— Короче. Познакомились мы с Ией в школе. Пришла она к нам зимой, хоть и числилась с нами сразу. А когда пришла… Мы все офигели. Милая, как с картинки, девчушка. Но очень отстраненная. Самоуверенно — снисходительная, — слегка улыбается вспоминая, — Сидела на первой парте, с ботаником нашим. В первом классе ботан — это диагноз.

Интонации резонируют. Если об Ие говорит с теплотой, то о парне с явным презрением.

— Её все задирать пытались, даже девчонки. От зависти. Конец девяностых, одеты мы были как попало, хотя не сказать что кто — то бедствовал. А она как с картинки. Красивые платьишки, юбочки, белые блузки. Хочешь — не хочешь, взгляд именно за нее цеплялся. Стрижка всегда идеальная. Попроси у нее, она фото покажет, — киваю. Дурак, как ты просить собираешься? — Так вот ей всегда было всё равно, у нас уже пар из ушей валит, а она посмотрит небрежно, и отвернется. Или еще хуже, скажет что — то едкое, и с тебя класс ржет весь день. И вот этот самый ботан, решил за счет нее самоутвердиться. Она так и не сказала потом, что он именно сделал, но увидел я её за школой плачущей. Сидела в своем темно синем платье на пыльных ступеньках и горько плакала. Ушлепок, — понять о ком речь не сложно. Челюсть сжимается, — Это я к чему. Она ранимая, Макар, даже когда так не кажется.

— Понял уже, — говорю сквозь зубы. На себя злюсь пздц. Вспоминаю своё «Приезжай сегодня ко мне», и себе самому хочется башку разбить. Взгляд её тот, совершенно не понимающий, а потом…

— Её отец со своей новой женой воспитывал. Это ты знаешь, — киваю, — Так как отца она никого не любила. Ну разве что сына. Мужик был что надо. Она у него одна была. После его смерти она с мачехой осталась. Мамашка её к себе не пожелала забрать, — напрягаюсь мгновенно. То, что мама Ии жива, я понял, она вскользь сказала. В глазах тогда было столько боли, что вопросы задавать не хотелось, — Хотя Лариса Васильевна — мама вторая её, не отдала бы. После всего, — Егор проводит рукою по волосам, на затылке делая захват, — Не мать, а кукушка.

Встает, подходит окну и закуривает. Через пару секунд на телефон падает сообщение: «Всё по плану?» — парни свое отрабатывают. Только какой нахрен план? Отвечаю.

— Твои бы ещё фонариком в окно посветили, — усмехается Иин друг, — После смерти отца ей очень не хватало любви и внимания. Лариса человеком была прекрасным, но чувства не особо свои выражала. Ие же мало быть самой лучшей, ей надо быть единственной, самой необходимой. Всего одного человека достаточно. Так уж вышло, что со смерти папы и до рождения сына таких людей не было.

— А как же ты, верный друг? — спрашиваю иронично.

— Ну…, - передергивает плечами, словно ему неприятно, — Верным меня назвать можно только с огромной натяжкой, — смотрю тот же самый коллаж с фото, — Верно мыслишь. Сын родился, когда мне было девятнадцать. Ие, соответственно, восемнадцать. Блд, — Егор сжимает кулак, и постукивает им себе, — Хочешь увидеть недоумка, посмотри на меня. Так берег свою девушку, что трахал других, пока одна из них не залетела. Не смотри так на меня, я сам всё знаю, — отмахивается, — Самое поганое в этом, что как только мы с ней расстались ей в доверие начал втираться этот мудила. Бесил неимоверно, но она за собой его таскала, чтоб я не лез. Один единственный раз повелся на уговоры родителей, и всё просрал. В общем, года через полтора они стали реально встречаться. Прикинь, Ия, и какое — то что с неё ростом. Вообще никакой. Естественно, блин, он её ревновал. Понимал ведь, что не дотягивает. Нельзя таким девушкам встречаться с обычными, они же, блд, комплектуют. Чувства сводя с ума, и как следствие выплеск агрессии, — дальше уже не слушаю. Сам и так понимаю что к чему.

— Он её беременную избил? — когда мы с Ией и мелким гуляли в Крыму, в парке беременной девушке стало плохо. Мы с мелким были неподалеку, она же отпаивала девицу водой, пока ждали супруга. Говорила о том, что знает как трудно бывает выносить двойню. Потом в разговоре мельком сказала, что у неё вот не вышло. Ия умеет дать понять, где та грань, за которую она не переступит, можно даже не спрашивать.

