Ученые взялись за них всерьез.

Мир вспыхнул и исчез, и все ушло. Мрак, тишина, пустота…

«Вот оно что, — подумал Миньян. — Кого же я любил на самом деле?»

На самом деле он любил себя, и только эта любовь существовала в мире, где для материальных страстей не оставалось ни повода, ни оснований. Генрих Подольский любил Наталью Раскину, а она любила его? Но став Орлан во Второй Вселенной, она любила Антарма, а он полюбил ее навсегда. Ариман любил Даэну, как Аркадий в другом мире любил свою жену Алену, и был любим ею. Это было все равно, что любить свои руки, потому что они красивые и сильные, и свои ноги — за их упругость и быстроту. Миньян испытывал нежность к себе и ради себя готов был отдать жизнь, он не находил в том противоречия, потому что отдать жизнь сейчас означало — сохранить ее.

Когда одна из пустых оболочек неожиданно обрела содержание, Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной не обратила на это никакого внимания. Время от времени такие случаи происходили — пустых оболочек в мире было предостаточно, и хотя бы в силу закона флуктуаций они время от времени заполнялись содержанием, обычно не имевшим смысла. Умирали такие идеи быстро — обычно с той же частотой, что рождались, — и потому в Третьей Вселенной сохранялось приблизительно одинаковое количество никому не нужных, не вступавших в дискуссии и никак не проявлявших себя идей, пустых по смыслу ровно настолько, насколько до своего рождения они были пустыми по содержанию.

Невнимательность Вдохновенной-Любви-Управляющей-Вселенной была понятна, но непростительна. Создатель не преминул указать на это сразу же, как только новая идея проявила себя, причем достаточно экстравагантным образом. Имени у нее еще не было (случайные идеи часто умирали, так и не получив имени), ничего о собственной сути она не знала, поскольку никем не была осознана, но инстинкт сохранения сути заставил новорожденную выйти за пределы духовного пространства, где она и обнаружила островок материального мира и на нем — живое, думающее и страдающее существо.

Подобно человеческому детенышу, вылезшему в отсутствие родителей из кроватки и обнаружившему, что мир не ограничивается деревянными прутьями и мягким одеялом, новая идея с восторгом восприняла твердь — не физическую ее суть, конечно, но идею, доступную для понимания. Горы показались безумными и нелепыми, река — воплощением идеи прогресса, а живое существо, состоявшее из десяти материальных тел, каждое из которых было разумным почти в той же степени, как их общность, — существо это представилось аналогом Создателя со множеством других, не определимых пока функций.

Миньян расположился на берегу реки и предавался воспоминаниям, а потому новой идее не составило труда разобраться в его прошлом, а разобравшись, назвать себя дотоле не существовавшем именем — Спаситель.

И лишь тогда новая идея стала доступна восприятию. Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной прекратила на полумысли дискуссию, в которой побеждала, Создатель, понимавший, что проигрывает, возликовал, но острее всех отреагировал на появление новой идеи Миньян, которому Спаситель предстал несущимся по небу болидом.

— Падает звезда, — подумала Даэна и прижалась к Ариману, и ощущение воспоминания вспыхнуло в нем, будто солнечный блик метнулся в зрачок с лезвия широкого ножа, взрезавшего сознание острой болью.

Они только что поженились с Аленой и бродили по улицам только пешком и только взявшись за руки, и как-то прибрели к парапету на Воробьевых горах. Остановившись у барьера, они смотрели на вечернюю Москву. Голографическое изображение Кремля и Казанского собора висело в вышине и едва заметно мерцало, они застыли в восхищении, и в это время яркая вспышка на востоке расколола небо, и перед их глазами — как им показалось, сквозь Кремль и собор — пронесся болид, оставляя за собой искры, от которых голографический символ Москвы едва не загорелся.

