Открыть дверь своим ключом не могу, приходится постукивать коленом в дверь, на удивление быстро дверь распахивается:

— Мааам, у нас для тебя сюрприз, идем скорее, — горланит сын, но почему — то быстро осекается.

Накрутить себя за секунду? Да, пожалуйста! Увидел цветы и расстроился, накрутит себя, и не дай бог ему станет плохо. Я уже начинаю жалеть, что не оставила букет на работе, когда сын произносит:

— Ну как так! Я думал, ты обрадуешься, а ты еще один принесла, — огонек в сыне стремительно тухнет.

И хотя причину я так и не установила, но очень хочется его приободрить. Букет всё — таки на пол, Егора обнять. Целую макушку и прижимаю к себе.

— Ну чего ты, зайчонок, — говорю, прижимаясь губами, — Ты ж мой главный сюрприз.

— Да вон, — машет куда — то мне за спину, — Тебе принесли. Первый раз такой огромный.

Оборачиваюсь и вижу огромную корзину с белыми розами. Я то и одну не знала, как объяснить, а тут. Чтоб вы понимали, я трусиха, и максимально стараюсь поймать статику в своей повседневной жизни. Всплески эмоций, не моё. Мне они дорого обходятся.

— Откуда?

— Сегодня днем принесли, — немного хмурится, — Мужчина какой — то.

— От тебя?

— Мам, ты чего? — хмурится сильнее.

— А кто кроме тебя?

— Ты хоть знаешь, сколько это стоит? — говорит максимально серьезно, как с маленькой, — У меня столько нет. Как будет куплю, и побольше.

Снова прижимаю ребенка к себе. Мы с ним тактильные маньяки.

— Не надо побольше, ты же меня знаешь, остальное можно едой.

— А мы с Аней макароны варили. Я сам сыр тер, а Арина чистила сосиски.

— И ты молчишь? Специально отвлек меня этим веником, — специально театрально охаю. Надо отвлечь.

— Тебе бы только поесть, — журит сын.

— Что правда, то правда. Мою руки и ты меня кормишь, — у нас есть излюбленные темы, подруги могут сказать, что я пью много, сын — ем.

Зайдя на кухню, обнаруживаю там Аню, как всегда суетится. Чтобы бы мы без нее ели, не ясно, на меня не всегда можно рассчитывать.

— Гор тебя сдал, признавайся от кого сегодняшняя оранжерея? — как всегда, Аня и пытает по-доброму.

— Мне подбросили.

Аня качает головой. Мол, нет.

— Ошиблись адресатом.

— Дважды?

— Сомнительно, да, — задумываюсь, — Не знаю, Ань, правда.

Пока я переодеваюсь, дома подозрительно тихо. У нас так редко бывает. Застаю всех на кухне, проводящими детальный осмотр букета, становится очень смешно.

— Вы б его сразу распотрошили, не стесняйтесь и не в чем себе не отказывайте.

— Он очень красивый, — в один голос сообщают Аня с Ариной. На что Егор громко фыркает.

— У него есть один недостаток, его нельзя съесть, — говорю, доставая тарелки.

— Это точно не от того мужчины? — спрашивает Аня, когда мы уложив детей вместе с ней раскинулись на диване.

— Не вижу повода дарить мне цветы. Он предложил, я отказалась.

— И зря отказалась, — произносит Аня вполне себе серьезно.

— Вполне серьезно отказалась переспать с человеком, которого видела второй раз в жизни? Верните мою Аню, ты не моя.

Анюта откидывается на подушки и смеется.

— Я просто подумала, мы с тобой такие правильные, аж тошно.

— С чего это вдруг? — настрой подруги реально удивляет, если в себе сомневаться я могу, то в ней точно нет.

— Сегодня Раиса Сергеевна, когда мы проходили с ребятами, слишком громко сообщила кому — то по телефону, что в ее доме живут лесбиянки. И мало того, что живут, детей растят. Стыд потеряли, — медлит, — Как думаешь, о ком это она? Да и еще так громко, — вздыхает, — Я потом пол дня мелким объясняла, кто это такие и почему так возмущают соседку.

Мне хоть и смешно, но причину Аниных переживаний я понимаю, мы с ней в одной лодке.

— Хочешь, назло ей замутим? — придвигаюсь к ней ближе, стараясь не смеяться.

— Да ну тебя, — толкает меня ногой в бедро, — Я же серьезно. Ладно Ариша, но Егору точно папа нужен. Как ты будешь одна, он ведь растет.

— Как по мне неплохо растет. Тьфу, тьфу, тьфу. Ань, — я медлю, не моя любимая тема, — Ты не хуже меня знаешь, что можно дать и жить счастливо, а можно просто дать. С меня не убудет, но зачем? Он даже не старался сделать вид, что его интересует не только секс. Я не претендую на руку и сердце, но прийти к мужику в номер, потрахаться и свалить. Это не моё.

