Перед Аркадием была дверь, такая же стандартная, как и коридор. Рядом стоял невысокий крепкий мужчина с заспанным лицом и злым взглядом, скорее всего, это был комендант хостеля «Рябина», поднятый с постели в неурочный час: вскрывать дверь можно было только в присутствии официального должностного лица. Аркадий обернулся — двое понятых, мужчина и женщина, переминались с ноги на ногу и о чем-то тихо разговаривали. Женщина, скорее всего, была уборщицей, которая и обратилась в МУР, когда не смогла войти в комнату, а мужчина… Может, ее муж. А может, еще один жилец этого странноприимного дома, в котором Аркадий не смог бы прожить и одного дня.
— Приступайте, — разрешил комендант, прикрывая рукой зевок.
Аркадий подошел к двери, наклонился к замку и произнес:
— Ключ вставлен в скважину с той стороны.
— Ну, вы же знаете процедуру, сержант, — недовольно сказал комендант.
— Я констатирую для будущего расследования, — бросил Аркадий и добавил: — Отойдите в сторону.
Комендант сделал шаг назад. В правой руке Аркадия появилась отмычка типа «Бристоль», обычное средство для вскрытия дверей, используемое всеми оперативниками МУРа. Он ввел в замочную скважину острый конец и несильно надавил, чуть проворачивая рукоятку влево. Послышался легкий щелчок, ключ, вставленный со стороны комнаты, повернулся, прихваченный магнитным щупом, и собачка замка пришла в положение «открыто». Аркадий отключил магнит, вытащил из скважины отмычку и опустил в поясную сумку.
— Понятые, — сказал он, не оборачиваясь, — встаньте за мной, вы должны видеть…
Аркадий надел на правую руку резиновую перчатку, потянул на себя створку двери и вошел в комнату. Нащупал выключатель, и потолок высветился бледно-серым квадратом. Аркадий сразу увидел тело мужчины рядом с диваном. Мужчина лежал ничком, прижав к животу ноги.
— Вызовите «скорую», — бросил Аркадий, и комендант за его спиной что-то быстро забубнил в микрофон.
На мужчине был легкий домашний халат с длинными рукавами, достаточно короткий для того, чтобы не скрывать худых ног. Руки мужчины были раскинуты, правой он вцепился в ножку дивана, а пальцы левой были судорожно сжаты в кулак.
Аркадий наклонился. Никаких следов крови. Похоже, что тело было сведено судорогой, следствие сердечного спазма или еще чего-то… Следов борьбы нет, в комнате полный порядок, насколько вообще можно говорить о порядке, когда речь идет о жилище одинокого мужчины сорока трех лет.
Аркадий положил левую руку на висок лежавшего. Труп. Хладный труп — никаких сомнений. Умер не меньше четырех часов назад, значит, примерно в два ночи. Эксперт определит точнее, но в целом ясно.
Аркадий стянул с правой руки перчатку, аккуратно сложил и спрятал в сумку. Осторожно перевернул тело и не сумел сдержать возгласа изумления. Женщина из понятых, следившая за его действиями, коротко взвизгнула, а ее спутник воскликнул: «Ни хрена себе!».
Лицо мертвеца представляло собой обугленную маску. Глаз не было — скорее всего, глазная жидкость вытекла от неожиданного жара, какой бывает только в топке котла. Кожа почернела и съежилась. Нос, как показалось Аркадию, растекся по лицу бурой лужей. Но даже не это поразило его в первое мгновение: странной была граница между сожженным лицом и совершенно неповрежденной кожей шеи, ушей и затылка. По подбородку проходила четкая граница, отделявшая полностью сгоревшую ткань от полностью сохранившейся. Граница эта проходила по скулам и лбу — на миллиметр от волосяного покрова: волосы тоже сохранились и даже не были обожжены. Будто на человека надели маску. Маску смерти.
Похоже, женщину мутило, за спиной Аркадий слышал странные звуки, похожие на позывы к рвоте. Он вернул труп в прежнее положение — теперь, когда тело лежало лицом вниз, не было никаких оснований думать о том, что этот человек умер не от сердечного приступа, а от страшного огня, спалившего лицо.
— «Скорая» приехала, — сказал комендант.
— Пусть подождут, я сейчас закончу, — ответил Аркадий.