— Загадай желание! — воскликнул Аркадий со смутным предчувствием того невероятного, что ему предстояло, причем в тот момент его посетило странное ощущение, что главное событие, возвещаемое болидом, ожидало его вовсе не в этой земной жизни, и желание, пришедшее ему на ум, он сразу же постарался забыть, и лишь теперь вспомнил — это было странное желание существа по имени Миньян спасти наконец три мира, в том числе и свой, с Воробьевыми горами и болидом, неизвестно откуда взявшимся и неизвестно куда сгинувшим.

— Что ты сказал? — воскликнула Алена, пораженная не меньше Аркадия. Желания она загадать не успела, но само явление болида показалось ей знаком.

— Это пролетело наше счастье, — сказала она и прижалась к мужу, ей нравилось в те дни прикасаться к его спине своей грудью, ее это прикосновение возбуждало, а Аркадий ничего не чувствовал, он всегда был толстокожим.

«Это был Спаситель, — подумал Миньян. — И тогда, и сейчас. И еще много раз в моих десяти жизнях. Почему я понимаю это лишь теперь?»

«Потому что пришло время», — подсказал Спаситель.

«Ты уже приходил на Землю?» — поразился Миньян.

«Приходил? Я не могу прийти. На Землю? Это материальный мир. И что означает „уже“? Если только то, что событие произошло, то это неверно. Если то, что оно имело место в прошлом, — да, это так».

«Событие, имевшее место в прошлом, еще не произошло?» — спросил Миньян.

«Конечно», — подумал Спаситель и покинул мысли Миньяна, оставив его на берегу реки размышлять о том, что не случилось.

Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной, как и Создатель, как и другие идеи, не была готова к дискуссии со Спасителем и восприняла новую идею так же, как воспринимала все, что рождалось из пустых оболочек. Это было простое нежелание вникнуть в суть, распространенное в мире идей не в меньшей степени, чем в материальном мире человеческих отношений. Для понимания содержания обычно достаточно имени. Для понимания сути бывает недостаточно долгой дискуссии, поскольку ведь и сама глубина идеи зависит от качества обсуждения, и меняется она по мере движения дискуссии от начала к неизбежному концу.

Спаситель явился не то чтобы незваным и нежданным, но — не вовремя. Спасителя не ждали и сначала не поняли.

Прошлое создает память. И понимать этот простой текст можно по-разному и одинаково правильно. Что первично? То, что миновало, то, что больше не повторится, как не повторяется рассвет, самое, казалось бы, привычное явление материального мира? Прошлое уходит, оставляя след, зарубку, память. Или все наоборот? Настоящее остается в памяти, а память, не желающая погибать, создает из себя прошлое таким, каким никогда не было реальное настоящее?

Верны оба заключения. И потому дуализм памяти-прошлого создает предпосылки как для гибели мироздания, так и для его спасения. Будущее становится настоящим, настоящее уходит в прошлое, и когда прошлое обнимет Вселенную, мир погибнет, поскольку существовать может лишь в настоящем. Но прошлое рождает память, и когда прошлое обнимет Вселенную, энергия памяти достигнет максимума. Эта энергия материальна и духовна одновременно, и именно в силу своего дуализма память и только она объединяет Вселенные.

Парадокс заключается в том, что энергия памяти рождает прошлое и становится прошлым — материальным, живым, существующим, таким, каким оно было в памяти. Но когда энергия памяти достигает максимума, она уничтожает рожденное ею прошлое, а следовательно — настоящее, не говоря уж о будущем.

Духовная Вселенная обратится в не имеющую размерности точку, и два других связанных с ней мира прекратят свое существование, а те существа, для которых жизнью является истинное настоящее, не успеют ничего ни осознать, ни почувствовать, не говоря уж о том, чтобы объяснить.

Так утверждал Спаситель, и Миньян, собрав воедино не только десять мысленных потоков, но и все всплески интуитивного подсознательного, согласился с этим далеко не очевидным утверждением.