окатило.

— Ох, Фредди! Вы никогда не перестанете шутить, — не вполне уверенно запротестовала Амандина.

— Ну уж нет, — ответил тот совершенно серьезно. — Все поступки в нашей жизни — это священные деяния: питаться, пить, дышать, заниматься любовью, любым другим образом чествовать Бога и то существование, на которое он нас обрек!

Как понимать выражение слепых глаз, спрятанных под черными очками? Улыбка младенца освещала его морщинистое лицо, пока раввин читал нам афоризмы, которые — подчеркнул он — ему преподал его же духовный наставник, раввин Нахман из Братиславы:

— Пребывать все время в радости, избегать все силы печали и горечи — это великая задача. Все болезни, охватывающие человека, происходят от упадка радости. Они проистекают от искажения «глубинного псалма» («нигун») и десяти жизненных ритмов («дефиким»). Когда угасает радость и глубинный псалом, человека охватывает болезнь. Радость — самое великое из всех лекарств. Нам нужно найти в себе единственную положительную точку и слиться с ней. Пусть это даже волос в носу.

С этими словами он попросил у Амандины свой любимый напиток, «Кровавую Мэри», залпом осушил стакан и объявил, что для него и учеников настало время ложиться спать.

Однажды вечером мы с Розой решили декорпорировать согласно поучениям Фредди. После легкого ужина мы улеглись на пол, точнее, на наш синтетический ковер. Сосредоточились на дыхании и крови, омывающей организм.

По-прежнему следуя указаниям Фредди, когда появлялись спазмы, мы поглощали эти болезненные ощущения, пока не забывали о них, а если внимание рассеивалось, то мы заново опустошали свои мысли, думая только о том, как контролировать дыхание.

Так мы провели в неподвижности с полчаса, упираясь расслабленными спинами в пол, а потом одновременно залились глупым смехом. Очевидно, иудейская медитация не нам была прописана.

Роза игриво куснула меня за ухо:

— Фредди упоминал о более приятных способах покинуть тело.

Я погладил ее длинные черные волосы:

— Я так напиваться не люблю. Алкоголь не приносит мне никакой радости, кроме тошноты и всем известной головной боли!

— Остался еще один технический прием, — напомнила она, потягиваясь своими уставшими членами, после чего прильнула ко мне в объятия.

Не откладывая дела в долгий ящик, мы раздели друг друга.

— Говорят, для лучшей медитации надо освободиться от всего, что нас отягощает, — напомнила моя супруга.

— Говорят, для лучшей медитации надо услышать, как кровь стучит в висках. И я это слышу, — сказал я, — ты, неисправимый ученый в юбке.

— Говорят, для лучшей медитации надо поудобнее улечься в кровати, — продолжила Роза, подпихивая меня к нашему мягкому брачному ложу.

Тела переплелись и понемногу наши души соединились в радости. Две жизненные оболочки робко вышли из пылающих телесных каркасов и слились у нас над головами на несколько секунд экстаза.

Рауль нарисовал галактику и поместил в ее центр своего рода зев в форме горна. Запредельный Континент. Что ему в этом нравилось, так это возможность удовлетворить вечное и естественное желание человека узнать, где находится центр мира. Сначала человек верил, что центр его мира — это его же деревня, потом страна, потом Земля, потом солнце. Теперь мы знаем, что наша солнечная система — всего лишь ничтожная пушинка на окраине чудовищно огромной галактики, в центре которой находится пылесос, поглощающий и измельчающий все и вся, даже души.

Там живет Бог? И в центре всех этих миллионов галактик, что образуют собой Вселенную — там тоже скрываются боги? Стоит только об этом подумать и у меня начинается головокружение. Вот так задачка!

Президент Люсиндер прибыл для инспекции новой компоновки нашего танатодрома. Сейчас у нас имелось восемь пусковых кресел, одно для Стефании, другие для Мейера со товарищи.

Представив Национальной Ассамблее размах нашего проникновения на Запредельный Континент, глава государства сумел разблокировать средства на военный бюджет и частично перенаправить их на танатонавтику. Он уже не жонглировал деньгами из секретных кофров и ветеранскими фондами. Мы сумели приобрести радиоастрономическую антенну поистине гигантского размера. Теперь мы наконец-то могли отслеживать полет других душ, уходящих на тот свет, а не только эктоплазмы наших друзей.

Охваченный любопытством, Люсиндер напросился поприсутствовать при объединенном полете. Фредди начертил для него схему конфигурации, которую его группа принимала на том свете. Президент заметил, что она напоминает ему круг парашютистов, уцепивших друг дружку за ноги. Фредди это подтвердил, уточнив, однако, что при этом надо особенно тщательно следить за сплетением эктоплазменных пуповин.

— Мсье президент, вам бы следовало отправиться с нами.

— Спасибо большое, — ответил наш защитник. — Я там уже как-то побывал, но мне кажется, я для танатонавтики сделаю больше в роли главы государства, нежели в роли эктоплазмы.

Группа разведчиков разместилась внутри защитного пузыря. Все вместе, одетые в белую униформу и восседающие в позе лотоса, они производили довольно сильное впечатление.

— Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск!

В радиоприемнике один за другим прозвучали звуки, напоминающие рвущуюся материю. Вжик, вжик, вжик … Стефания ушла первой. Обычно она занимала головное положение в пирамиде.

Я включил свой хронометр, поставил аварийную систему на «кому плюс пятьдесят минут», а затем, благодаря нашей параболической антенне, мы могли отслеживать траекторию движения наших коммандос. Ждать еще почти час. В хорошем расположении духа, Люсиндер предложил партию в карты. Мы разместились кружком, время от времени поглядывая на управляющие экраны.