— Потрахаться. Фу. Слово то какое, — Анюта в своем репертуаре.

— А как это можно назвать? Любовью иначе занимаются, — ну всё, Аня краснеет.

— Тоже мне специалист нашлась тут. У меня и то опыта поболее будет, — произносит с настолько важным видом, что можно упасть, — И практика была не так давно, как у некоторых, — к концу своей речи она всё же начинает хохотать.

— Ни дать, ни взять, бывалые! — перегибаюсь через диван, и тянусь за бананами, — Практикуйся, блин, — протягиваю ей один.

— Какая же чудо вещь, твоя радио няня. Я бы, честное слово, оставляла открытыми обе двери в квартиры, чтоб слышать Аришу, вдруг что, — легкость характера и умение быстро сменить тему одни из лучших черт Ани, хотя таковых и много.

— Раиса Сергеевна сказала бы тебе спасибо за это, просто стоять под дверью в тамбуре и все знать. Благодать. А так что, стакан с собой носить, а может и что — то современнее.

— Думаешь, слушает?

— Надеюсь, что нет, но в случае чего, могу подыграть. Постонать, — последнее слово произношу с придыханием.

— Дурочка, — резюмирует Аня смеясь.

Свою излюбленную фразу о том, что поспать, это мое любимое и единственное хобби, я вспоминаю чаще всего утром, когда не могу продрать глаза. Хотя… могу, но… не хочу. Просыпаюсь как всегда без пятнадцати шесть, встать всегда тяжелее. А всё потому, что в полночь я вспомнила о маковом рулете. Часто вы в полночь ставите дрожжевое тесто, подниматься? У меня вот бывает.

О моем утреннем настроении думаю, не стоит говорить. Пока готовлю завтрак, в голову приходят мысли об Гайворонском, вернее слова Ани, о том, что стоит попробовать. Понимаю, что бред и все равно думаю.

После переезда на юг моя жизнь выровнялась. Количество эмоциональных всплесков минимизировано. Кто — то скажет скучно, но я так долго к этому стремилась, и стоило это слишком дорого. Большинство коллег, которые пекутся о моей личной жизни, не верят, что я не испытываю ноющего чувства одиночества. Удивительно, конечно, но факт — я не страдаю, мне не больно от того, что у меня нет мужчины. Может быть, во мне слишком много равнодушия?

Из мыслей меня чуть не опускает на землю Егор, в прямом так смысле. Разбегается и запрыгивает мне на спину, обвивая шею руками, а бедра ногами:

— Я почувствовал мечту и проснулся! — весело сообщает, — Прихожу, а она вот она, мечта моя, — облизывается и указывает на рулеты.

— Не знала, что обезьянки мечтают о маковых рулетах, — отвечаю, придерживая мелкого за ноги, — Доброе утро, зайкин.

— Доброе утро, самая лучшая мамочка! — мелкий тянется и целует, куда — то в скулу.

— Ты наглый подхалим, — смеюсь.

Егор обнимает крепче, хватка мертвая:

— Нет, правда, самая — самая. Люблю тебя, и всегда буду жить с тобой!

— Вот уж обрадовал. Я тебя тоже люблю, но «всегда» это слишком, родной, — говорю, усаживая сына на стул.

— Но лет то десять можно еще? — интересуется серьезно.

— Десять — нужно.

В дверь стучат, и Егор несется, резво спрыгну со стула. Мы оба знаем кто там.

— Сумашедшая, — выносит вердикт Аня, — Я же от тебя ушла почти в полночь, тестом и не пахло.

— Бессонница, — отмахиваюсь, — Кашу сварила. Покушайте сами, я не успеваю, — обнимаю подругу и иду собираться. Все положенные объятья, и даже больше, я получаю от рук сына, Ани, Ариши и Лены. Настроение реально улучшается.

Плюс маленьких городов в том, что все под рукой, доступно в ходе пешей прогулки. Сказать, что слишком скучаю по Питеру, не могу. Разве что культурная часть жизни уступает. Но идти вдоль набережной у моря на работу, по хорошей погоде, пусть и без солнца, доступно далеко не в каждом городе. Хорошее настроение по чуть — чуть начинает улетучиваться в холле. Все четыре года работы меня поражает объем излучаемой моими коллегами значимости. Может, конечно, это я, и сидящие со мной в одном кабинете девчонки, проще к этому относимся. Но идя по коридору чаще можно словить надменный, или как минимум снисходительный взгляд. Каждый раз думаю о том, что не хотела бы я быть проверяемым, в Питере почему — то было проще.