Он внимательно осмотрел комнату. На столе чашка с недопитым кофе. Одна. На плоской тарелке остатки бутерброда. Телевизор на кронштейне над диваном в режиме ожидания, хозяину комнаты достаточно было сказать ключевое слово и назвать номер программы. Аркадий ключа, конечно, не знал, да это и не имело сейчас никакого значения. Компьютер встроен в тумбочку возле письменного стола. Не очень новая модель, биологическая система, кажется, даже на световодах.
Аркадий подошел к окну — крайнему слева. На улице уже было светло, сверху машины на стоянке выглядели маленькими жучками. Рама оказалась закрыта не только на шпингалет, но еще и на шифровую защелку, обе стекла целы, ни проникнуть в комнату, ни тем более покинуть ее через это окно не мог никто. Аркадий перешел к другим окнам, где обнаружил такую же картину.
Труп в запертой комнате. Классика.
— Врач может войти, — сказал Аркадий и щелкнул тумблером нагрудного микрофона.
В глазах потемнело, в висках закололо, а затем туман рассеялся, и Аркадий на секунду прикрыл глаза ладонью — у него всегда сбивалась фокусировка зрения, когда он возвращался из виртуального пространства.
Труп в запертой комнате. Может, и классика. Муровский оперативник сделал свой вывод и отправился пить утренний кофе с рогаликами. Муровский эксперт, изучив доклад и справившись по картотеке, сделал вывод о том, что убийство не относится к числу заказных и, следовательно, не входит в компетенцию государственной системы правоохранения. А теперь Аркадию Винокуру, частному детективу, придется возиться с задачей, которая на первый взгляд выглядит нерешаемой в принципе. Ясно, что использована какая-то техническая новинка. Ясно также, что действие было направленным, и убийца пользовался окнами.
Бытовики и уголовники так обычно не действуют. Попросту не имеют возможности. Значит…
Впрочем, к чему сейчас рассуждать — информации пока недостаточно.
Глава вторая
Государственный хостель «Рябина» сверху выглядел крестиком, небрежно намалеванным между четкими линейными обводами стандартных домов-сборников. По какой-то причуде архитекторов каждая сторона креста отличалась длиной от остальных. К тому же, здесь не было ни одного прямого угла, так что скорее это был не крест в традиционном понимании слова, а паук, у которого мучители-вивисекторы оторвали половину лап. Судя по расположению здания, комната Подольского находилась в самой длинной стороне креста, торчавшей на юг подобно ятагану, который пытались выпрямить непонятливые оружейники.
Дорога заняла на удивление мало времени — не прошло и получаса, как Аркадий позволил радару стоянки взять на себя управление и посадить машину на самом краю площадки, между БМВ допотопного выпуска, кажется еще первой трети века, без крыльев и дизельным двигателем, и какой-то японской новинкой, способной, судя по расположению элеронов, не только брать вертикальный старт, но и производить воздушную стыковку, позволяя пассажиру, сидевшему справа от водителя, переходить из одной машины в другую на высоте до трех тысяч метров. Аркадий читал об этой новинке и даже видел по стерео — естественно, у какого-то «крутого», которого «заказали» на прошлой неделе. Новинка называлась славным японским именем «Кабуки» и стоила всего-навсего тридцать две зарплаты. А если добавить еще зарплату Алены со всеми добавками — до двадцать одну. Если брать в рассрочку на два года, то от зарплат останется кое-какая мелочь, которой не хватит даже на страховку, а на питание придется просить у прохожих в подземном городе под Красной площадью.
Интересно, что делает хозяин этой «Кабуки» в столь непрезентабельном районе города? — подумал Аркадий, выбираясь из машины Виктора и передавая сторожу стоянки ключи и технический талон. У входа в хостель стояла группа людей — мужчины лет по сорока-пятидесяти, Аркадий прошел мимо, опустив голову, ему не нравилось быть объектом изучения. Женщины — куда ни шло, для них это естественно. А мужчинам лучше бы заниматься делом, тем более что шел уже десятый час, рабочее время. Бездельники. Государственное жилье, пособие, позволяющее не помереть с голоду, — жизнь-трава. Неужели погибший Подольский тоже был из таких? Не похоже. Обстановка в комнате, зафиксированная муровским оперативником, свидетельствовала скорее о том, что покойный принадлежал к распространенному среди одиноких мужчин типу трудоголиков, которым все равно где работать — любое дело они делают истово и посвящают ему всю свою неудавшуюся жизнь.