— Молоток. Сходу понял, а я вот понял только когда, сука, поздно стало, — охватывает голову руками и закидывает, — Думал, убью его после, только толку. Хотя лучше бы не оттаскивали, говорят мучается сейчас инвалидом, — кадык дергается, у обоих, — Она мне звонила тогда. Жена трубку взяла, естественно мне потом не сказала. Ненавидела просто Ию, — собеседник выглядит настолько разбитым, что остается только пожалеть, — Он ей голову разбил и уехал. Она из квартиры даже выйти не могла. На следующий день только. В БСМП наш местные, у них же и травма и роддом, все в одном месте. Только её там послали. На следующий день уже скорая привезла. Одного из мальчишек спасти не смогли.

У меня нет слов. Сидим и дружно сверлим взглядом бутылку, как она не загорелась еще от накала. Как можно ударить беременную. От тебя самого беременную девушку.

— Они недоношенными родились. Егор родился, Игоря мертвым уже достали. Она каждый год прилетает, к нему в том числе, — Завьялов откашливается, — Я её когда увидел после, думал умом она тронулась. Но нет. К концу первого года жизни Егора она на призрака стала похожа, скелет обтянутый кожей. При её сто семьдесят три, сорок пять это мало. Мне, реально, казалось, что ела она только когда мы к ней приходили и заставляли поесть. Мелкий, правда, хорошо пошёл, к году уже можно сказать все потери нагнал. Что она с ним только не делала. Пока ей самой плохо не стало, — теперь замолкает надолго.

— Обезвоживание? — понимаю, что это не театральная пауза, но меня уже подрывает.

— Ретроантероградная амнезия, на фоне перенесенной черепно — мозговой, ну и стресса с усталостью, — нет, вот теперь у меня нет слов, — Мне коллега её позвонила. Приехала её проведать, а Ия стоит с мелким и плачет. Понимает, что мальчик её, но не помнит. Как по мне, она и себя тогда плохо воспринимала. Несколько месяцев лечения. Большую часть она вспомнила, но не всё. Потом говорила, что моменты появляются в сознании. Это полный пздц был, Макар. Я себя простить не могу, — взгляд снова осмысленность приобретает.

У меня всё внутри коркой льда покрывается. Она ведь маленькая, совсем беззащитная.

— Она ведь не рассказала сначала. Только то, что они поругались, и она сказала уроду, что хочет расстаться. Мол, ударил её он, и всё. Первый раз ему только челюсть сломал, может быть пару ребер. Когда лечение она проходила, оказалось, что у нее серьезная гематома была, но к счастью, микротрещина образовала…

— К счастью, череп может «к счастью» треснуть? — сходу орать начинаю.

— Выпей, — наливает пол бокала, толкая ко мне, — Представь себе, к счастью. Нам так в больнице сказали. Если бы не эта трещина, она б умерла. Её ж никто не лечил, а так «самоисцеление», блд, — смахивает со стола бокал и часть тарелок, — Я не знал, блин, не знал. В первый раз когда она приехала, снимок ей сделали, но ничего не назначили, хотя все на снимке было видно. Как в плохом кино, там тетя Артура её работала. Сразу вкурила, что к чему, с коллегой своим договорилась, чтоб домой отправил. После родов её делали повторный, там уже сгустка не было. — снова трет руки, — Эта сука сидит, там полно за что, а козлина свалил куда — то. Надеюсь, не лечит урод.

Не знаю, сколько мы времени разговариваем, но список на утиль разрастается быстро. Как после этого, эта старая сука, бабушка, блд, могла говорить что — то Ие.

— Она сама тебе этого не расскажет, Макар. Стесняется очень. Ее скромность всегда за высокомерие принимали. А после этого… в её отношении к себе вот такая дыра, — разводит руки в стороны, шире головы, — Страшно и одиноко. Если хочешь помочь — помоги. Только силы свои оцени перед этим. Это я тебе как друг говорю, — усмехается грустно.

Мысли поселившиеся в голове после разговора с Завьяловым подобны стае назойливых мух, одну отгоняешь, две появляется. Трудности давно не пугают, но у меня, у взрослого мужика, в груди сдавливает до боли, когда понимаю, через что молоденькой девушке пришлось самой пройти.